Придон, стр. 139
Она чувствовала его обжигающее дыхание. Он трепетно касался губами ее волос, отыскал среди взбитых локонов кончики ее ушей.
До прошлой ночи девственница, всячески оберегаемая от грубостей жизни, она сейчас отчетливо знала, что с нею произойдет, как это произойдет, и, прости ее Куявия, не чувствовала ни страха, ни стыда. Если он перестанет трогать губами ее уши, виски, шею, зарываясь лицом в копну волос, она ощутит потерю. Тело наливалось жаром, зов древних богов звучал все громче.
Она повернулась в его объятиях, их взгляды встретились. Он увидел в широко распахнутых лиловых глазах разгорающееся безумие. Платье скользнуло к ее ногам, он схватил ее на руки, и они упали на ложе.
В этот раз это чудовище как будто терзалось раскаянием и сделало все, чтобы не причинить ей боль. Даже удивительно, насколько он может быть нежным и заботливым. Хуже того, на какое-то время как будто потеряла власть над собой, ее руки перестали его отталкивать и… как стыдно даже вспомнить, обхватили за шею, такую толстую, крепкую, горячую, а ее окаменевшие губы растаяли под его горячим ненасытным ртом.
Правда, это длилось только миг, устыдившись, она заставила себя застыть, замереть, к тому же и его объятия ослабели, хотя ее не выпустил, держал, как в колыбели.
Она пошевелилась, сделала вид, что ей это неприятно, и его руки послушно расцепились. Она отодвинулась.
Наконец за спиной щелкнуло, он шумно выдохнул, далекие занавески колыхнулись. Все это время, похоже, он сдерживал дыхание, словно, сцепив зубы, с огромными усилиями нес на себе гору.
– Спасибо, – сказала она как можно более ровным голосом. – Я вижу, что не всегда артане жгут дома, насилуют женщин и бросают младенцев в огонь…
– Вранье, – ответил он сдавленным голосом. – Мы не бросаем младенцев в огонь. А жечь дома и насиловать женщин – право войны! Куявы разве не жгли наши дома и не насиловали женщин?
Она повернулась к нему лицом. Глаза ее смотрели строго, но щеки окрасились румянцем. Губы покраснели и вздулись. Придон уловил в ней некоторое смущение, пальцы ныли от жажды ухватить ее, он жадно сглотнул, переступил с ноги на ногу.
Итания некоторое время смотрела строго, наслаждаясь замешательством такого могучего и ужасного человека. Мелькнула непрошеная мысль, что всю эту ужасную войну в самом деле развязал именно этот человек. Тот самый, что вот сейчас краснеет, что-то мямлит, не знает, куда деть руки, что-то жалко лепечет. А войну начал из-за нее, и об этом уже начинают слагать песни…
А у нее, мелькнула новая мысль, уже есть над ним некоторая власть. Но вот только употреблять ее… в этом что-то от унижения ее достоинства дочери властелина Куявии.
Глава 5
Он подошел и встал перед ней на колени. В сумраке странно блестели ее глаза с расширенными зрачками, золотые волосы казались светлой пеной, что наполовину укрывала грудь. Он смотрел снизу вверх, внезапно стало страшно коснуться ее, такой небесной, чистой. Она вздохнула прерывисто, он ухватил ее руку, поцеловал пальцы, прижался щекой и замер в нестерпимом счастье.
– Итания…
– Молчи, – ответила она шепотом. – Молчи.
Он снова целовал тонкие пальчики, бледные и почти прозрачные в слабом свете серпика луны. Вторая половинка не исчезла, казалась как бы погруженной в воду, просвечивала едва-едва, от нее тоже свет, но невидимый, странный, однако ощутим, по лицу побежали слезы, но уже не жгучие, а слезы неслыханного счастья, упоения.
Она высвободила руку, но не рывком, не грубо и даже не с холодным равнодушием, что страшило еще больше, а как бы извиняясь, прошла, ступая босыми ногами, из-за чего казалась совсем маленькой, к окну. Небо черное с синевой, редкие звезды, редкие облака, освещенные сверху лунным светом, а снизу багровым огнем пожаров. Вокруг луны призрачный светящийся круг, даже кольцо, сквозь которое мигают звезды.
Он с радостным изумлением смотрел, как села на подоконник, прислонившись спиной к стене. Лунный свет падал на бледное лицо, делая его задумчивым, печальным и загадочным. Взглянув на него, коротко усмехнулась, забралась на подоконник с ногами, обхватила колени руками.
Страшась ее спугнуть, он приблизился неслышно, проследил за ее взглядом, луна медленно плывет по небу, потом он ощутил внезапно, что луна стоит, и все звезды стоят, а движется под ним пол, поспешно растопырил руки и ухватился за подоконник.
В полутьме услышал ее короткий смешок.
– И с тобой? Я думала, только у меня голова кружится от движения звездного неба.
Он подошел, снова встал на колени и робко прижался лбом к ее обнаженному бедру.
Гости пировали в зале, когда в окна коротко блеснул страшный багровый свет. Вяземайт лишь насторожился, губы задвигались, шепча заклятия, Аснерд вскочил и звучно шлепнул по бедру в поисках рукояти топора.
Свет исчез на короткий миг, затем возник трепещущий, словно сильный ветер старался задуть пламя гигантского факела, из багрового превратился в пурпурный, цвета свежепролитой крови, стал алым, медленно перетек в оранжевый.
Люди вскакивали, расхватывали оружие, выбегали из зала, а самые ловкие прыгали в окна, уже ощетинившиеся, с оскаленными зубами, готовые к бою.
На городской площади, где шел свой пир, все уже повскакивали и смотрели в сторону дворца. Аснерд добежал до вооруженных воинов, оглянулся, волосы встали дыбом.
Из окон верхнего этажа дворца бил ослепляющий желтый свет. Казалось, само солнце зажглось там, испепеляющие лучи вырываются наружу, слепят, превращают ночь в яркий день. Люди стояли потрясенные, Аснерд видел повсюду застывшие лица, вытаращенные глаза, изумление и потрясение непомерной мощью, ибо колдуны всей Куявии такого не сотворят, такое человеку не под силу, разве что богам, но и богам не под силу зажечь новое солнце…
Вяземайт подбежал, волосы растрепались, в глазах страх. Аснерд крикнул:
– Ты можешь сказать, что это?
– Никто не скажет, – ответил Вяземайт. – Такого… еще не было. Никогда… И… ни с кем.
– Но там Придон!.. Что будет с Придоном?
Вяземайт растерянно молчал. Самый яркий свет бил, проникая через каменные стены.
– Вяземайт, – сказал Аснерд требовательно, – что молчишь? Надо туда с топорами… или ты сам?
Вяземайт покачал головой.
– Если и может кто-то вынести тот испепеляющий жар, то это Придон. Подождем. Я видел только свет, разве мы уже горим, как стог сена?
Еще не проснувшись, Придон ощутил, что в зале не осталось приторных запахов душистых масел, притираний, благовоний. Воздух чист, свеж и резок, как после короткой летней грозы, когда сразу дышится легко и свободно.
Он открыл глаза, удивился необычной резкости зрения: мог рассмотреть все шерстинки ковра, что на дальней стене, глубоко вздохнул, тело заполнила ликующая радость. Осторожно повернул голову, Итания рядом, спит, невинный и чистый ребенок.
На бледных щеках густая тень неправдоподобно длинных ресниц, золотые волосы роскошно раскинулись по шелковой подушке.
За дверью послышались тяжелые шаги. Звякнул металл, страж то ли поднялся на ноги, то ли стукнул древком копья о каменные плиты пола, в ответ прогремел тяжелый голос Аснерда. Придону почудилось, что он услышал и дыхание Вяземайта, хотя через весь зал, да еще плотно запертые двери…
Он быстро подошел, распахнул дверь и так же быстро вышел, тут же притворил за собой створки, пусть золотоволосое сокровище спит. Аснерд и Вяземайт смотрели на него, выпучив глаза. Оба показались меньше ростом, словно за ночную пирушку усохли, уменьшились.
– Ну что так рано?
Аснерд смотрел пытливо, на языке вертелись сотни вопросов, но на некоторые ответил, как мог, еще Вяземайт, он же не позволил ринуться в охваченный неистовым светом дворец, однако что с Придоном, как мог не заметить…
– Что-то случилось? – повторил Придон.
В глазах старого полководца он видел изумление. Аснерд старался его скрыть, но глаза выдавали, смотрел на Придона и не мог вымолвить слова. Вяземайт же обошел Придона вокруг, ахнул.