Мрак, стр. 38
– Трепещи, смертный!..
– Трепещу, – согласился Мрак. – Вон поджилки трясутся. Ты ж из-за спины подкрался! Рази так можно? Заикой можно сделать на всю жизнь. Ты кто?
Призрак сказал замогильным голосом:
– Я великий и грозный тцар этой страны… Был им. А ты тот, кто перебил пришельцев в некогда моем дворце. Я все видел, смертный.
– Гм… А чего вдруг решил показаться?
Голос призрака стал глуше от ярости:
– Только тебе могу поведать… Я – тцар этой страны Громослав Кривозубый! Я не умер, а был убит предательски и коварно. Однажды я спал в своем саду, а мой младший брат, его зовут Додон, подкрался и влил мне в ухо яд… Я скончался в жутких мучениях.
– В ухо? – удивился Мрак. – Почему не в рот?
– Я не храплю, – ответил призрак надменно. – А голову во сне изволил склонить набок. Берешься ли отомстить? Тогда укажу, где зарыл сокровища.
Мрак сказал с сомнением:
– Сокровища – это хорошо. Всегда в хозяйстве пригодятся. Но ты ж не человек, а призрак. Для тебя соврать – раз плюнуть. Люди и то брешут, как псы бродячие! Я поверю и пришибу безвинного человека… Может быть, ты просто злобствуешь, что другой на твою бабу ноги складывает.
Призрак задохнулся от ярости:
– Да как ты… Я – тцар!
– А тцарю, – продолжал рассуждать Мрак, – и вовсе без вранья не прожить. Мол, в интересах страны!.. К тому же тебе ли винить своего брата? Он же по-свойски! Все равно корона и власть остались в семье. Чего уж серчать?
– Да как ты… Меня ж убили, понимаешь? У-би-ли!
– А самое главное, – решил Мрак, – у вас, тцарей, работа такая. Свои радости, свои неудобства. Вон простой мужик ходит в тряпье, ест впроголодь, зато яду кто ему подсыплет? Он сам того яду не стоит. А ты зато спал на мягком, ел только мед и сало, кого сгреб, того и… Да за один день такой жизни иной бы полжизни отдал! А ты небось всласть, как паук на сдобных мухах, напузыривался. Ну, не все коту масленица, другим тоже потцарствовать охота. И твою царицу потискать, об этом всегда мужики мечтают. Мол, воровать, так золотую гору, а жмакать, так жену Громослава…
Призрак опешил, однако в запавших глазницах багровые огоньки уже разгорались в бушующее пламя.
– Так ты… не возьмешься?
– В другой раз, – отозвался Мрак сожалеюще. – Мне дел под завязку. Сперва пойду отыщу твоего… убивца.
Призрак качнулся по стене, размазавшись как тень. Голос из яростного стал непонимающим:
– Так все-таки берешься?
– Ну… другой заказал отыскать.
Призрак сказал с горьким удовлетворением:
– Я так и знал, что не одного меня! Он всегда увлекался ядами.
Мрак подумал, стянул через голову и отшвырнул кольчугу. Сразу стало легче. Он с наслаждением почесал голую грудь. Кому осталось жить до первого снега, того никакая кольчуга не спасет.
С одеждой еще проще: прикрывает спину и задницу – и достаточно. А руки пусть голые, так привычнее. Разве что широкие браслеты из черной бронзы на запястья и предплечья да пояс с петлями для двух ножей и баклажки.
Выбраться было труднее. Злясь на полную потерю чутья, ничего не видя в кромешной тьме, он долго пробирался по тесному извилистому ходу, часто вовсе на четвереньках, обдирал бока, уже начал думать, что заблудился, пока глаза не уловили слабый рассеянный свет.
Для волка это было бы что очутиться на ярком солнце. Но он все равно еще трижды стукнулся головой, пока выбрался через тайный лаз в каморку Ховраха.
Ховрах спал, и Мрак, высыпав ему в калиточку пригоршню золотых монет, на цыпочках выбрался в коридор, перебежал в комнату с окном наружу. Решетку уже подготовил, впереди рассвет, дальняя дорога и пыль странствий. Уже на сапогах!
Часть II
Глава 18
На поиски тцаря только из детинца выплеснулось народу больше, чем муравьев из раздавленного медведем пня. Бояре и боярские сынки, сокольничии, псари, челядины, даже конюхи и малолетний помощник коваля. Со стен дворца было видно, как по всему городу отворяются ворота, выпуская одетых в дорогу мужчин.
Кажан посмеивался, он направился к воротам дворца в сопровождении десятка воинов, троих следопытов и псаря с гончими псами. Когда ему отворяли, он оглянулся и окинул Светлану цепким, обволакивающим взглядом:
– Готовь свадебное платье, тцаревна!
– Сперва отыщи дядю, – напомнила она сухо.
– Считай, что уже возвращаюсь с ним, – ответил он уверенно. Расхохотался, хлестнул коня. – Встречай в венке невесты!
Загрохотали копыта, за ним двинулась тяжелая дружина. Мордастые, уверенные, матерые, на сытых и борзых конях, дружно грянули походную – веселую и мужественную. Из домов высовывались головки девушек, хихикали, строили глазки. Гридни молодцевато подкручивали усы, подмигивали. Даже кони под ними шли гордо, уверенно, играючи тугими мышцами.
Рогдай, насупленный и хмурый, видел, с какой горечью смотрела им вслед Светлана. Если кто и может найти Додона, то не Кажан, этот хорош только во дворе, а Руд или отвратительный Горный Волк!
Светлана часто оглядывалась на стражей у ворот дворца. Овод и Ховрах стояли недвижимые как статуи. Овод от усердия, а Ховрах умел спать как конь, стоя. Наконец Светлана не выдержала:
– А ты… не желаешь?
Ховрах вздрогнул:
– Чаво?
– Попробовать отыскать светлого тцаря Додона?
Ховрах глупо открыл рот, призадумался, потом покачал головой:
– Не-а. У меня уже есть невеста. Не обессудь, но я больше люблю толстеньких. Чтоб, значитца, было за что подержаться. Мол, взял в руки – маешь вещь! Да и на хрена мне полтцарства? Батя хотел меня к хозяйству приставить: двор, коровы, две козы, куры – так я тайком продал коров, купил меч и дал деру!
На Светлану уже оглядывались с откровенным недоумением. Она ощутила, как покраснела, но сказала настойчиво:
– Я знаю своих людей. И верю, что ты сумеешь отыскать тцаря.
Ховрах почесал в затылке, сплюнул под ноги, застеснялся и поспешно затер сапогом.
– Ну, ежели такой наказ… Тогда я пойду и отыщу. Только просьба: не вешать на меня полтцарства!
За спиной Светланы засмеялись. Кто-то пробормотал ехидно, что там кур и свиней еще больше, чем в хозяйстве его отца, а Светлана с облегчением сказала:
– И даже в невесты не буду проситься.
– Тогда согласен! – воскликнул Ховрах. – А чуду-юду, ежели держит в полоне тцаря, я и так победю!
Отроки с готовностью побежали готовить ему коня. Овод смотрел на Ховраха, раскрыв рот. Светлана сказала с улыбкой:
– Я вижу, ты готов, ибо герои долго не собираются. Но тебе пригодится в дороге немного денег.
Она взглянула на Голика и сделала нетерпеливый жест в сторону Ховраха. Голик скривился:
– Он у нас орел? Орел!.. А птицам деньги не нужны.
Но взор Светланы был строгим, шутку не приняла, и пухлые пальцы постельничего очень нехотя начали развязывать кошель. Все глаза следили за его очень замедленными движениями. Наконец, видя, что отвертеться не удается, со вздохом зачерпнул горсть золотых монет, взвесил на руке.
Ховрах, довольно улыбаясь и не отрывая жадного взора от оранжевой кучки на ладони постельничего, снял с пояса кошель, развязал, подставил горлышко, раздвигая пошире.
Голик со вздохом сделал вид, что ссыпает туда монеты, ухитрившись бросить только одну, остальные стряхнул обратно в свой. Но, не давая Светлане выразить недовольство, воскликнул с неподдельным удивлением:
– Эй, да у тебя там золота больше, чем в царской казне!
Ховрах заглянул в свой кошель. Глаза округлились. Голик, не давая ему опомниться, завизжал тонким поросячьим голосом:
– Вор! Обворовал царскую сокровищницу!
Ховрах промямлил что-то, Светлана вскрикнула:
– Не мог он!.. Это ошибка!
– Ошибка? – завопил Голик. Он молниеносно сунул узкую ладонь в кошель Ховраха, выудил целую пригоршню. – А это откуда?
На его ладони как жар горели новенькие монеты. Крупные, золотые. С выпуклым обликом широкоскулого бородатого человека.