Стоунхендж, стр. 53

И пробормотав молитву какому-то звероголовому египетскому богу, зодчий приступил к завершению всего дела. Начиналась самая тонкая работа.

Когда брусья приняли вес камня, опорные бревна вытащили и спустили на землю. А потом осторожно приподняли плиту и начали извлекать доски.

Все случилось очень быстро. Перекладина осела, и верхушки шипов уже начинали входить в гнезда. Десять мужей удерживали рычаг, двое придерживали доски, третий извлекал верхнюю…

Раздался внезапный треск, кто-то вскрикнул.

Люди, удерживающие рычаг, попадали. Длинный брус сорвался и упал вниз на кучу досок. Вытащенная наполовину доска качалась, застряв нижней частью.

С треском и грохотом поддерживающая перемычку пирамида пошатнулась и развалилась. Всем своим весом глыба рухнула на колонны.

Грохот был сокрушительный и громоподобный. Полетели осколки камня, пошатнулся громадный деревянный штабель. Вздрогнул и камень – столп Эсона.

Все вокруг затряслось, задрожало, словно заколебалась сама земля. Люди кричали и падали, один сиганул вниз с деревянного помоста, решив, что все рушится.

И время, только что мчавшееся, почти остановилось. Мгновения нерешительно капали – как вода с оплывающей на солнце ледяной глыбы. Мир дрожал и колебался.

И замер. Перепуганные люди смотрели друг на друга, подмечая на лицах соседей только что пережитый ужас, но земля более не дрожала, и они с трепетом огляделись.

С одного конца платформа разрушилась. Каменная плита удерживалась в неустойчивом равновесии немногими сохранившимися брусьями. С другого конца поперечина легла на одну из каменных опор. Выступ погрузился в гнездо.

Пронзительный вопль вдруг заставил всех вздрогнуть. Интеб рванулся вперед.

– Опоры, – закричал он. – Поставьте опоры, прежде чем тот край рухнет. Прыгай же, прыгай!

Стоны не умолкали. Эсон заметил, что один из рабочих попал под камень – тело и голова его были раздавлены. Этот молчал. Он умолк навеки. Но другой был еще жив, он-то и кричал без перерыва. Рука его оказалась под камнем, когда перемычка рухнула. Расплющенная рука была зажата между обоих камней.

Случившееся и без того встревожило всех, а вопли только мешали тонкой работе. Во избежание новой трагедии Эсон шагнул вперед, извлек меч из ножен и рукоятью ударил раненого в висок…

По сравнению с огромной болью это был всего лишь комариный укус, и, не переставая кричать, несчастный только дернулся. Во второй раз Эсон не был столь мягок. Бронзовая рукоятка обрушилась тяжелым ударом, и человек мгновенно затих.

Из щели между камнями выступила кровь – совсем немного, настолько плотно стиснута была рука – почти вся до локтя. Оторвав кожаный шнурок, Эсон перетянул руку несчастного выше локтя.

– Подержи, чтобы не упал, – приказал он ближайшему йернию. Проверил помост над собой, убедился, что под ногами нет жира, и занес меч над головой. Размашистый удар пришелся прямо в сустав, раздавленная рука отделилась от тела.

Тело не пришедшего в себя человека содрогнулось от удара.

– Унесите и спустите на землю, – приказал Эсон.

– Теперь все в порядке, – проговорил бледный Интеб.

Он все еще дрожал. Эсон обнял друга за плечи.

– Потери есть всегда, не думай о них.

– На мгновение мне показалось, что все сейчас…

– Камни устояли. Ты – умелый зодчий, Интеб.

Каменный хендж почти окончен.

– Кровь. И рука. Эти кости останутся здесь навечно…

– Кровь на камнях – дело обычное. У нас в Микенах с каждой стороны ворот над столбом лежит по рабу, чтобы камни крепче держались. Не тревожься. Ты продолжишь работу.

Интеб отодвинулся, стиснув руки, он старался унять дрожь.

– Да, конечно. Дело должно быть закончено. Сейчас и немедленно, – осталось сделать немногое.

Некоторые воины не хотели снова приступать к работе, но Эсон только молча показал им свой окровавленный меч – оружие говорило без слов. Осторожно, медленно доски по одной вытащили из-под другого конца перекладины. Наконец вытащили последнюю, камень заскрежетал о камень и встал на место. Интеб положил руку на поперечину.

– Вот, Эсон, твой каменный хендж, он готов для самайна. Такого еще не было. Ты будешь царем, Эсон.

Мужи-йернии не понимали смысла того, что происходит, но вполне постигали величие сделанного ими. Они кричали, выкрикивали свой боевой клич, пока наконец не охрипли. На земле внизу творилось то же самое. Лишь сброшенные с самого верха останки раздавленного йерния безгласно лежали у основания хенджа.

Глава 7

Темный силуэт был издалека виден над равниной, он высоко поднимался над округлым холмом. Хижины, лепившиеся снаружи, только подчеркивали его величие. Завидев его, воины из других тевт издавали изумленные вопли, быки-вожди начинали трогать усы и покусывать губы. Это был хендж! Шедшие с мешками за спиной альбии восхищались им; они-то умели работать с камнем и сооружали громадные гробницы. Донбакшо с товарами на продажу или без них приходили, только чтобы взглянуть на него. Даже осторожные охотники по ночам пробирались по равнине, разыскивая укромное место, откуда можно все высмотреть днем, и, досыта наглядевшись, возвращались к своим лесам и болотам.

Цепочкой шли рослые герамании, мужчины и женщины – иногда еще более рослые и сильные, чем мужи, оставив корабли на берегу, они уже знали, что в этой земле появилось нечто невиданное.

Настал самайн. Год оканчивался, зима была не за горами, и тевты собирались. Настало время забивать скот и пировать, время торгу и пьянству, время возводить в быки-вожди и сжигать пленников в клетке. Время для всего.

И для сбора всех тевт йерниев, обитавших на холмах. Этого не было еще никогда. Над этим думали и думали. Но быки-вожди получили теплое золото и мягкие янтарные диски в знак того, что Эсон ждет. Каждого уверяли, что прочие просто рвутся прийти. Так предложил Интеб, знавший толк в интригах: это сработало, преодолев все сомнения быков-вождей. Разве может один противиться объединенной воле всех остальных? Они начистили украшения, отполировали бронзу и выступили в путь, прихватив с собой все, что было припасено для торговли. Племена, торговавшие прежде с другими данами, направились теперь к Дан Эсон. Приходили все новые и новые. Никогда еще не было такого самайна, никто не помнил ничего подобного.

Вокруг костра воздвигли еще четыре хенджа для быков-вождей четырех тевт – два по одну руку от хенджа Эсона, два по другую. Эсон был благороден: для хенджей гостей взяли самые высокие бревна из дана, их снабдили подходящими поперечинами. И теперь каждый из быков-вождей мог восседать под величественной аркой, что была раза в два выше, чем делалась прежде.

Ну, а над ними гордо возвышался хендж из белого камня. Ворота в Мой Мелл, в Землю Обещанную… Новый друид вождя увенчал хендж сушеной бычьей головой, увенчал оружием, золотом, головами врагов. Трудно было поверить глазам: хендж из камня, а не из дерева, камня твердого, как боевой топор. И быки-вожди сидели и пили – в молчании, потому что стоило поглядеть в сторону, рано или поздно взгляд обращался к этим вздыбленным глыбам… все выше и выше.

В своей новой круглой плетеной хижине снаружи вала Эсон надевал панцирь, блестящий и полированный. Пока он завязывал кожаные шнурки, яркая штука заинтересовала лежавшего на полу младенца, тот довольно загукал. Эсон ногой пододвинул к нему щит, чтобы крошечные руки могли потрогать блестящую поверхность.

– Бык-вождь Маклорби допоздна проговорил с друидом Немедом, – проговорила Найкери. – Я не видела этого, но женщины передали.

– Разговоры жен мне не интересны.

– Еще как интересны: Немед постоянно говорит с людьми из рода Уалы и читает знаки для них.

– Бык-вождь мертв и более не опасен мне.

– Но живые всегда опасны, тем более если они спрашивают совета у мертвых.

– Я не боюсь ни живых, ни мертвых, ни быков-вождей, ни друнов. У меня есть зуб, опасный для каждого, – и Эсон хлопнул по мечу.