Сингомэйкеры, стр. 40

— О господи…

Я ухватил ее грубо и жадно, рывком оказался сверху. Она засмеялась победно, быстро выгнулась, ее длинные ноги оказались на моих плечах, а мои пальцы погрузились в ее ягодицы, словно стальные крюки. Ее глаза сияли, кипящая лава тяжелыми волнами бьет в мозг, я выпустил из себя животное, но рулил им с помощью могучего интеллекта, который знает многое, ага, многое, и раз уж не совсем животное, тот должен уметь больше и здесь, в животности… В смысле быть больше животным, чем животные.

Наконец после долгой изнурительной схватки мы расцепили руки и упали рядом. Кровь стучит в виски, грудь вздымается, а рядом точно так же часто дышит моя соперница, потом я услышал тихий смех.

— Да, — донесся срывающийся голос из темноты, — мы переборщили с жареным мясом…

— Да еще со специями, — согласился я, жадно хватая раскаленным ртом воздух.

— Завтра нужно исключить из меню…

— Обязательно, — согласился я. — Еще один такой оргазм, и я откину копыта!

— А я, — сказала она, — раз уж перенесла такое, теперь все на свете выдержу.

Глава 4

Утром я проснулся, держа ее в объятиях, и долго выкарабкивался, стараясь не разбудить. А выкарабкиваться пришлось долго, наши тела так переплелись, что и сам не сразу определил бы, где чья нога. Нудистка перевернулась на спину, роскошные волосы разметались, закрыв всю подушку, и это показалось настолько эротичным, что я засмотрелся на них больше, чем на уже отдохнувшие от моих жадных пальцев ее полные груди.

Я едва успел заказать обильный завтрак в номер, когда она проснулась. Официант с коридорным вкатили столик и перегружали на большой стол, когда она вскочила и пробежала, сверкая голыми ягодицами, в душ.

У меня в голове вертелись, метаморфозировались и преобразовывались новые идеи. Каким-то образом мозг ухитрился все же работать над проблемой, ради которой я и прибыл. Странное вообще-то ощущение. Вроде бы я трахался, как распираемый гормонами молодой грузчик или новобранец, получивший наконец-то увольнительную, но, как оказалось, трахался не совсем я, а только часть меня, другая же упорно работала над проблемой заслона для нелегалов.

После завтрака мы разбежались по делам, очень строгие и деловые. Она ничего не говорила о себе, но я понял, что замужем, к тому же очень крепко замужем. Видно по тому, что даже не представляет жизни вне замужества. С той первой ночи, хотя нам отпущено всего четыре дня, она просто стала моей женой де-факто. Мы не чувствовали себя любовниками уже утром. Она держалась так, словно мы женаты лет двадцать. Да и я снова влез по уши в поиск методов обуздания этого жуткого наплыва нелегалов, проблема не только Испании, даже в Австралию прут, как лемминги. Словом, общался с нею, как со старым другом в юбке, которого знаю еще со школы.

Поздно ночью, наскоро поужинав, ложились в общую постель, совокуплялись и мирно засыпали. Она просто и буднично рассказала особенности своей анатомии и физиологии, и я теперь учитывал, что у нее оргазмы только клиторальные, а вагинальных никогда не бывает, она учитывали мои, которые и особенностями назвать трудно, я со своими желаниями абсолютно статистическая норма мужских предпочтений, утром мы завтракали и спешили по делам.

Надо сказать, что обоих нас такое устраивало как нельзя лучше. Она, как и я, человек деловой, любовники и всякие интрижки ей только помеха, а вот такое стабильное — самое то. И в области секса, что вроде бы как необходим для цвета лица, так и вообще в обустроенности быта. Мы с этой кампанией по отмене дискриминации в гостиничном бизнесе вообще-то сделали великое дело. Сейчас командировочный, едва поселившись в номер, не начинает лихорадочно листать справочник с предложением интимных услуг, не пытается уговорить горничную, не забивает себе голову вариантами поиска, кого бы успеть трахнуть, мы его сразу включаем в семейную жизнь, что в первую очередь благотворно сказывается на его командировке и работе.

Фестиваль нудистов увидел только краем глаза дважды, когда проезжал к ратуше, но лиц не рассмотрел, большинство размалеваны, вроде стесняются, а в бодиарте как будто и не голые. Но другие довольно весело трясли сиськами, смеялись и принимали самые эротичные позы, что, впрочем, ни к чему их не обязывало.

Еще на второй или третий день она поинтересовалась:

— Ну и как ваш этот… как его там… офтальмовский съезд?

— Офтальмологический, — поправил я. — Все идет прекрасно, даже лучше, чем я предполагал.

Она поинтересовалась:

— Вы с докладом уже выступали?

Я замахал руками.

— Что вы, что вы! Никаких докладов.

— Почему?

— Я не настолько самолюбив, чтобы провалить бизнес, засвечиваясь так глупо.

— А что ж тогда прекрасно?

— Много народу, — сообщил я. — Масса ерундовых докладов и много скуки. В этой серой толпе легко затеряться даже такой глыбище, как я.

В последнюю ночь, насытившись сексом, лежали расслабленные, понимая, что завтра разъедемся и уже никогда-никогда не увидимся: мир велик. Я чувствовал, что и ей чуточку грустно, все-таки в какой-то мере сроднились, пусть даже самую-самую малость, что-то в нас есть общее, оба не поняли, что, но чувствуем странное единство, только не хотим сказать вслух, это обяжет обоих.

— Ваш фестиваль прошел успешно, — сказал я неуклюже. — По всем каналам мирового телевидения крутят ролики. И утром, и вечером…

— Успешно, — согласилась она.

— Круги пойдут, — сказал я и подумал, что вообще-то в этом направлении можно поработать нашей фирме. — Вы просто первые ласточки.

Она обняла меня за шею, я ощутил горячие губы на щеке.

— Спасибо.

— Да ладно, я жалею только, что не увидел тебя! Ты была наверняка королевой карнавала.

Она загадочно усмехнулась.

— Не совсем так, но… успех имела.

На пятый день утром я обнаружил, что номер пуст. Женские вещи исчезли, остался только запах тонких элегантных духов. В тоскливом настроении побрился, завтрак заказал в номер, а потом отбыл в здание городского совета, где выдал кое-какие рекомендации, а вообще посоветовал подождать завтрашнего дня, когда вернусь в фирму и посоветуюсь с шефом.

До самолета еще несколько часов, я успел побывать в местной церкви и библиотеке, тоже кое-что отыскал любопытное, что пригодится. Уже почти опаздывая, забежал в отель за чемоданом, где, кроме ноута, вообще-то почти пусто. Когда спустился в холл, мыслями уже в аэропорту и одновременно в кабинете Глеба Модестовича с докладом о положении дел в Испании, обратил внимание, что в холле непривычно многолюдно. Чинные деловые люди в строгих костюмах собирались кучками, выжидающе посматривают в сторону дверей.

У всех на лацканах таблички с именами и фамилиями, а ниже одинаковая надпись «Одиннадцатый конгресс офтальмологов». У них, похоже, тоже заключительный день. То ли ждут банкета, то ли сперва раздадут пряники, а потом неизбежный банкет…

Я пробирался к выходу, как вдруг взгляд зацепился за высокую стройную женщину в строгом деловом костюме, с гладко зачесанными волосами и в очках в широкой оправе. Инесса беседовала с высоким и сильно сутулым мужчиной в таком же деловом костюме, хотя и с привычной мужчинам неряшливостью, обоим недостает в руках по бокалу с шампанским, чтобы совсем уж светский раут. Я напряг зрение, но сумел только рассмотреть у нее на лацкане костюма пластмассовый прямоугольничек участника конференции офтальмологов.

Ни фига себе нудистка, промелькнуло ошарашенное. Неужели она и здесь нашла приятелей? Или по совместительству еще и офтальмолог…

Она повернулась, словно ощутив мое присутствие, наши взгляды встретились. Красиво подведенные брови слегка приподнялись в удивлении, но тут же по губам скользнула иронически-грустная улыбка.

Думаю, мою растерянную рожу надо было видеть, особенно сейчас, когда я вдруг сообразил наконец, что никакая она не нудистка, а участница съезда этих самых глазников, как их называла моя бабушка.