Мрак, стр. 64

Глава 29

Он заблудился в подземелье. В голове стоял гул, мышцы стонали от боли. Он бесцельно стукался головой о камни, по морде уже бежала кровь. Дважды черная пелена застилала глаза. Очнувшись, он находил себя распростертым на каменном полу, а один раз в чувство привела холодная вода, когда упал поперек подземного ручья.

Не доживу до первого снега, мелькнула мысль. Ощутил облегчение, ведь эту боль можно оборвать прямо сейчас. Либо броситься на меч, либо просто разогнаться и грянуться головой о стену!

Странно ободренный, он наконец отыскал выход. Правда, не в свою комнату, а в помещение для челяди на первом поверхе. Гм, если выйдет голым, то трудно пройти незамеченным. Ругнулся, чувствуя, как от сердечной боли не работает голова. Никто не заставляет идти голым… человеком, когда можно голым волком.

Правда, у своей двери пришлось потоптаться. Волчьими лапами открыть запоры было не просто, да и народ постоянно шныряет. К свадьбе готовятся!

Он снова ощутил такую боль, что в глазах потемнело. Но, к счастью, вокруг опустело, поспешно перекинулся в человека, открыл дверь и проскользнул в комнату. Издалека донесся удивленный возглас.

Начал одеваться, но руки перестали двигаться, и он снова рухнул на пол. Боль была острой, словно ножом медленно распарывали грудь и живот, резали жилы.

Когда в дверь постучали, он не ответил. Постучали снова, и дверь с грохотом распахнулась. Ввалились двое гридней с топорами в руках, за ними шел злой Ховрах.

– Что надо? – прорычал Мрак.

Он чувствовал, что страшен обликом, и стражи попятились. Один промямлил, защищаясь:

– Нам сказали, что огромный волк… ага, волк к тебе пролез!

– Сам запоры отодвинул, – добавил второй торопливо.

А Ховрах заорал, не давая Мраку раскрыть рот:

– Дурачье! Сами знаете, что именно вам надо есть, а не вино пить! После первого кувшина уже мерещится! Что за народ пошел такой слабый? Где этот волк?

– Но нам сказали… – пролепетал первый.

– Дурачье тоже, – изрек Ховрах. – Да и влез бы, ну и что? Может, похмелиться искал. Это мой друг, мы с ним даже песни пели. Пошли, там еще осталось.

Он обхватил их за плечи и вытолкал, подмигнув через плечо Мраку. Рожа Ховраха была красная, потная и довольная. Мрак остался без чувств, без мыслей и без сил и уже думал, что умер, но, когда боль стала совсем невыносимой, понял, что жив. Мертвые боли не знают. Если болит, то жив. Если болит душа, значит, есть.

Хватаясь за стены, спустился в нижние палаты. Еще издали услышал запах мужского пота, кожи, масла для смазки оружия, а вскоре донеслись грубые голоса гридней, хохот, скрип лавок и столов.

Он остановился на пороге. Палата прыгала в такт биению сердца, а шум крови в ушах заглушал пьяные вопли. Дружина заканчивала обед, отроки уносили пустые миски, расставляли кубки с брагой, вином, пивом. Ховрах высился во главе стола, держал не кубок или чашу, а кувшин, горланил песню.

С появлением Мрака говор оборвался, Ховрах тоже умолк. Все повернули головы к Мраку. Взгляды были оценивающие, опасливые и даже враждебные. Пришелец появился во дворце слишком внезапно, разом оказался близок к вожаку разбойников и даже Хозяйке Медной Горы. И непонятно, что еще от него можно ждать в их простом и понятном мире.

Мрак тяжело прошел к столу Ховраха, рухнул на лавку. Ховрах рассматривал его с превеликим удивлением:

– Эй, почему у тебя две головы?

– А чем двухголовый хуже безголовых?

Ховрах кивнул отроку, тот примчался с новым кувшином и кубком. Ховрах наполнил, заявил гордо:

– Эй вы, безголовые! Да знаете ли, что это я направил сего витязя в волчьей шкуре на верный след?

Кто-то спросил ехидно:

– А что ж ты сам не привел тцаря?

– Я похож на дурака? – обиделся Ховрах. – Стану я портки рвать по скалам, когда в корчме тридцать бочек вина, сорок бочек хмельного меда, сорок бочек пива, а еще толпа спелых, как репки, девок! И все ждут, чтобы я обратил внимание!

Он придвинул Мраку полный кубок. Мрак отхлебнул, не ощутив вкуса, во рту как на пожарище, сказал хриплым, не своим голосом:

– Есть важное задание. И как раз такое, что сам захочешь выполнить.

– Я? – изумился Ховрах. Он захохотал. – Сам?

– Еще и проситься будешь, – заверил Мрак. Он понизил голос. – В горах бесчинствует отряд Гонты. Ты слыхивал, разбойники. Только и делают, что грабят, пьют да дерутся. На той неделе, я слышал от него самого, разграбили винный подвал одного знатного боярина. Мне нужен человек, чтобы отвез им весточку…

Ховрах подумал, спросил с осторожностью:

– А велик был подвал?

– До лета будут пить – не просохнут, – заверил Мрак. – Но там особо задерживаться не стоит. Надо еще в одно место. И быстро.

В глазах Ховраха было выражение, что ежели и доберется до разбойников, то до лета не выберется. Разве что поможет справиться с запасами раньше.

– А исчо куды? – спросил он.

– К Медее, царице поляниц. Отвезешь ей пару слов от меня. Там кроме вина еще и тыщи молодых баб. Они мужиков раз в году лишь по весне видят. Там ты меня и дождешься.

Ховрах даже кувшин отодвинул, глаза выпучились.

– Дождусь, – сказал он преданно. – Я дождусь, ты… того… не спеши! Ради меня спешить зачем же? А не лучше ли сразу к Медее? Или сперва к Медее, а потом к этому… винному подвалу Гонты?

– Гонта по дороге, – объяснил Мрак, – да и без словца от него Медея тебя не пустит.

Ховрах с грохотом отодвинул лавку, поднялся. Грудь его была браво выпячена. Мощным голосом рявкнул:

– Готов ехать хоть счас! Да ради отечества я на все завгодно.

– Тогда выводи коня, – решил Мрак.

Собравшиеся ошалело наблюдали, как Ховрах, ленивый Ховрах, рвется отдать все силы службе. Видать, этот новый витязь, коему полтцарства обещано, умеет взять за горло. С таким не будешь ниже травы тише воды – враз рога посшибает.

Отправив Ховраха, Мрак велел стражам сообщить Додону, что он хочет молвить слово. Страж довольно грубо ответил, что светлый тцар почивать изволит. Если так, отрезал Мрак, то он сейчас уезжает без этого слова. И пропади здесь все пропадом, а о нем больше не услышат.

Страж заколебался. Мрак выглядел необычно: снова в душегрейке из звериной шкуры, плечи голые, блестят в тусклом свете, как шары из темной меди, волосатая грудь видна до пояса. С одного плеча надменно смотрит толстая жаба, из-за другого злобно выглядывает великанская секира. А к тцарю с оружием не велено…

– Жди, – велел он наконец, – сейчас доложу тцарю-батюшке.

Пока ждал, Мрак ловил на себе любопытные и уважительные взоры. Вблизи царских покоев всегда снует народец, норовит лишний раз попасться на глаза грозному тцарю. Авось запомнит, пожалует одежкой со своего плеча или кусом с царского стола.

– Ты того, – шепнул один опасливо, – больно горд… Кланяйся тцарю ниже!

– И не спорь, – подсказал другой, – не спорь!

– Он тцар, – сказал кто-то с оттенком благоговейного страха. – Его слово – все! Выше нет и быть не должно. Все царской воле должны быть покорны. А у тебя спина больно прямая!

И последний успел шепнуть благожелательно:

– Тцарю нужны не праведники, а угодники!

Дверь распахнулась, появился страж. От Мрака враз отхлынули. Он сказал негромко, но чтоб услышали:

– Спасибо, люди добрые. Вижу, за меня радеете. Потому и советуете… Но у каждого своя дорога.

Страж крикнул:

– Эй, воевода Мрак! Светлый и милостивый тцар изволит со своей неизреченной милостины… тьфу, милости… изволит принять тебя. Это значит, ежели исчо не понял, то иди к нему. Но ежели твое дело не столь важное, то не сносить тебе головы!

Мрак усмехнулся, а проходя мимо стража, внезапно ухватил его за нос и сжал, неотрывно глядя в лицо желтыми волчьими глазами. Тот скривился от боли, рука дернулась к ножу на поясе. Мрак улыбнулся предостерегающе, верхняя губа приподнялась, показав острые клыки. В горле нарастало глухое рычание. Взгляд желтых глаз переместился на нежно-белое горло стража.