Трое из Леса, стр. 11
– Во стая, – сказал Таргитай удивленно. – Сила! Гуртом и бога бить можно. Кто бы подумал, что в нашем Лесу столько гадости? В чужих – понятно, но чтобы в нашем?
Олег облизал пересохшие губы:
– Чую магические силы…
– Пойдем собирать хворост, – ответил Таргитай.
Когда стаскивали ветки, Олег держался к Таргитаю так близко, что тот не утерпел, зло отмахнулся. Волхв упал на спину, задрав ноги.
– Не лезь под руку!
– Я нечаянно…
– За нечаянно бьют отчаянно. Не жмись ко мне, как к бабе! Дам в лоб, и ухи отпадут.
Олег чуть отодвинулся, но, когда плеск стал громче, волхв снова пугливо жался к Таргитаю, держа его как щит между собой и Болотом.
Последнюю охапку притащили вовремя: от костра остались одни багровые угольки. Таргитай набросал мелких щепочек, с силой подул, морщась от взлетевшего пепла и страшно раздувая щеки. Угли покраснели, блеснул язычок огня.
Он добавил хвороста, сказал твердо:
– Большой огонь разводить не надо.
– А упыри?
– Найдут, не волнуйся! На всю ночь хвороста не хватит. А когда догорит последняя ветка, нас утащат сонными.
– Я не сомкну глаз! – вскрикнул Олег. Он дрожал как осиновый лист. Тощие руки не находили места, он все время пересаживался, вытягивал шею.
– Вот и ладненько, – обрадовался Таргитай. – Последи за огнем. А я без сна помру. Я слабый. Мне надо много спать и вволю есть.
Он снова развязал мешок. За Олегом посматривал одним глазом. Говорят, однажды ночью была страшная гроза, когда Небо любилось с Землей. Ветер ломал вековые деревья, срывал вершинки и уносил, тучи нависали над Большой Поляной страшные и грохочущие, от блеска молний было светлее, чем днем. Испуганные люди забились в норы и дупла, дрожали, пережидая грохот и начавшийся ливень. Но все-таки кто-то видел, как самая огромная молния ударила в дупло Дуболома, с небес донесся удовлетворенный вздох, и тут же гроза стала затихать. Из дупла еще шел дым, когда люди сбежались, вытащили обугленные тела. Уцелела только молодая дочь Дуболома. Волхвы хмурились и качали головами. И в самом деле, ровно через девять месяцев родила мальчика, на голове которого были ярко-красные волосики. Ребенок, родившийся от брака Неба и Земли, должен быть великим волхвом или великим героем, как утверждали старики, такие дети еще в детстве, а то и в колыбели совершают великие подвиги… Но в этот раз мудрые старцы ошиблись. Олег вырос огненно-рыжим, с красными, как пламя вечернего костра, волосами, но племя еще не видало такого труса и никчему!
Олег походил по острову, собирая хворостинки, а когда вернулся, Таргитай уже спал, подогнув колени. Рот перекосился, мешок прижимал обеими руками, будто собирался есть, не просыпаясь.
ГЛАВА 4
Таргитай тянул на голову шкуру, спасаясь от яркого света, умащивался, подтыкивал края, чтобы не дуло. Вдруг прижгло так, что услышал шипение и запах горелого мяса. Он дико заорал, открыл глаза.
Олег, бледный как смерть, раскорячился над едва тлеющими углями. Снизу его подсвечивало красным, лицо казалось залитым кровью.
– Уже утро? – спросил Таргитай в испуге. – Только глаза закрыл…
Из нижней губы Олега текла кровь, бородка слиплась коричневым клином. Он сказал хрипло:
– Думал, ты околел… Здесь были упыри! Собрались вокруг, тянулись… Я бросил последнюю хворостину, когда рассветало… Еще бы чуть…
Таргитай подул на обожженные пальцы, пожаловался:
– То-то мне всякая пакость мерещилась. Каюсь, грешил на тебя.
Олег прошептал с ужасом:
– Как ты мог… Они так орали!
– Поспать я умею. Говорят, что я ни на что не годен. Дурость! Поспать и поесть – с кем угодно схлестнусь! Когда сплю, на мне хоть дрова руби!
Он зевнул, потянулся. Суставы затрещали, как деревья в сильный мороз. Не глядя, пошарил в изголовье, нащупал сапоги. На ладони осталась слизь, словно по холявам проползли улитки. На дереве блестели мокрые пятна, гнилью пахло сильнее.
– Просыпаться не люблю, – объяснил Таргитай со вздохом. – Все что-то требуют, орут, гонят, всегда недовольны… У тебя в мешке что-то осталось?
– Осталось. Я брал на неделю.
– Зачем еде пропадать? Развязывай.
Олег не двигался, глаза его медленно закрывались. Таргитай развязал мешок волхва, а завязку бросил на деревья. От Болота несло гнилью. Таргитай повернулся к ветру спиной, налег на хвощ, перебивая вонь.
Олег вздрогнул, от непонятного хруста очнулся. Таргитай перемалывал крепкими зубами птичьи кости, облизывал залитые жиром пальцы. Губы блестели, словно всю ночь целовался с упырями. Он шумно чавкал, высасывая мозг из костей, сопел, взрыгивал, обглоданные кости разбрасывал по всей поляне.
– Жрешь, как стадо свиней, – сказал Олег со злостью, – а что завтра есть будешь?
– Думаешь дожить? – удивился Таргитай.
Утро перешло в день, наконец Олег, не вытерпев, выхватил из его рук свой наполовину опустевший мешок. Небо оставалось в тучах, там перемещались тяжелые массы, солнце редко проглядывало мутным пятном.
– Надо идти!
– Надо так надо, – согласился Таргитай нехотя.
Он увязал мешок, который стал намного легче, поднялся. Олег послушно вскочил, и снова Таргитай удивился, что волхв даже не пытается выйти вперед.
Таргитай соступил в жидкую грязь, уже прогретую на мелководье. Тучи двигались на небе, отражения быстро бежали по Болоту. Расходились круги, словно крупная рыба на лету хватала комаров. Поубавилось широких листьев болотных растений, лягушки исчезли вовсе. Над темной водой мелькнула тень, Таргитай с изумлением узнал крупного кожана.
Вода поднялась до коленей. Сзади взвизгнул Олег, ухватился за мешок Таргитая. Волхва колотило, он смотрел в мутную воду, со дна поднимался рыжий ил. Когда тень от тучи падала особенно густая, сумрачная, снизу поднималось что-то бледное, мертвенно-желтое. Таргитай различил сквозь толщу воды крупные немигающие глаза, полные лютой нечеловеческой злобы. Туча сдвинулась, и упырь ушел от дневного света в глубины, укрылся в клубах коричневой донной мути.
Олег закричал:
– Тарх, нам не выйти! Островок окружен. Здесь их целое племя.
– Князя выбирают, что ли, – сказал Таргитай. Он постоял в воде, чувствуя, как холод поднимается по ногам. – Не повезло нам… Кого боги невзлюбят, тот и в носу палец сломит. Это ты их прогневил, любимец богов!
– Боги не любят еще больше ленивых!
– Может быть, упыри скоро разойдутся? После выборов? Или изгоняют… изупыривают кого-нибудь? Тогда разойдутся еще раньше.
Олег с мукой в глазах следил за небом.
– Тучи, будь они неладны! Хорошо, не дождь, а то упыри прямо сейчас вылезли бы на берег!
– С чего бы? Они смолоду привыкли сидеть в Болоте. Так мы идем или нет?
Олег оглянулся на берег, поднял глаза кверху, считая тучи, снова пошарил глазами по Болоту. Таргитай спросил нетерпеливо:
– Ну? В Лесу волки воют, а дома страшно?
– Тарх, сейчас мы не пойдем… Надо переждать.
– А что изменится?
– Тарх, ты совсем дурак, если не понимаешь. Упыри боятся солнца. Тучи уйдут, солнце прожжет воду огненными лучами. И мы пройдем по мелководью, как шли сюда.
– А когда тучи уйдут?
– Только боги ведают.
– Сам ты дурень, а еще волхв, – сообщил Таргитай злорадно. – Дед Тарас в точности знает, когда будет дождь, когда снег… Даже червяки, жабы, муравьи ведают, а ты – боги!
Олег попятился к острову, не отрывая глаз от упырей. Лицо было таким же желтым, а глаза таращились и не мигали. Даже шерсть на волчьей шкуре прилипла, блестела как покрытая слизью.
Таргитай вернулся следом, довольный, что сейчас бездумно ляжет, разбросает руки. Даже поиграет на свирели – руки чешутся давно.
– Хвороста нет, помнишь? – сказал он, ложась под деревом. – А ночью здесь шастают твои друзяки.
Олег побелел, будто кровь через пятки ушла в землю. Таргитай даже отодвинулся, чтобы сомлевший волхв не грохнулся своими костями на него, но Олег подергал-подергал кадыком, сглотнул, проблеял: