Труба Иерихона, стр. 46
Дмитрий шагнул к ней навстречу. Она поставила чемоданы на тротуар, со счастливым вскриком ринулась ему на шею. Он подхватил, закружил, в голову ударил сладкий запах ее здоровой чистой кожи, в ушах слышался ее радостный визг.
Трое ее спутников тоже опустили чемоданы и сумки. Таксист выскочил, поднял крышку багажника. Пока богатые туристы не передумали, надо успеть все уложить, распахнуть перед ними дверцы. Хоть американцы и говорят о равноправии, но очень любят, когда им кланяются…
Дмитрий с неохотой опустил Виолетту. Ее каблучки звонко стукнули по асфальту. Она все еще обнимала его за шею, глаза смеялись.
– Представь себе, я только сегодня утром о тебе думала!.. Ты мне снился, вот и подумала. И надо же, едва вышли из самолета – ты здесь!
Она обернулась к своим спутникам. Все трое наблюдали за нею и Дмитрием с добрыми улыбками. Виолетта помахала рукой, другой все еще обнимала Дмитрия за шею, чтобы не исчез, не пропал, как исчез тогда, когда ее яхта вошла в территориальные воды США…
Когда трое приблизились, она прощебетала счастливо:
– Это Джон Смит!.. Мы с ним познакомились… словом, в одной стране. Латиноамериканской. Джон, это Себастьян Гротерман…
Мужчина протянул Дмитрию руку, сказал с дружелюбной улыбкой:
– Зовите меня Себ.
Как собаку, подумал Дмитрий, но руку пожал с удовольствием. Пожатие у этого Себа было открытое, дружелюбное, искреннее. Женщина мило улыбнулась Дмитрию, в этой улыбке были и намек, и обещание, сказала воркующим голосом:
– А меня – Кэт.
Третий протянул руку и сказал бабьим голоском:
– Константин, но это никому не выговорить, так что – Кон!
– Привет, Кон, – сказал Дмитрий, пожал руку.
На него смотрели как на давнего друга. Виолетта обнимала его за шею, победно посматривала на всех, особенно на Кэт. Себ кивнул на поджидавшее их такси:
– Рад был встрече, Джон. Нам надо ехать, мы остановились в «Fujairah Hilton». Если что, заходи. Успеем пропустить стаканчик, завтра у нас трудный день.
Виолетта с неохотой начала высвобождаться из рук Дмитрия, пояснила виновато:
– Мы из Корпуса Мира. Завтра уже предстоит не то кормить беженцев, не то раздавать им листовки… Позвони мне, хорошо?
– Сразу же, – пообещал Дмитрий. – Не успеешь войти в номер.
Виолетта рассмеялась:
– Позволь хотя бы принять ванну!.. Впрочем, я захвачу телефон с собой.
На него посматривали ожидающе, Дмитрий с улыбкой вскинул руки:
– Нет-нет, я не совсем коллега! Я не из Корпуса Мира, клянусь.
Глаза Себа весело блеснули. Он сказал негромко:
– Виолетта как-то рассказывала про один удивительный эпизод в одной латиноамериканской стране… Мне кажется, она даже упоминала имя Джона. Или похожее на это имя… Да, я чувствую, из какого именно вы Корпуса!
Он засмеялся, снова пожал руку, уже крепче, усадил в машину женщин и влез следом. Дмитрий смотрел на отъезжающую машину, веселое личико Виолетты постепенно смазывалось в заднем стекле.
Улица двигалась навстречу неровными толчками. Дома покачивались, люди мелькали мимо, как призрачные тени, пестрые, но все как будто происходило в другом мире. Перед глазами стояло смеющееся лицо Виолетты, ее полные губы, прекрасные лучистые глаза. Когда она смотрела на него сейчас, в них то зажигались звездочки, то прыгали чертики.
Похоже, она в самом деле не только вспоминала его, но и говорила о нем этим… из Корпуса Мира. Не зря он сразу ощутил то тепло, с которым смотрел на него Себ. Да и все из этого отряда, Корпуса Мира, как они называют себя, смотрели на него дружелюбно и весело.
Возможно, по рассказу Виолетты легко сопоставили его бегство из Колумбии с жестокой расправой над королем наркомафии. Демонстративной жестокостью, которая, однако, резко сократила поставку героина в США…
Задумавшись, он не сумел миновать столкновения с веселой толпой туристов, веселых и восторженных дикарей не то из Швеции, не то из какой-то еще раскрепощенной страны. Во всяком случае, когда он выбрался, рубашка его была расстегнута, на щеках пламенели поцелуи, он украдкой проверил пальцем, не расстегнута ли «молния» на брюках, и тут только обнаружил, что в ладони зажат клочок бумаги.
ГЛАВА 25
Побывав за кордоном, ему стало казаться, что только в России знать живет в центре городов, а беднота – на окраинах. Здесь центр города был великолепен, богат, фасады домов отделаны мрамором и цветными изразцами. Но когда он выбрался на окраину, ощутил, что все состоятельные живут именно здесь, а центр… это что-то вроде негритянского гетто.
Опрятные особняки тянулись вроде бы одинаковые, везде ажурные заборы, за ними просторная зелень лужаек размером с футбольное поле, опрятные коттеджи, как сказали бы в России, индивидуальной постройки, крохотные телекамеры на воротах.
Особняк, к которому он направился, от соседних не отличался ничем. Подчеркнуто не отличался.
Дмитрий толкнул дверь, почему-то показалось, что не заперто. Калитка отворилась без скрипа. Не спеша, настороженно он пошел по вымощенной камнем дорожке. По бокам время от времени взлетали серебряные струи фонтанов. Зеленая трава блестела сочными, хоть сейчас в салат, листьями.
С боков к коттеджу примыкали фруктовые деревья. Дмитрий почти дошел до крыльца, когда сбоку вышла молоденькая женщина. Обеими руками прижимала к животу корзинку с фруктами, милое курносое лицо было добрым, чуть раскосые глаза сузились еще больше, а на губах сразу заиграла приветливая улыбка.
– Здравствуйте, – сказал Дмитрий. – Извините, что я вот так вошел… Калитка не заперта…
Женщина засмеялась:
– Мы ее никогда не запираем!.. Вы к Джорджу?
– Если не слишком потревожу, – сказал Дмитрий.
– Он перед телевизором, – снова засмеялась женщина. – Сейчас матч на кубок Панарабских игр. С Джорджа сейчас можно снять штаны, измазать его ваксой, постричь, даже взять его пиво, он все равно не оторвется от экрана!
– Я все это проделаю, – пообещал Дмитрий.
– Обязательно сделайте, – напутствовала женщина в спину.
Комнаты открывались одна за другой. Воздух был настолько прохладный, что Дмитрий невольно покосился на широко распахнутые окна. Там дикий зной, как ухитряются поддерживать среднемосковскую температуру?
Из пятой или шестой по счету комнаты несся рев заполненных трибун, свистки судей, торопливая скороговорка комментатора. Телевизор огромный, как киноэкран, стоит посреди просторной комнаты, а грузный мужик в кресле сидит прямо перед телевизором, касаясь его ногами.
Мужик голый до пояса, обрюзглый, с лежащим на коленях животом. Справа под рукой передвижной столик, на нем две бутылки пива пустые, три еще полные. Ни тараньки, ни креветок, что понятно – можно подавиться, если мяч влетит не в те ворота…
– Вильям? – сказал он нетерпеливо, головы не повернул. – Бери стул, садись. Пиво в холодильнике… Черт, да разве же так передачу принимают?
– Действительно, – сказал Дмитрий громко, – не так.
Он стоял, не садился. К хозяину наконец пришло осознание, что что-то не так. Он быстро зыркнул в сторону незнакомца, буркнул:
– Что там?.. Счет за телефон?.. Оставь на столе и убирайся.
– Джордж, – сказал Дмитрий внятно. – Это не телефон. Это я. Это Верона, если хочешь.
Некоторое время Джордж тупо смотрел в экран, где метались футболисты. Казалось, до него не дошло сказанное, потом краска начала покидать багровое лицо. Он бледнел и бледнел, пока лицо не стало нездорового синюшного цвета, а сам не уменьшился почти вдвое.
Когда он посмотрел на Дмитрия, в лице не было ни кровинки. А в глазах… нет, не страх, а какая-то глубоко упрятанная тоска.
– Верона? – повторил он. – Ах да, нет жизни без Вероны…
– Как сказал Уленшпигель, – сказал Дмитрий.
– Уленшпигель? – переспросил вяло Джордж. – Это сказал Данте!
Дмитрий придвинул ногой стул и сел. Если бы Джордж сказал, что эти слова часто повторял Ромео, это значило бы, что за домом ведется наблюдение, а их речи пишутся.