Придон, стр. 104
Глава 13
Поздно вечером, отпустив служанок, она в растерянности пометалась по роскошным покоям, чересчур огромным, чтобы в них жить, подбежала к окну, но отсюда виден только сад, все такой же роскошный, цветущий, от запахов кружится голова. Это вокруг города во время осады порубили все сады, а здесь все нетронуто.
Пойти в покои отца, что ли, мелькнула мысль. Пошла к двери, но только протянула руку, как услышала по ту сторону тихий смешок, кто-то взвизгнул, и следом прозвучал игривый голосок одной из ее служанок:
– Ах, артанин, вы затронули мою куявскую честь! Ну, потрогайте еще…
И густой басок явно молодого воина, что изо всех сил старается выглядеть большим и солидным:
– Ах, красотка, ты такая отважная! Погоди, хочешь, я тебе вот это колечко подарю?
– Артанин, лучшее украшение для девушки – скромность и прозрачное платьице… А что за колечко? С камушком? Золотое?.. О, как раз на мой палец… Жаль, что второй палец теперь совсем такой бедненький рядом с этим, толстым, важным и таким красивым…
– Ух ты! Ладно, поищу в седле. У меня есть такие, как раз и на другие пальцы. Завтра поищу, сегодня не смогу отлучиться. Да и растянем удовольствие…
– Удовольствие нельзя сильно растягивать. Оторвешь.
Послышался приглушенный смех, тихонько захихикала служанка. Итания задержала дыхание, против воли прислушиваясь. Жизнь во дворце входит в свою колею, а служанкам все равно, кому прислуживать, кому подавать на стол, за кем убирать. Артане даже проще, не капризные, не мелочные и не мстительные, это заметно даже ей.
– А завтра придешь? А то я что-то сомневаюсь в куявских женщинах…
– В женщинах не надо сомневаться! Сомневаться надо до и после… ха-ха!..
Артанин не понимал куявских шуток, уныло бубнил одно и то же:
– Потому и сомневаемся, что ты такая красотка…
– Мне мама говорила, не родись красивой, а родись мужчиной!
– Зачем тебе? С мужчинами воюем, с женщинами… ох, с женщинами… Мы ведь уже друзья, верно?
Служанка ответила почти серьезно:
– А куда денусь? С волками жить – по-волчьи выть, с лошадьми жить – по-лошиному ржать, а с артанами…
– Ну-ну, говори!
– Не скажу, – донесся голосок, снова ставший игривым, – но показать могу… Нет, не сейчас! Пусти, ну пусти же… Ладно, когда все заснут, жди. Правда, приду. Ты такой красивый, сильный и умный, как твой конь – он мне сразу понравился!
Послышался цокот легких башмачков, все стихло. Все налаживается, мелькнула мысль, и стало страшно, как может наладиться после того, что произошло с миром, страной, Куябой, всеми-всеми?
По дворцу словно пронесся чистый освежающий ветер. Правда, ветер в самом деле теперь проникал в помещения, Придон велел снять ставни, а плотные занавеси вообще содрали со стен и выбросили. Деревья, что закрывали тенью окна нижних этажей, артане срубили, теперь яркое солнце смотрит в окна, лучи нагревают пол, выжигают сырость и плесень.
Слуги, приободрившись, что их не убивают и не подвергают пыткам, усердно мыли, чистили, меняли попорченную мебель и вообще приводили дворец в порядок. Артане, хоть и полные хозяева, не требовали, чтобы при их появлении падали на колени, обращались к слугам так же, как и друг к другу, что челяди льстило, и вскоре, как Итания заметила с горечью, новым хозяевам начали служить так же преданно, как и старым. А служанки и те знатные женщины, которые не успели бежать, вскоре уже хихикали с завоевателями, видя в них только здоровых сильных мужчин.
В Куябу продолжали прибывать знатные беры и беричи, спешили принести присягу на верность новому правителю Куявии. Сразу же выпрашивали земли, деревни, а то и целые вотчины, клялись блюсти интересы артан, вовремя взимать подати с черного люда.
Вяземайт ворчал, он таким не верил, с другой стороны – лучше правителями земель оставить куявов, пусть ненависть простого люда будет направлена на них, артане как бы в сторонке. Хорошо бы и храмы куявских богов разломать в щебень, но уж больно красивы, артанам вовек такие не выстроить. А вот перестроить под артанские капища или хотя бы жертвенники…
Аснерд высказывал недовольство, что Придон во дворце куявского властелина велел оставить все как было. И всех людей, которых не зарезали сразу. Таких оказалось много, они попрятались сразу же, едва артане ворвались в город, а выползали на второй-третий день, если их не вытаскивали раньше. И вот теперь весь дворец наполнен этими шныряющими тенями, робкими и угодливыми, застывающими при виде любого артанина, суетливо кланяющимися, кланяющимися…
Очень не нравилось ему такое, куда годится, если на каждого артанина во дворце по десять куявов? И хотя они все трусы, к тому же – челядь, но все-таки бывает тревожно от их присутствия. Даже трус может набраться храбрости и вонзить нож в спину.
Сам он проводил больше времени на площадке во внутреннем дворе. Из Артании прибыл большой отряд молодых воинов, сильных и отважных, но совершенно не обученных войне с куявами, и Аснерд терпеливо объяснял особенности войны с этими трусами, что прячутся либо за доспехи, либо за спины магов.
Придон однажды вбежал в покои Итании счастливый, сияющий, выпалил с порога:
– Вяземайт и ваши жрецы уже договорились о совместном обряде!
Она не поняла сразу, насторожилась, уж очень у него счастливый вид, спросила опасливо:
– Каком?
Он лишь раздвинул губы в улыбке, упал на колени, обхватил ее ноги, поцеловал быстро и резко и тут же унесся, как на крыльях, страшась остаться чуть дольше, ибо потом не сможет уйти, не сможет думать, не сможеть жить, просто умрет от пронзительного счастья быть рядом.
Во дворец прибывали обозы с награбленными драгоценностями, а также знатные мужи, что будут присутствовать на свадьбе отважного Придона и прекрасной Итании. Этих особо знатных мужей, по-куявски можей, так и называли – вели можи, или вельможи. Их размещали в соседних зданиях, по пышности и богатству мало чем отличающихся от дворца.
Однажды она услышала снизу ликующие крики. Протрубила труба, звонко стучали копыта. Она выглянула из окна, к дворцу подъехали на тонкошеих нервных конях трое воинов. Двое могучих атлетов сопровождали подростка в легкой рубашке и тонких штанах из умело выделанной кожи. Со ступенек сбежал Придон, подросток-воин соскочил с коня, бросился к Придону в объятия. Шапка слетела с его головы, остолбеневшая Итания увидела, как освобожденно хлынули водопадом черные блестящие волосы.
Сердце ее тревожно дрогнуло. Она смутно удивилась уколу ревности, а незнакомая девушка обнимала Придона за шею, целовала в глаза, он тоже обнимал ее счастливо и бережно, хотел подхватить на руки и внести во дворец, но она со смехом отбилась, выскользнула из его объятий, сама взбежала легко и грациозно.
Дверь закрылась за ними, всадники с веселым смехом умчались обратно. Итания долго стояла, опершись о подоконник, ноги отказывались держать ее тело. Сердце стучало часто, испуганно, в груди разливался жгучий страх, чувство потери возникло внезапно, ширилось, охватывало ее всю, а потом, казалось, охватило и все в комнате, пропитало воздух ядом.
Полдня в смятении она раздумывала о таинственной незнакомке. Ее дикая красота поражала, в ней чувствовалась сила, необузданность чувств, ярость и безудержность, настоящая артанка, полная жизни, полная жажды все увидеть, все потрогать, везде побывать и, может быть, все сломать, что не понравится.
После обеда она несколько раз видела ее с галереи, откуда раньше Иргильда так любила наблюдать за гостями, оставаясь незамеченной.
Держалась незнакомка по-хозяйски, за что Итания сразу ее возненавидела. И в то же время невольно восхищалась той свободой, которой пользуется эта артанка. Уж ее-то не возьмут, как овцу, не выдадут замуж против воли. Она сама себе хозяйка, это чувствуют все, признают, это видно по тому, как ей уступают дорогу, кланяются, выполняют ее приказания.
Больше всего, судя по всему, она проводила времени с Придоном. Гелия ничего не могла о ней разузнать, хотя сгорала от любопытства. Итания делала вид, что прибывшая артанка ее абсолютно не интересует, абсолютно, даже старалась не слушать, что щебечет Гелия, а та шушукалась с другими служанками, гостье перемывали кости, рассказывали, что она уже прошлась и по всем залам, осмотрела покои Тулея, тронный зал, побывала на верхней галерее, откуда, в свою очередь, понаблюдала за нею, Итанией…