Творцы миров, стр. 70

– Вы правы. Я вот тоже не понимаю, почему все так зациклились на киллерах и наемниках? Почему не делают следующий шаг: так же поэтизировать карманников, домушников, борсеточников?

Кирич раскрыл рот.

– Это… как?

– Их жизнь, – объяснил Скоффин, – тоже полна романтики! Хоть и не стреляют направо-налево, но тоже не ведут скучную и унылую жизнь трудового человека: утром по будильнику на работу, семь часов в офисе, полтора часа на дорогу домой, жалкое жалованье… А тут романтика: подбирай ключи к чужим квартирам, вырывай сумочки у женщин, очищай карманы у зазевавшихся покупателей…

– Гм…

– Или жизнь сутенеров, – продолжал Скоффин. – Это же и романтика, и море удовольствия…

Кулиев развернулся в кресле, лицо непроницаемое, как у Нельсона Манделлы.

– Про сутенеров уже есть, – сообщил он.

– Где?

– Пока только в американском кино. Мол, все профессии хороши, выбирай на вкус…

Глава 8

Неутомимый Скоффин подыскал помещение под офис попросторнее, я осмотрел и фыркнул:

– Шутишь?.. Мы в состоянии купить уже отдельно стоящее здание. В Центре. Так что если хочешь в муравейнике, в смысле, на то есть желание нашей команды, то выбирай раза в три шире. Где-то нужно располагать и нанятые команды. Все-таки лучше, чтобы за ними глаз да глаз…

Он подумал, сказал с сомнением:

– Это пока что слишком резкая нагрузка на финансы.

– Не тяжелая, – заверил я. – Я заплачу из своей доли.

Он криво ухмыльнулся:

– А хорошо, когда доля пятьдесят один процент?

Ворпед и Аллодис понимающе переглянулись, на мордах ухмылки. Знают, что я весь свой доход трачу на байму, и никто мне не запретит, это же мои деньги, но и никто не укажет, куда лучше вкладывать, опять же потому, что это мои деньги: куда хочу, туда и трачу. И на счетах у нас примерно одинаковые суммы, а у меня даже меньше: когда доля во столько раз выше, то не жалко тратить.

– Отдельно стоящий домик, – рассудил Скоффин, – потом!.. Если выживем. А пока что…

Его проводили веселыми напутствиями, все знаем, что уже выжили. И уже заработали. Хоть как-то прошло это незаметно и неинтересно. Денег на счетах миллионы, а мы все еще не пьяные.

Офис Скоффину подыскивали десяток агентов, а он только придирчиво осматривал те, которые отметил из предложенного списка. Наконец выбрал огромные светлые площади в массивном доме госплановской постройки, нижний этаж занимает крупный банк, второй этаж поделили нефтяники, алюминиевые и газовые магнаты, а мы арендовали весь третий этаж.

Полдня ходили в растерянности, не зная, как здесь расположиться в этих огромных, как футбольное поле, комнатах. Наконец Скоффин снова взял в свои руки и рассадил всех в одном уголке, а прочую площадь, как он объявил торжественно, не может без ехидства, шеф отдаст под команды нанятой черни, за которыми глаз да глаз, что значит, мы из стаза разработчиков плавно переходим в стаз надзирателей за разработчиками.

Интервью приходилось давать и раньше, а теперь, когда переехали в такое здание, нас заметили и ведущие телеканалы, крупнейшие газеты. Я перестал пугаться при выходе из здания, когда ко мне бросался с подвешенным на пике микрофоном волосатый мужик, а за ним спешил оператор с телесооружением на плече. Вспышки блицев настигали и в машине. Скоффин с ехидной улыбкой говорил, что шеф становится публичным, якобы для краткости обрывая «…человеком», и все тоже ехидно улыбались.

Сегодня я принимаю по договоренности корреспондента из РБК, милую женщину с обаятельной улыбкой и серьезными глазами, что задает довольно точные вопросы, изредка заглядывая в блокнот, не забывая красиво забрасывать ногу на ногу то так, то эдак. А так как мы оба в роскошных креслах, между нами только низенький столок, я уже через пять минут интервью начал гадать: есть ли на ней трусики, хотя бы типа стрингов, или же по последней моде ходит без них, чтобы якобы вроде нечаянно, в очередной раз меняя положение ног, демонстрировать подбритую полоску волос в самом низу живота.

Она верно угадала ход моих мыслей, ну еще бы не угадать, если области, в которых ход мыслей академиков и грузчиков неотличим, чуть-чуть поощряюще улыбалась, оценивая знаки внимания, ибо теперь комплименты идут вот в такой форме: смотрит под юбку, когда я поднимаюсь по лестнице, значит – нравлюсь.

– И все-таки, – сказал я в который раз, – наша работа проходит больше в сфере искусства, как это не звучит высокопарно. Сфера бизнеса для нас все еще темный лес. Мы можем только служить примером, что и люди искусства могут добиваться материального благополучия…

Она мягко улыбнулась, спросила мягким постельным голосом, прекрасное сочетание с умным взглядом и точно поставленным вопросом:

– Но ведь вы начинали работу с минимальными средствами, а теперь ворочаете миллионами? Вернее, десятками миллионов долларов?

Я развел руками.

– Можно сказать, что нам повезло. Хотя сам придерживаюсь мнения, что удача приходит только к тем, кто к ней готов.

– Но у вас, судя по вашей биографии, были и неудачи в бизнесе?

– Иногда, – ответил я с бодрой улыбкой, – полоса неудач оказывается взлетной.

Промолчал, что там, где заканчивается полоса неудач, чаще всего начинается территория кладбища, и пока барахтаемся, у нас есть надежда, но у нашей команды в самом деле все получилось, теперь только бы не сорваться в штопор…

– Ваша команда с вами в прежнем составе? – спросила она задумчиво. – Как вам это удалось?

– Примитивы, – ответил я с пренебрежением. – Ничего не видят, кроме работы. Ни пьянок, ни баб, ни загулов на загородных дачах с фотомоделями… Пойдемте взглянем?

Она с недоумевающим выражением, но с той же любезной улыбкой вышла из кабинета, я придержал дверь и закрыл за нами. Скоффин бросил в нашу сторону недовольный взгляд, но я не отреагировал, еще ни разу не видел Скоффина довольным, остальные вообще не обращали внимания, кто в бою за высоту, кто удирает от мобов, только Аллодис и Ворпед добросовестно мультиплексили текстуры дворцов грядущего аддона.

Николай, рубясь с толпой стражников, бодро напевал:

– Еще не все порешены… Еще не все… Ага, то-то! Мы пацифисты, но если надо – отпацифиздим по полной программе…

– Напали? – спросил Секира издали.

– Ага, сволочи… Откуда только и выпрыгнули…

– Во всем виноваты евреи, – сказал Секира, подумав. Еще немного подумав, закончил со вздохом: – Это их Бог нас всех сотворил.

– А наш Бог сотворил еврейского, – ответил Николай бодро, – ибо раскопками доказано, что первой была Украина, а уже из нее образовались Хаос и Тьма, где и зародился еврейский Бог… Подай отвертку, халдей!

– Мы не халдеи, мы хасиды.

– А есть разница? – спросил Николай. – Вот и для Скофа все равно кого взрывать, все вы, гады, виноваты… Перекинь мне файлы, что тебе вчера дал Аллодис.

– Я их еще не подправил…

– Ну вот, а брешете, что евреи – работящие. Это мы, хохлы, работящие! Просто работать не любим и не умеем…

Телеведущая сказала, понизив голос:

– Ваша фирма вообще-то может быть образцом! По толерантности.

– Наша? – удивился я. – У нас друг друга поедом жрут!

– Я имею в виду подход к национальным и даже расовым проблемам, – объяснила она еще тише и опасливо посмотрела по сторонам. – У вас так мирно уживаются русские, евреи, исламисты и даже фашист…

Я наконец врубился, хихикнул, чувствуя себя неловко, развел руками.

– Ролевики.

– Простите?

– Роли отыгрывают, – объяснил я. – Как и в игре… Когда я играл здоровенным орком, я рычал и говорил, что всех порву, когда маленькой девочкой – хвастался, что я хорошо учусь в школе и помогаю маме мыть посуду, а когда старым гномом – то кряхтел, жаловался на суставы и вспоминал молодость…

Он помрачнела, вздохнула.

– А, вот в чем дело… А я уже поверила, что они в самом деле…

Я пожал плечами.

– Да кто их разберет, кто они на этом самом. Кто на такую ерунду смотрит? Я не знаю, кто у нас евреи, хотя без них ни одно дело не обходится, так что еврей вполне может отыгрывать роль русского националиста или хохла-запорожца, а русский – исламского фундаменталиста. Когда занимаются делом, а не дурью маются, то отыгрывание ролей забавнее…