На Темной Стороне, стр. 76

– Мы должны… мы обязаны напасть на тюрьму! Это наш долг перед братьями по вере, братьями по ненависти к проклятым империалистам! Даже если всем освобожденным придется вернуться в их камеры… у всех в памяти останется наш дерзкий подвиг! А остальные организации начнут уважать «Знамя пророка» и никогда не спутают его с этими недоносками из «Знамени Аллаха»…

Он заскрипел зубами. Белки страшно выкатились.

– Как? – спросил Джекобс раздраженно. – Я, к примеру, вовсе не собираюсь подставлять свой зад под эти ядовитые пули. И под простые не очень-то, но под ядовитые вовсе…

Дмитрий видел по злому лицу Вилли, как тому хочется назвать Джекобса трусом, но он сам рассказывал по дороге, как на глазах у всей группы Джекобс в упор расстрелял полицейскую машину, а затем врукопашную сразил двух выскочивших копов и в мгновение ока вытащил оттуда арестованного Вилли. Тогда из перерезанного горла копа кровь хлестала, как из брандспойта, они так и вернулись в штаб-квартиру, перемазанные в этой крови, как мясники.

– Надо разработать план, – сказал Вилли раздраженно, – чтобы не подставляться под пули!

Его глаза с раздражением пробежали по мощной мускулатуре Джекобса, бывшего игрока в регби. Говорят же, что спортсмены – трусы. Они дерутся только в рамках правил, а жизнью рисковать ох как не любят.

Уже повеселев, повернулся к Дмитрию:

– Поможешь?

– Могу только кулаками, – ответил Дмитрий.

– Почему? – не понял Вилли.

– Ранг не тот, – объяснил Дмитрий. – У нас голова – Расул… еще Бадри, хотя… гм…

Он кивнул в сторону Ермакова и Валентина, они советовались вполголоса, лица у обоих стали серыми и вытянутыми. Вилли дружелюбно шлепнул Дмитрия по спине, вразвалку направился к старшим.

– Вон Джекобс считает, что на тюрьму нападать не стоит!

Ермаков обернулся в сторону хмурого Джекобса. Тот сосредоточенно вставлял в барабан револьвера патроны.

– Он сказал почему?

– Боится, – фыркнул Вилли. – Шкуру бережет!

Джекобс поднял голову, глаза зажглись злостью:

– В тюрьму не прорваться. Не ясно? Как бы вас там ни готовили.

Вилли сказал победно:

– Видите? Он хочет победить без риска. Но уже то, что мы нападем… уже то, что алою кровью своею обагрим этот проклятый империалистический мир… Из каждой капли нашей крови встанет по бойцу… по десятку неустрашимых и непримиримых!

Его дыхание стало хриплым, а кулаки сжимались так, что черные как уголь костяшки становились серыми.

Ермаков слушал, поворачивался в сторону каждого говорившего, рассматривал, вслушивался. На лбу собирались глубокие складки, а возле губ пролегли горькие линии.

Наконец он сказал со вздохом:

– Отложим это на завтра, хорошо?.. Мы постараемся за ночь принять решение.

Рано утром он вошел в бункер, серые глаза без всякого выражения оглядели членов боевого отряда «Знамени пророка». Голос тоже был настолько ровным, что не все сразу услышали в его интонации грохот взрывов и визг пуль:

– Мы все-таки обязаны освободить наших товарищей.

Вилли подпрыгнул, победно оглядел всех. Джекобс скептически фыркнул. Рамирес спросил настороженно:

– У вас есть какой-то план?

Ермаков сказал ровно:

– Эти сволочи зажрались от безнаказанности. Мы нанесем прямой удар! В главные ворота.

Джекобс фыркнул громче, отвернулся. Вилли широко улыбался. На широком лице Рамиреса все яснее проступало недоверие:

– Как вы это сделаете?

– Очень просто, – ответил Ермаков. – Нам только бы добраться до ворот тюрьмы, чтобы нас по дороге не остановил подозрительный полицейский. А там начнется кровавая каша! Мы перебьем этих свиней, ворвемся в здание и освободим своих страждущих товарищей раньше, чем к месту прибудет их подкрепление.

– Идиотский план, – фыркнул Джекобс. – Даже если вам и удастся ворваться в тюрьму… а вы не представляете, насколько это трудно… то как надеетесь выбраться? На выходе всю эту толпу встретят не полицейские, а спецподразделения! Им отдан приказ стрелять во все, что шевелится.

– Великолепный план, – возразил Вилли негодующе. Глаза его сияли как звезды. – О нас узнают!

– Узнают, – согласился Ермаков. – Но разве спецподразделения явятся так быстро?

Джекобс пожал плечами:

– Как бы они ни копались, но просчитайте, сколько времени понадобится, чтобы прорваться в ворота, пройти широкий двор, который простреливается с вышек, с боями ворваться в первый корпус, сбить охрану – а там уже опустят железные решетки, вас встретит огонь из амбразур… но и это еще не все! Особо опасные преступники находятся в так называемой внутренней тюрьме. Этот корпус охраняется дополнительно. И охрана там сперва стреляет, а потом кричит: «Стой, кто идет!»

Ермаков внимательно смотрел на рассерженного регбиста. В серых глазах мелькнуло только Дмитрию заметное колебание, но из груди вырвался вздох:

– Мы обязаны освободить наших братьев по борьбе. Такова наша вера! Ее не понять этим… в проклятой Империи!

Дмитрию почудилось, что полковник говорит слишком высокопарно, но, наверное, так и надо с этими фанатичными парнями. Все они глубоко симпатичны, но, если честно, ни одного не хотел бы себе в напарники.

Глава 5

Тюрьма даже на карте выглядела страшновато. Высокий забор, проволочные сетки, лазерные лучи, всевозможные оптические и звуковые датчики. Здания старые, внушительные только с виду, но внутри старинных рыхловатых стен, как предупредил Якоб, протянута стальная арматура.

Вилли приехал на форде стареньком, но просторном, как лимузин. Дмитрий никогда не сидел в таких машинах, в салоне осматривался с почтительным удивлением. На заднем сиденье с ним устроились Тарас и Валентин, даже в широкой волге стало бы тесно от их широких тел, а здесь хоть четвертого сажай и собаку в придачу.

За руль сел Рамирес. Ермаков пришел с массивным биноклем и неизменным кейсом, плюхнулся рядом, буркнул:

– Поехали!

Рамирес умело вывернул руль. Машина тронулась с места легко и уверенно, мотор работал неслышно. Дмитрий заподозрил, что под проржавевшим капотом прячется двигатель от новенькой машины. Может быть, даже не форда, а какого-нибудь списанного миноносца, вон как прет в горку, даже не замечает, легко держит повороты, словно на гидрорулях и гироскопах…

Машин на улице не меньше, чем на Тверской в час пик, все несутся ровно, словно двигается единая стальная лента с наклеенными на нее машинами. Совсем редко кто-то пытается обойти соседа, что на таких скоростях чревато, такому сигналили со всех сторон, и чересчур нетерпеливый затихал.

Дмитрий искоса рассматривал улицу, дома, витрины. От тротуара все дома одинаковые, недаром же улицы различаются только по номерам. Но если брать повыше – двух похожих еще не видел, как и люди: яркие, пестрые, раскованные, почти не видать с хозяйственными сумками, словно еда приходит по водопроводу…

– Вон там местное отделение ФБР, – объяснял Рамирес. – Видишь здание с мраморной облицовкой? Да не банк это, не банк… ФБР, чудак. Это ж не ЦРУ, что прячется под вывесками разных фирм по импорту-экспорту! Фэбээровцы живут открыто… По крайней мере, делают вид.

– До тюрьмы сколько миль? – поинтересовался Ермаков.

– Через двадцать минут будем там.

– Дорога прямая?

Рамирес объяснял подробно, со знанием дела. Дмитрий все смотрел в окно, но краем сознания отмечал, что Ермаков ведет какую-то игру, ведь знает же прекрасно и расстояние до тюрьмы, и все окрестные переулки. Память у него почти такая же, как у него, Дмитрия, если не лучше. Раз взглянув на карту, он может нарисовать ее по памяти.

Тарас завозился, буркнул:

– Мне не нравится голубой мерс.

Дмитрий увидел в зеркальце внимательные глаза Рамиреса. Через мгновение тот заметил осторожно:

– Думаете, хвост?

– Он прет за нами уже целую милю!

Рамирес усмехнулся:

– Бред. Расул, что скажешь? Свернуть куда-нибудь?

Ермаков лениво отмахнулся: