Сингомэйкеры, стр. 49

Такая же ситуация в Латвии и Литве, где взялись возрождать туземные языки в угоду своему трайбализму. Да что там Прибалтика, та же ситуация во множестве карликовых государств, где ко всему еще отыскиваются и свои этнические меньшинства, что требуют признания своего языка и даже отдельных территорий для создания своих государств. Это в наше время, когда мир стремительно сливается в единое целое!

Я некоторое время поворочал проблему со всех сторон, но махнул рукой. Не стоит заниматься тем, что решится само собой. Дети прибалтов уже сейчас говорят на английском, а то, что их дедушки потрясают медалями от Гитлера и бредят о временах Ягайлы, — это старческая блажь, с нею не нужно даже бороться. Она отпадет сама собой, когда отомрут носители тех идей.

А с африканским трайбализмом в Европе справиться нетрудно, стоит только вспомнить, как было раньше и что теперь. Взглянуть, как говорится, шырше. И решение становится очевидным. Но это почему-то не устраивает Макгрегора, так что поищем что-то попроще. Не вылечим, а успокоим боль, собьем температуру и уберем симптомы…

Кстати, любопытно, почему Макгрегор предпочитает именно такое решение? Он не выглядит прекраснодушным идеалистом, что побоится пролить кровь. И все-таки предпочел половинчатое решение.

Сегодня день годового отчета, Макгрегор внимательно просматривал распечатку с результатами моей деятельности, морщился, кривился, я покрывался холодным потом, а он все сдвигал брови, во взгляде я видел, как неодобрение перерастает в осуждение.

— Много риска, — сказал он наконец. — Слишком… Зашкаливает!

— Но ведь оправдалось, — вякнул я слабо.

Он сказал резче:

— Те, которые были разрешены! А которые пришлось остановить? Там бы вы наломали таких дров…

Я смолчал, опустил голову. На самом деле я и сам не был так уж уверен, что все получится, но в организации даже не стали прикидывать риски, а просто зарубили.

— Ключевые слова, — сказал он раздельно и веско, — это «стабильность» и «безопасность». Я уполномочиваю вас предпринимать во имя стабильности и безопасности в мире любые… подчеркиваю, любые!.. действия.

Я промолчал. По-моему, при всей важности поддерживать стабильность и безопасность не стоит забывать о более дальних целях. Нередко желание поскорее установить стабильность и безопасность в каком-то взрывоопасном регионе приводит к куда более масштабному взрыву в недалеком будущем.

Он взглянул на меня поверх очков, я вздрогнул, почудилось, что с легкостью прочел мои мысли, что, конечно, для меня чревато. Здесь, чую нутром, не совсем та сладенькая и беззубенькая благотворительная организация, какой показалась вначале.

И какой кажется другим дурачкам.

Я был у двери, когда услышал за спиной резкое:

— Юджин!

Я замер, сердце остановилось, а весь я начал покрываться холодным потом. Макгрегор смотрел на меня неотрывно тяжелым угнетающим взглядом.

— Да, господин Макгрегор, — проговорил я непослушными губами.

— Юджин, — повторил он строго, — вы слушали меня внимательно?

— Да, господин Макгрегор!

Он кивнул.

— Хорошо. Назовите два слова в моей длинной речи, что вас так утомила, которые показались вам самыми важными.

Я прошептал:

— Стабильность и безопасность.

Он смотрел неотрывно, глаза были темные, как две бездны.

— У вас не только хорошая память, но и неплохо работает центр анализа. Впрочем, это я и раньше знал. Что вам показалось в этих двух словах?

Я торопливо замотал головой так, что уши захлопали, как у отряхивающейся после купания собаки.

— Ничего, сэр!

— Юджин, говорите правду.

— Господин Макгрегор, — взмолился я. — Все ваши слова для меня — руководство к действию!

Он криво усмехнулся.

— Вот как?

— Уверяю вас!

Он помолчал, затем, не сводя буровящего взгляда, спросил:

— Руководство?

— Да!

— Это хорошо, — проговорил он. Я чуть-чуть расслабил мышцы, готовые лопнуть от перенапряжения. — Это хорошо… что даже, когда сомневаетесь, все равно действуете строго по инструкциям. Не так ли?

— Так, — заверил я. — Так!

Он кивнул и как выстрелил неожиданный вопрос:

— Но все же сомневаетесь?

Я не успел с лицевыми мускулами, и Макгрегор наверняка тоже это увидел, лгать поздно, я промямлил жалко:

— Я все выполняю в соответствии… А мои сомнения не мешают мне работать, да и сомнений практически нет, вы же знаете… вы все знаете!

— Не все, — уточнил он, — но многое. Вы правильно выделили ключевые слова, но одновременно и усомнились в них. Не так ли?

Я молчал убито, он видит меня насквозь, но даже если не заметит сейчас, то аналитики покажут ему расшифровку моих лицевых мускулов, задержек и запинок в речи, нервозности тона, и все это изобличит меня больше, чем если бы признался сам.

— Это не само сомнение, — сказал я торопливо. — Мне просто показалось… на миг!.. что при всей важности поддерживать стабильность и безопасность не стоит забывать о более дальних целях. Нередко желание поскорее установить стабильность и безопасность в каком-то взрывоопасном регионе приводит к куда более масштабному взрыву в недалеком будущем… Но это только мнение дилетанта, не принимайте его за мои убеждения!

Он помолчал, меня трясло, наконец он проговорил все еще ледяным голосом:

— Юджин, вы хороший работник. Но в нашей организации сосредоточена большая, очень большая мощь… и потому в ней должна быть железная дисциплина! Потому вы должны прилагать все усилия для наиболее точного выполнения того, что сказано вашими руководителями.

Я кивнул.

— Да, сэр! Есть, сэр. Я делаю, я так и делаю.

Он некоторое время еще сверлил меня жутким взглядом, я почти не дышал, наконец он кивнул.

— Хорошо, идите.

— Спасибо, сэр!.. Есть, сэр… Благодарю, сэр…

Я повернулся и почти на ощупь отыскал ручку двери. Открыл и уже переступил порог, когда услышал за спиной голос:

— Юджин.

Я обернулся, ни живой ни мертвый, словно ожидаю выстрел в грудь, Макгрегор смотрел по-прежнему без улыбки, но жестокости в лице стало меньше.

— Когда-нибудь, — сказал он негромко, — если сумеете апнуться, вам станет не только известно больше, но и…

— Сэр?

— …и понятно, — договорил он.

Дверь захлопнулась за мной, я прислонился к косяку на дрожащих ногах, все тело стало как желе, словно из него вынули все косточки.

Глава 10

Я погрузился в будни нашей деятельности, что, по сути, почти ничем не отличается от работы звеньев пониже, с той лишь разницей, что здесь и масштабы другие, и уже не «рекомендации», а сразу руководство к немедленному действию.

Умному человеку, что иногда выныривает из несущей его реки жизни, часто кажется, что человечество движется, подобно «Титанику», в густом тумане. Ориентиры потеряны, посреди рейса передумали плыть в назначенное место, что это нами помыкают, рулевого сместили, и самые нахальные из кочегаров по очереди командуют в рубке управления, где каждую кнопку нажимают наугад, да еще и выслушивая приказы и наставления веселящихся на всех палубах пассажиров, у нас же демократия…

И хотя теперь я понимаю, что на самом деле не совсем так, всеми все-таки управляет воля нашей организации, но все равно лично меня задевает, что управляем косвенно, не напрямую. И непонятно почему. У нас вообще-то достаточно сил, как теперь догадываюсь, чтобы однажды явить миру новую систему. Более справедливую и более, как ни странно, демократичную, хотя права некоторых будут урезаны. Права тех, кому при воцарении предыдущей системы… этой вот, при которой все еще живем, плюемся, но живем… дали прав чересчур много.

Ленин в свое время заявил, что каждая кухарка должна уметь управлять государством. Но его последователи во всем демократическом мире США и Европы не обратили внимания на слова «должна уметь». Больше привлекло то будоражащее обстоятельство, что кухарка может управлять государством. Вот и управляют кухарки, так и не научившиеся «уметь». А мы почему-то молчим.