Сингомэйкеры, стр. 11

Я помолчал, озадаченный. Как-то не вяжутся такие сверхглобальные цели с этим неприметным домиком с плохо окрашенным фасадом.

— И в чем, — спросил я, — это выражается?

— В наших рекомендациях, — пояснил он. — Сильные мира сего не всегда умнее и мудрее нас. Но даже будь все так, они все равно не в состоянии охватить все и вынуждены окружать себя знающими людьми. Раньше императоры, цари, короли и всякие султаны окружали себя мудрецами, а теперь — советниками, консультантами. Названия разные, но суть одна. Нас с вами можно с тем же основанием называть мудрецами, а мудрецов Сулеймана Великого — консультантами. Вы будете получать задания, сдавать будете мне. Если они меня устроят, я передам их выше. Какие из них проходят — не знаю. О том, какое приняли к действию, можем только догадываться.

— Как?

Он мягко улыбнулся:

— Чаще всего косвенно.

— По каким-то признакам?

— Да. Мы сами об этом узнаем чаще всего из СМИ.

Я слушал, кивал, весь во внимании, по всему телу нарастает знакомая радостная дрожь, как всегда, когда сталкиваюсь с трудной задачей, но всеми фибрами чую, что в состоянии ее решить. Не надо быть мудрецом, чтобы понять, наша фирмочка не единственная, а всего лишь одно из низовых звеньев огромной организации, разбросанной по всему миру. И что идей, как улучшить мир вообще или остановить кровопролитие в отдельно взятом районе, где-то наверху собирается огромный ворох. Там их еще раз просматривают, отбирают с десяток самых-самых, а некое руководство уже…

Нет, оборвал я себя, это я залетел слишком высоко. На самом деле такие организации наверняка выполняют чисто местные задачи, но тем самым работают и на все человечество. Вряд ли какое-то правительство разрешит чужим действовать на своей территории, но наверняка выслушивает рекомендации. Применять или нет — другой вопрос, а свои мудрецы на что, пусть решают, без варягов обойдемся, и все такое.

Он молча допивал кофе, к печенью почти не притронулся, за мной наблюдал внимательно. Я не сводил с него взгляда, наконец он сказал потеплевшим голосом:

— Вижу, вам не терпится получить первое задание.

— Хочу, — признался я. — Деньги обещаны большие, машину уже сейчас могу взять и пользоваться…

— Не хотите оставаться в долгу? — сказал он понимающе. — Хорошая реакция.

— Не хочу, — подтвердил я. — Конечно, понимаю, что могу не соответствовать такой высокой зарплате, но буду лезть из кожи, это обещаю.

Он неожиданно усмехнулся.

— Вы будете лезть из кожи не только ради зарплаты.

Я насторожился:

— А что еще?

— Сама работа, — ответил он загадочно. — Вы из тех, кто любит работать. А когда поймете, что ваша работа в самом деле спасает жизни… или хотя бы делает людей счастливее, то будете работать так, что не останется времени на виртуальные баймы!

Я молча улыбнулся. Ну, на баймы я всегда выкрою время. Пусть даже за счет сна.

Глава 6

Следующие два дня я занимался машиной: поставил на учет в ГАИ, прошел ТО, хотя непонятно, зачем для новой машины ТО, она же только из салона, почему сразу не выдают, а потом садился за руль где-то в полночь, ездил по тихим ночным улицам, где все равно движение не прекращается полностью, но все же ориентироваться на шоссе намного проще. За три такие ночи освоился, все вспомнил и утром четвертого дня приехал на службу уже на машине.

Я все вспоминал слова Глеба Модестовича, как он сказал, что приятно, когда сотрудники сыты, обуты и одеты. Значит, застал времена, когда сытость и обутость были не нормой, как теперь, а редким явлением. И не просто застал, даже мой отец застал, не говоря о деде, а уже тогда был руководителем, раз так это запало в его лексикон. Еще тогда старался вырвать для своих сотрудников лакомый кус, талоны на одежду и обувь. Гордился, что сумел «своих» обеспечить лучше, чем в соседнем НИИ. Сколько же ему лет? Я уже видел академиков, увлеченных работой, что в столетнем возрасте продолжают исследования, ездят на троллейбусе в библиотеку, в то время как «простой народ» мечтает дожить до пенсии по старости в шестьдесят лет да поскорее сесть на шею государству, требуя от него льгот, еще раз льгот и разных прибавок к пенсии.

Сегодня после обеда раздался звонок, Глеб Модестович с экрана посмотрел поверх очков строго и значительно.

— Чем занимаетесь?.. Впрочем, это неважно. Ерундой какой-нибудь. Бегом ко мне. Есть задание. Спешите, пока другие не перехватили!

Я ринулся из кабинета, пронесся, как конь, по коридору и ворвался к нему, не постучав. Он поднял от бумаг удивленное лицо, и я понял, что простую шутку принял за чистую монету. То ли здесь работу не хватают из рук, то ли ее столько, что делать — не переделать.

— Готов, — отрапортовал я.

— Сядьте, — посоветовал он. — Итак, первое задание. С виду простое, но это только с виду. На Черкизовском рынке нарастает взрывоопасная ситуация. Все больше голосов, что черножопые захватили и контролируют весь рынок. Уже вспыхивали мелкие стычки с местными, но мы ожидаем большого взрыва…

— Взрыв уже был, — напомнил я.

— Я говорю о взрыве народного гнева, — уточнил он. — Хотелось бы его предотвратить. Поезжайте, посмотрите, соберитесь с мыслями. Если появится какое-то решение, жду с нетерпением.

Я откланялся и вышел из кабинета. На рынок ехал, правда, настолько осторожно, что гаишники дважды останавливали и спрашивали, ничего не найдя: чего, гад, крадешься. Приходилось объяснять, что не прячусь на такой могучей машине, а все еще восстанавливаю прерванные навыки езды.

На Черкизовском провел около часа, переговорил с продавцами, изображая покупателя, и решение созрело еще по дороге в офис.

— Глеб Модестович, — сказал я, переступая порог, — ситуация в самом деле взрывоопасная. Очень хорошо, что вы успели обратить на нее внимание. Еще несколько дней, и местные, объединившись, устроят кровавую бойню. У всех накипело!..

Он сказал нетерпеливо:

— Это я знаю. Вы приступаете к поискам решения?

— Уже нашел, — ответил я скромно. — Если, конечно, оно вас устроит. Если нет, буду искать что-то еще.

Он спросил недоверчиво:

— Нашли? Так быстро? Что вы предлагаете?

— Удовлетворить, — ответил я, — требования местного населения. Русскоязычного, как говорят ублюдки, будто мы не в России!.. Но не по всему рынку, а выделить четкий участок рынка. Скажем, пятую часть. И чтобы сразу было видно, что там — торгуют русские. Только русские. Только своим товаром. С огородов или еще откуда-то — неважно.

Он смотрел исподлобья, морщился.

— Это слишком просто. И что это даст, по-вашему?

— Ясную картину, — ответил я. — Вы ведь застали еще Советскую власть?

Он поморщился сильнее.

— Я половину жизни прожил при том строе.

— Значит, помните разговоры в республиках, что Россия их объедает? Я сам не помню, но я хорошо изучал и тот отрезок времени. Во всех республиках население искренне полагало, что если бы удалось вырваться из-под гнета проклятой Москвы, то сразу же разбогатеют и заживут счастливо, не так ли?

— Так, — подтвердил он. — И что?

— После распада СССР все увидели, кто на самом деле кого объедал. И теперь практически все республики, кроме Азербайджана, где недавно открыли новые запасы нефти, смотрят на Россию с завистью. То же самое будет и на рынке. Если удовлетворить часть требований… часть!.. то есть не убрать всех черножопых, а дать русским свободно и беспрепятственно торговать плодами своего труда, то накал на время снизится, а за это время гамбургского счета…

В его глазах холод начал таять, он кивнул:

— Ну-ну, договаривайте.

— За это время покупатели, заходя на «русскую сторону», увидят, как они и чем торгуют. Одно дело — кричать, что черножопые захватили рынок, а их выживают, другое — сразиться на равных. Покупатели увидят, что и товар у наших хуже, и цены выше, и сами продавцы — морды грубые и неумытые. В то время как черножопые любого покупателя встречают, как дорогого и любимого генерала. Даже маршала, что принес им спасение. Нет, я не идеализирую торговцев с юга, я бывал у них там на местах, в массе такие же, как и наши: не всегда вежливые, не всегда опрятные, и товар там всякий…