На Темной Стороне, стр. 99

– Никто не видел, как подхватили?

– Только наши.

– Хорошо, – кивнул майор. – Если помрет, передадим Империи – это наш долг союзников по НАТО. Если выживет… тайно переправим на родину. Это наш долг перед нашей Францией.

Лейтенант кивнул. В темных глазах было восхищение майором. Губы шелохнулись, словно хотел добавить и про остальные страны, еще не захваченные Империей, но смолчал: слишком высокопарно, а усилиями имперской пропаганды высокие слова давно стали предметом насмешек.

Глава 18

Сквозь забытье Дмитрий чувствовал, что его везут на машине, затем выносят на руках, снова тряска на машине, а сзади грохает и тут же догоняет жаркая волна, пахнущая бензином и горелой резиной, слышится глухой взрыв, словно всякий раз машину не только меняют, но и сжигают. На короткое время впал в забытье, а когда очнулся, над ним наклонился хмурый немолодой человек. Огромный живот исчез, как и ярко-красные волосы. Зато лицо показалось знакомым.

Волна животного страха прошла по телу, он прошептал:

– Бомба… Что с бомбой?

– Ты остановил отсчет, – сказал незнакомец на чистейшем русском. Настоящем русском, в котором рождаются, а не выучивают в разведшколах. – Не дергайся, не дергайся! Она здесь. В любой момент можешь запустить…

Дмитрий видел большие внимательные глаза, в руку кольнуло. Он скосил глаз и увидел, как девушка с пшеничными волосами вытаскивает из его вены длинную иглу шприца.

– Ты потерял ведро крови, парень, – продолжал человек. – Но еще не выполнил задание. Так что соберись.

А девушка сказала язвительно:

– А тогда и помирай, не жалко.

Тело занемело, но в нем, как в дереве, скреблись жуки, личинки, носились муравьи и кусали все, что могли. Страшный зуд терзал все тело: явно сразу же накачали лекарственной гадостью, чтобы быстрее заживало в бессознательном, но сейчас этот велел вкатить взбадривающее: долг есть долг.

Дмитрий с трудом повернул голову. Шея трещит, словно отмороженная. Рядом на сиденье покачивается исцарапанный еще больше кейс, мужчина, который придерживает его рукой, незнаком, но все время кажется, что где-то видел. И чем-то он очень похож на Ермакова.

Девушка сказала успокаивающе:

– Лежи-лежи. У тебя восемь сквозных ранений в голову. Но мозг не задет.

Мужчина смотрел с явным интересом:

– Ты профессионал, но рисковал, рисковал… Почему не отпустил кнопку? Уэнбэшники могли расстрелять и своих фермеров, только бы добраться до ядерного рюкзака.

Дмитрий шелохнул мертвыми губами:

– Я… чувствовал… своих…

Перед глазами промелькнули мертвые тела друзей, дыхание участилось, он слышал, как страшно скрипнули его зубы. Девушка переменилась в лице, ее белые руки мелькнули, как взлетающие птицы, прохладные ладони прижали его голову к подушке. Мужчина кивнул, внимательные глаза не отрывались от бледного, как воск, лица молодого парня:

– Своих?.. Гм… Ладно, говорить можешь?

Дмитрий ощутил нечто странное, но от этих людей не веяло враждой, хотя и был некий странный оттенок в чувствах. Очень странный.

– Это должен я?..

– Ты, – ответил мужчина.

– А вы не…

– Это было твое задание, – ответил мужчина. – Ты остался один. Но за тобой – твоя страна.

Не наши, пахнуло страхом. На миг чувство страшного одиночества и беспомощности накрыло с головой. Он с трудом поднял голову. В глазах мужчины и женщины прочел сочувствие и понимание.

– Сейчас… – прошептал он. – Сейчас…

Запахло горячим куриным бульоном, девушка протянула чашку. Дмитрий пытался поднять забинтованные руки, не смог, чашка придвинулась к его губам. Он заставил сомкнутые челюсти разжаться, глотнул. По пищеводу прокатилась горячая волна. Страшная слабость в теле оставалась, но он чувствовал, что дубовая кора во рту размякла.

Мужчина вытащил из нагрудного кармана плоскую коробочку телефона:

– Набирай. Звонок перехватить невозможно. К тому же постоянно перемещаемся.

– Где мы?

– Въезжаем в Нью-Йорк.

Дмитрий вздохнул, посмотрел на мужчину. Тот отвернулся. Дмитрий негнущимся пальцем тронул три кнопки, четвертая расплывалась, в черепе возник холодок: а не перепутал ли, в самом ли деле эта, Ермаков заставил всех затвердить этот номер, но он, Дмитрий, после такого удара по голове…

Мужчина спросил, не поворачиваясь:

– Какую цифру не вспомнишь?

– Четвертую, – буркнул Дмитрий.

– Девятка, – сказал мужчина тут же. – А дальше три, шесть, восемь…

– Знаю, – буркнул Дмитрий. Как можно быстрее набрал остальные цифры. – Алло!.. Мне мистера Гольдшеккеля. Кто говорит?.. Говорит бомба, которую вам захватить не удалось. И которая сейчас в Нью-Йорке.

Слышно было, как перещелкивались тумблеры. Он буквально чувствовал, как огромная армия технических специалистов сейчас прислушивается к его голосу. Одни пытаются как можно быстрее установить, откуда говорит, другие вслушиваются в интонации, чтобы сразу выдать рекомендации, как с ним разговаривать, в каком тоне, что обещать и как обойти.

Трубку взяли через пять секунд. Уверенный голос произнес:

– Гольдшеккель на связи. Кто говорит?

– Вы уже знаете, – отрезал Дмитрий. – Не тяните время. Даю всего два часа. За это время должно прозвучать сообщение вашего правительства, что отзываете ваших людей с Байкала. Все поняли?

Голос прозвучал с задумчивой интонацией:

– Бомба при вас?

– И взорвать ее проще простого, – ответил Дмитрий. – Я хотел ее… на вашем озере Гурон. Или на Онтарио. Чтобы, значит, если специалисты по озерам, чтоб занимались своим. Но сейчас думаю: а почему не рвануть прямо сейчас? В Нью-Йорке?

Сила ускорения прижала спиной, потом чувствительно завалила влево. Автомобиль неторопливо разворачивался, ничем не выделяясь из потока двух миллионов машин. Светловолосый, как и девушка, техник вскинул руку в жесте, который Дмитрий понял безошибочно: глушаки работают безотказно, их пока еще не засекли.

У Кречета в кабинете за его длинным, как беговая дорожка, столом на этот раз было пусто, только трое из министров сверяли бумаги, да в уголочке у самой двери скромненько примостился Егоров. Он явно чувствовал себя неловко как в кабинете президента, так и в цивильном, когда вместо подтянутого и налитого силой кадрового военного видит в полированной поверхности стен штатского, каких пруд пруди.

Кречет прислушивался к доводам министров, краем глаза поглядывал на экраны, иногда поднимался и нервно мерил шагами кабинет.

Егоров хмурился, поглядывал то на часы, то на экран монитора. По первому каналу шла глупейшая игра, часто прерываемая рекламой перхоти, зато на Си-эн-эн изображение перуанских пейзажей дрогнуло, прервалось. На экране появилась хорошенькая дикторша. Бровки ее поднялись на середину лобика, а голосок дважды дрогнул, когда быстро начала зачитывать с поданной ей бумажки:

– Экстренное сообщение! Только что президент Соединенных Штатов сделал сенсационное заявление. Группа технических советников, что высадилась в районе озера Байкал, будет эвакуирована сегодня же. За ними уже высланы вертолеты. Правительство Соединенных Штатов обратилось к правительству России за разрешением беспрепятственного вывоза с территории России этих советников. Пока неизвестно, чем это вызвано и почему такая спешка. Есть мнение, что в сенате победила партия, которая настаивает на более медленных темпах экспансии свободы и общечеловеческих ценностей, ибо эти незыблемые права должны приходить к уже подготовленным людям…

Кто-то вздохнул громко и облегченно, Яузов от избытка чувств ругнулся. Кречет растянул губы в хмурой усмешке. Это было неожиданно, как если бы из грозовой тучи внезапно проглянуло умытое ливнем солнышко.

Экран вспыхнул и погас, только светлая точка некоторое время медленно угасала в центре.

Яузов сказал наставительно:

– Они любое поражение подают как свою победу. Нашему бы министру культуры такой язык…