Придон, стр. 73
Черево изменился в лице.
– Но хранилище во дворце!
– Ну и что?
– Туда запрещен вход…
– Нам?
– Всем…
Булат сказал твердо:
– Не в этом случае! Я сейчас отберу людей… а то и сам с ними пойду. А вы, ребята, возвращайтесь, передайте всем, что мы отправились за обещанными чашами. Если с нами что случится… если не вернемся, то вы знаете, что делать!
Толпа радостно заревела, на Булата смотрели влюбленными глазами, как на признанного вождя. Черево стискивал челюсти. Ничего не поделаешь, надо смирять гордость. Пусть пьют из золотых чаш. Пусть даже унесут их все с собой, во дворце золота в тысячу раз больше, чтобы сделать сто тысяч таких чаш. Главное, чтобы они выступили против артан. Даже если разобьют артан, вряд ли их выживет столько, что смогут быть угрозой. Если же артане их перетрут в песок, то артан останется столько, что будут легкой добычей для сохранившихся отборных войск Ку-ябы.
– Возвращайтесь в сад, – велел Булат. – И все расскажите! А сейчас я отберу свой отряд…
На него смотрели преданно и влюбленно. Он тыкал пальцем, сам еще не отдавая отчета, почему берет то самого рослого и здоровенного, то низкорослого, но сам с собой не спорил, а когда собрал отряд, в нем было шестнадцать человек. Черево скривился, но смолчал.
Глава 2
Небо на востоке окрасилось в слабый пурпур. В саду, который перестал быть садом, среди обломков деревьев, среди черных пятен на месте костров все еще стояли длинные столы. Большинство гуляк уже в лужах вина, среди объедков, но самые стойкие сидели за столами, пили, ели, возле них на земле белели черепки разбитых драгоценных ваз, объевшиеся мясом собаки спали вместе с людьми.
Один из воинов в полном боевом наряде пытался танцевать на столе, ноги запутались в дорогой скатерти, уже залитой вином, соусами, он с грохотом повалился на спящих и больше не двигался. Под ним медленно расплылась лужа крови, что смешалась с красным вином.
На столе блестела одинокая золотая чаша, все остальные наемники, хоть и перепились, все же поразбирали по мешкам. Булат чаш не брал, наоборот – всячески подчеркивал, что все только для войска, себе ни монеты, ходил по лагерю, со всеми пил, не пьянел, зорко присматривался, прислушивался, а сам все ближе подбирался к западной части лагеря.
Там располагалось две сотни куявов, командовал ими некий Вихрян. Когда приходит беда, вспоминают о тех, кто может послужить стране, чтобы потом снова отодвинуть их в тень, так и Вихряна не только вернули из песиглавцев в беричи, но и дали ему право набирать в свой отряд всех, кого сочтет пригодным. Вихрян не морщил нос при виде разношерстного войска наемников, что понравилось им, но и не старался понравиться, что вызвало уважение.
Он расположил свой отряд так, что к нему подступиться можно было только с одной стороны, но там всегда нес стражу усиленный караул.
Булат направился к куявам с кувшином вина, очень обиделся, когда не пропустили дальше сторожевого поста. Вихрян вышел на крики, суровый, мрачный, его обожженное лицо в полутьме еще больше напоминало кусок сырого мяса, покрытый тонкой пленкой кожи. Серые, цвета холодной стали, глаза смотрели пугающе ярко из-под лишенных бровей высоких надбровных дуг.
– Чего тебе? – спросил он хриплым голосом.
Неведомый пожар, так обезобразивший лицо, повредил и голосовые связки этого вождя наемников, голос звучал с металлическим оттенком, будто с Булатом общалась боевая труба.
Булат сделал вид, что очень обиделся.
– Разве мы не одно войско?
– Возможно, одно, – резко ответил Вихрян, – но этим отрядом командую я. Только я.
Булат сказал примирительно:
– Дорогой Вихрян, я слышал о тебе… и про то, как ты загремел из беричей в песиглавцы. Очень достойный поступок! Его не одобрили в Куябе, но, поверь, мужчины моего племени сказали, что ты был прав. Надо было еще и кинжалом мерзавца… Но я пришел к тебе, чтобы…
Вихрян поморщился, он все еще загораживал Булату дорогу, на кувшин в его вскинутой руке не повел и глазом. Лишенные даже ресниц покрасневшие глаза с навеки набрякшими толстыми веками выглядели страшновато.
– Ну-ну, зачем?
– Разве не повод, что у меня кувшин с великолепнейшим вином?
– Не повод, – отрезал Вихрян. – У меня есть что пить… и есть – с кем.
Он повернулся, чтобы уйти, Булат завопил:
– Погоди! У меня к тебе пара слов. В самом деле важных! Но я не хотел бы их орать… тогда их услышат все.
Поколебавшись, Вихрян сказал нехотя:
– Ладно, пойдем в мой шатер.
Булат, сдерживая улыбку, главное – ладить с людьми, пошел следом, в шатре огляделся, сразу же поставил на стол кувшин, сказал гордо:
– Этому вину триста лет!.. Как Дунай сумел сохранить, ума не приложу. У тебя найдутся чаши?
Вихрян молча достал из походного ящика два кубка. Булат разлил, стараясь, чтобы никому не было предпочтения, иначе можно истолковать по-всякому, взял свой, прямо посмотрел Вихряну в глаза.
– Я пью за достоинство человека, что осмелился защитить свое имя даже в прогнившей Куябе!
Вихрян поморщился.
– Ладно-ладно… говори, с чем пришел? То, как ты вынудил Черево принести золотые чаши, было проделано ловко, но здесь твои трюки не пройдут.
– Разве я поступил плохо? – спросил Булат с ухмылкой. – Я заставил эту жирную свинью потрястись. Да и не только эту. Неужели тебе не нравится? Ага, по глазам вижу… А пришел я с одной целью: веришь ли ты, что Куявия остановит артан?
Вихрян кивнул, обвел рукой стены шатра.
– По ту сторону этого шелка – двенадцать племен. Неужели мы не дадим артанам отпор?
– Мы – дадим, – согласился Булат. – Мы даже способны разгромить артанское войско! Но это мы, а не куявы. Мы – бедные, злые, голодные, яростные. А вот сытые жирные куявы будут жиреть еще больше, пока мы обагряем своей и чужой кровью земли на границе с Артанией! Разве это справедливо?
Вихрян засмеялся:
– Нет на свете справедливости.
– Нет, – согласился Булат. – Но мы можем ее добыть. Установить.
– Как?
Булат показал на стену шатра тем же широким жестом, как и Вихрян.
– Люди, которые способны остановить артан, заслуживают лучшей доли. И если мы – надежда и спасение Куябы, то мы… мы должны считаться не наемным войском, а… куявским. Мы можем заставить Куябу… да, заставить Тулея считаться с нами! Да что там просто считаться! Куяба сейчас беззащитна перед нами. Дворцовая охрана – да, это страшная сила, но мы сметем их массой. На каждого дворцового песиглавца у нас триста конных, двести лучников, тысяча пеших воинов. Разве уже не захватывали наемники города и даже страны? Мы можем пить из золотых чаш по праву! Мы можем ходить в дорогих одеждах, пить изысканные вина, у нас будут сочные женщины… а не эти костлявые жилистые крестьянки, с которыми мы забавлялись прямо на твердой земле!
Он захлебнулся яростью, Вихрян покачал головой:
– Мне это не нравится. Хотя я обижен, даже очень обижен… но я не могу ударить в спину тех, кому клялся служить.
Булат всплеснул руками.
– Разве я призываю ударить в спину? Нет, мы будем защищать Куявию и дальше, будем защищать куявских женщин и детей, города и села, ремесленников и хлебопашцев, богатых и бедных. Но только мы будем не скотом, который гонят на бойню… предварительно хорошо накормив и напоив, а хозяевами всей Куявии! И нам будет что защищать!
Вихрян поморщился.
– Глупости. Куявия несокрушима. Чего стоят башни магов…
– Опомнись, башни магов защищают только от вторжения чужаков! Магам все равно, кто во дворце. Им важно, чтобы им посылали золото, пряности, рабов.
– Есть еще драконы, – напомнил Вихрян. – Никому не добраться по горным тропам в их гнезда.
Булат отмахнулся:
– Ну и пусть там сидят. А со временем помиримся. Им тоже, как и магам, необходимы рабы, продовольствие, металл, золото… Их, как и нас, ничто не связывает с Куявией. Но стада скота сможем гнать в горы на прокорм драконам и мы, как сейчас гонят люди Тулея. Я вижу, ты уже задумался, Вихрян… Разве не видишь, что я не о грабежах говорю, а о справедливости? У нас тоже есть что предьявить Куявии, как сейчас предъявляет оскорбленный и оплеванный куявским двором Придон!