Сингомэйкеры, стр. 43

— Что случилось?

— Когда будут выборы?

Я напряг память, промямлил в недоумении:

— Через полгода…

— Только начните не сейчас, а через два месяца, чтобы подгадать к выборам. Проще будет провести нужных нам людей.

Я козырнул и отбыл плести паучьи сети.

Через пять месяцев кампания за разрешение секса учителей с учениками достигла невиданного размаха как в прессе, так и в обществе. Эту животрепещущую проблему живо и с превеликим удовольствием обсуждали на кухнях, на улице, в транспорте, не говоря уже о прессе и телевидении.

Глеб Модестович вызвал меня к себе, показал отклики и поздравил меня с успехом.

— Закон еще не принят, — возразил я.

— Уже внесен в Госдуму, — напомнил он. — Как у нас, так и в Штатах.

— Мы работаем синхронно?

— Мы работаем везде, — ответил он с улыбкой.

— А сколько будет рассмотрений?

Он отмахнулся.

— Это неважно. Пройдет, гарантирую. Вообще с легализацией свободных отношений в сексе мы сделали великое дело, лишив ловкачей их главного преимущества — беспринципности! И строгих нравственных правил. Ну, к примеру, как ни превозносилась нравственность и девственность женщин, мужчины увивались за более доступными женщинами. Ореол порочности… гм… это что-то. Мы всегда слетались на него, как пчелы на мед…

— Как мухи на говно, — поправил я.

Он поморщился, но кивнул.

— Согласен. В нравственных категориях есть такая удивительная вещь: если говно большинство начнет называть медом, то в сознании следующего поколения говно уже и будет медом. А мед — говном. Мы так и поступили с нравственностью, щепетильностью, верностью, честью и прочими понятиями. Таким образом, в обществе, где все женщины, говоря по-старому, — бляди, уже не осталось дур, старающихся остаться до замужества девственницами и потому остающихся на обочине жизни. Возвращаясь к нашим баранам…

Мне показалось, что его губы сложились в трубочку, будто поправил «…к нашему барану», но я уже злобно рассматривал его, словно выбирал, куда всадить из гранатомета, и он смолчал.

— Возвращаясь к нашим баранам, — повторил он, я подумал, что он уже забыл, из-за чего начал речь, но он то ли вспомнил, то ли просто готовил речевой оборот: — Хочу еще раз сказать, что это уверенно продолжает нашу линию на выравнивание шансов всех-всех. Сейчас та женщина, что первой выйдет на улицу обнаженной, привлечет повышенное внимание и неслабый интерес… тем самым первой соберет все сливки успеха. Но выйти голой — это не степень магистра получить! Там все заслужено упорным трудом, а здесь всего лишь отсутствием нравственных тормозов. Вы совершенно правильно предлагаете убрать последние тормоза. Одежда — всего лишь защита от холода, осадков и еще элемент украшения. Но — не больше! Никакой сакральной роли. Таким образом, нравственные женщины не будут отодвинуты в тень менее принципиальными подругами.

— Спасибо за понимание, — пробормотал я.

— Словом, я рад за вас, — сказал он торжественно.

Я понял, что продолжение этой ритуальной фразы может звучать как «…а теперь пошел вон», и сказал торопливо:

— Глеб Модестович, у меня еще одна идея!

— Что?

— Не совсем оригинальная, — заторопился я, — а как бы развитие предыдущей. Ничего нового, клянусь! Всего лишь еще один шажок в том же направлении!

Он вздохнул, посмотрел мрачно.

— Знаю я ваши «ничего нового».

— Честное слово! Шажок, даже шажочек…

— Ладно, говорите. Скажу сразу, я против.

Я перевел дыхание, спросил с надеждой:

— А нет ли у нас каких-то связей или хотя бы достаточно прочных контактов… в медицинском мире?

— Медицинский мир широк, — ответил он с кислой улыбкой, — в какой именно области? Зубы полечить?

Я потрогал нижнюю челюсть.

— Да вы меня сегодня в зубы еще не били. Ни ногой, ни… вообще. Пока. Контакты должны быть в области заботы о здоровье и долголетии. Причем не слишком дорогостоящей заботы, чтобы всем была по карману.

Он ответил медленно, глядя мне в глаза:

— Все есть. У вас что-то конкретное?

— Да, — ответил я.

— В каком состоянии? Когда сможете положить на стол?

Я вытащил из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист бумаги, аккуратно развернул и молча положил перед ним. Он взглянул на лист, на меня, коротко усмехнулся, я уловил одобрение, а также хитрую искорку в глазах, мол, я так и думал, углубился в чтение.

Звякнул мобильник, но Глеб Модестович одним движением заставил его умолкнуть, даже не взглянув, кто звонит. Я затаил дыхание, шеф явно заинтересовался.

Наконец он поднял голову.

— Как я понимаю, — спросил он в упор, — это только триггер?

— Да, — ответил я торопливо.

— Дальнейшие действия вы продумали?

— Сперва продумал их, — объяснил я, — просчитал, что это даст. И только тогда подумал о триггере. Мне кажется, вся эта затея обойдется нам совершенно бесплатно. За исключением, конечно, исследований, которые должны дать этот результат.

Он отмахнулся с великолепной небрежностью Цезаря, у которого полмира в кармане.

— За исследования не волнуйтесь. Думаю, результаты будут уже на этой неделе.

Я ахнул.

— Так скоро?

Он скривил губы.

— Ситуация такова, что тянуть не стоит. Просто опубликуем ваше предложение как… как результат многолетних наблюдений большой группы ученых. Нет-нет, не опасайтесь разоблачений! Ряд видных ученых все подтвердят. Идите и… готовьте следующие шаги. Вернее, перепроверьте, раз уж у вас все готово. Это будет уникальная операция потому, что мы надеемся получить очень много, не вкладывая в нее миллиардов евро.

Глава 6

В пятницу незадолго до конца рабочего дня на экране выпрыгнула иконка с портретом Глеба Модестовича. Я кликнул, увеличил окошко, он посмотрел на меня поверх очков и сказал заговорщицки:

— Дорогой Евгений, загляните в бюллетень медицинских новостей… Чтоб долго не искать, вот ссылка… Да ладно, открою прямо на вашем экране.

Высветилась страница медицинского сайта, а там на самом верху новостей я прочел:

«Внимание: сенсация! Медики рекомендуют мужчинам рассматривать женскую грудь. Обнаженную!!!

Мировую медицинскую общественность взбудоражил факт, что созерцание женской груди очень даже положительно сказывается на здоровье мужчин. В эксперименте приняло участие пять тысяч человек, причем половина ежедневно рассматривала женскую грудь в разных ракурсах по десять минут, а вторая группа была контрольной и женскую грудь видела не чаще, чем остальное население планеты.

Оказалось, что мужчины из первой группы сохранили низкое давление, нормальный уровень сахара в крови, хорошо работающую сердечную мышцу, а также чистые от холестериновых бляшек сосуды.

Профессор Карл Вазенберг, который проводил эксперимент, заявил на конференции: в сутки достаточно рассматривать всего десять минут обнаженную женскую грудь, это даст больше, чем получасовая аэробная гимнастика или часовой бег трусцой по лесу. Циркуляция крови улучшается с первой же минуты созерцания, это не только препятствует отложению холестерина на стенках кровеносных сосудов, но и сокращает риск сердечных приступов вчетверо. Мы рекомендуем всем при любой возможности не отказываться от этого простого и приятного упражнения».

— Великолепно, — прошептал я потрясенно. — Господи, да здесь же слово в слово, как я написал! Что за связи у нашей организации, с ума сойти…

Пальцы мои тряслись, когда я по приказу Глеба Модестовича срочно созывал всю команду в актовый зал. Еще не успели рассесться, как я вывел эту заметку на широкий экран. Тарасюк, Жуков, Орест Димыч читали с недоверием, Цибульский сразу же потребовал ссылку. Я лишь проскроллировал вниз, она там наготове, а также ссылки на академические работы профессоров Чернова, Лейнера, Пойти Сойтиса и академика Топорова, которые обосновали это в более наукоемких и потому непонятных латинских терминах.