Мегамир, стр. 79

Слева белела стена с темными проплешинами. Мегадерево, похоже – береза. Основание рамы крепится к нему, сама паутина соткана с размахом, в расчете на хороший улов. Глупо Фетисовой попасться в простейшую сеть, но проверить надо, у нее уже бывало всякое…

Енисеев полетел наискось, придирчиво осматривая паутину. Основной канат сплетен из тонких нитей, но эти нити крепче стальных канатов, если брать равные по диаметру. Паутинная рама и радиальные нити хорошо натянуты, пружинят под ударами ветра. Невежды полагают, что паутина вся липкая, но по липкой сам паук не побегал бы, прилип бы сразу. И рама, и радиальные нити, даже спирали плетутся из сухих нитей, паук в самом конце работы нанизывает на них липкие капельки…

Енисеев измерил взглядом расстояние между коварными шариками. Паук оставляет место, чтобы бегать и по спирали, не задевая липучек, но глупые насекомые не подозревают об опасности… А как насчет Фетисовой?

ГЛАВА 14

Перестав махать крыльями, он опустился на ветку мегадерева. Почти наступил на серебряную трубу паутины, что паук захлестнул петлей на ветке, так надежнее, а липучка – лишь для добычи. Важно не потерять саму паутину. Она убежище и ловушка, здесь можно прятаться от непогоды, врагов. Здесь хранятся в коконе яйца, здесь можно защищать молодых паучков!

Енисеев потрогал радиальный трос. Поработал мастер! Пауки видят слабо, даже скакуны различают добычу лишь в двух-трех шагах, остальные ориентируются по движению воздуха да дрожанию паутины. Прилипни сюда мошка, паук сразу нарисует ее портрет, возраст, пол, упитанность… Но если прилипнет Фетисова, какой портрет нарисует паук?

Присмотревшись, на грани видимости заметил кокон. Или что-то напоминающее кокон. Не сразу даже попал руками в петли, полетел рваным трепыхающимся полетом, держась над паутиной. Еще два спеленутых кокона! В первом, судя по размерам, крупная муха, во втором – нежная мошка, такому пауку-гиганту на один зуб, то есть на одну холицеру, а вот третий…

Он вернулся на ветку мегадерева, оставил в расщелине коры крылья. Сперва он бежал по толстому радиальному канату, потом перескочил на спиральную нить, пришлось на бегу перепрыгивать через липкие, размером с дыню шары. Спиральная нить чуть подрагивала, снизу была пустота, земля расплывалась. Он был на высоте тысячеэтажного дома.

Вдруг ощутил под ногами ответную вибрацию. Хозяин высчитал массу новой жертвы, прикинул, поколебался, но все же покинул центр паутины, побежал навстречу. У Енисеева расчеты заняли больше времени, инстинкт в этой ситуации деликатно помалкивал, но все же массу и скорость паука определил, даже примерный возраст вычислил…

Паук выбежал навстречу огромный, как электричка на монорельсе. Енисеев оттолкнулся, его подбросило, он сделал тройное сальто и опустился на соседнюю нить. Увидел бы Дмитрий, умер бы от зависти. А тут удался такой трюк, а свидетелей нет.

Паук затормозил на том месте, где только что билась добыча, пощупал воздух педипальцами. Размером с тяжелый «КрАЗ», нить прогибается, волосатые лапы толщиной с трубы для газопровода. Мускулатура рельефная, а мышцы головогруди, как у Томми Коно. Восемь блестящих глаз, ярких, почти осмысленных. Глядя в них, не всякий студент вспомнит, что эти глаза едва отличают свет от тьмы.

Паук развернулся к Енисееву. Между ними было пустое пространство, но паук смотрел так прямо, осмысленно, что Енисеев осторожненько отступил. Может быть, лабораторные опыты чего-то не учитывают? Паук все-таки как-то видит?

– Ладно, не сердись, – сказал Енисеев. – Какой из меня деликатес?

Он побежал по серебристому канату. Блестящие шарики липучки неслись навстречу. Прыгал, едва попадал на канат, а когда движением воздуха снесло, кое-как зацепился в падении и дальше уже бежал медленнее, глядя под ноги, косясь на паука, что догонял по параллельному монорельсу.

На ближайшем перекрестке паук круто свернул, перебежал на линию Енисеева, канат под ногами мирмеколога затрясся. Не оглядываясь, доверяя инстинкту, он бежал до тех пор, пока педипальцы не дотянулись до его плеч, затем прыгнул – тройное сальто, снова подошвами на параллельный канат! Сегодня явно в ударе.

Он с разбега налетел на третий кокон, поспешно рванул оплетающие его веревки. Канат под ногами затрясся. Веревки не поддавались, Енисеев тратил драгоценные секунды, дергал, наконец кое-как раздвинул на краешке, там блеснуло сизым металлом…

В следующее мгновение Енисеев прыгнул в сторону, уже не удивился, попав после сальто над пропастью точно на канат. Паук, промахнувшись, набросился на запеленутую осу-наездницу, быстро-быстро набросил новые липкие веревки, укрывая закованную в прочнейший хитин противницу. Уже с впрыснутым ядом, наполовину разжиженная соком, еще дергалась, вырывалась, жила…

Енисеев подбежал к ветке мегадерева. Тот же инстинкт заставил оглянуться и на грани видимости увидел расплывающееся красное пятнышко. Еще раз перепрыгнул, побежал, прыгал сразу через два-три липких шара…

Этого противника паук не счел серьезным. Или не знал, стоит ли его съесть. Фетисова была укутана небрежно, голова торчала из кокона целиком, комбинезон просвечивал. Обе руки ее были плотно прижаты к бокам тремя рядами паутины, ноги связаны двумя рядами, справа на поясе висел бластер, слева – двойной запас боеприпасов, из-за плеча выглядывали отточенные гарпунные стрелы.

Енисеев откинул с ее лица капюшон. Саша вздрогнула, в ее глазах мелькнул ужас, но тут же сменился радостью, стыдом, даже негодованием:

– Евлевий Владимирович… Опять вы!

– Прислать кого-то другого? – осведомился он.

– Евбожий!..

– Ладно-ладно, расслабься… Да нет, не в том смысле. Страшного, говорю, ничего нет. Сейчас что-нибудь придумаем.

Нить уже не дрожала, прыгала под ним, подбрасывала. Енисеев вскинул бластер, нажал на спусковой крючок. Их подбрасывало так сильно, что Саша решила, что мирмеколог обязательно промахнется. Комок клея пронесся рядом с пауком, ударился в дальнюю нить.

– Это его займет малость, – сообщил Енисеев.

Сунув бластер в кобуру, он наклонился к Саше, уже не обращая на паука внимания. Саша в ужасе смотрела на чудовище, которое остановилось перед ними в двух шагах, буквально дотягивалось страшными мохнатыми лапами. Затем паук круто развернулся, бросился к новой добыче. Только теперь Саша поняла, что мирмеколог не промахнулся вовсе, а, почти не целясь, снайперски попал в едва заметную отсюда нить.

Кокон, в котором оказалась Саша, был из тонких веревок, похожих на рыболовную леску с палец толщиной.

– Ой, – сказала Саша напряженным голосом, – он возвращается…

Енисеев, не прекращая отделять кокон с Сашей от радиального каната, вытащил бластер, выстрелил. Саша смотрела, побелев, расширенными от ужаса глазами. Мирмеколог нажал на курок не глядя, а сгусток клея точно ударил в дальнюю спиральную нить. Паук остановился, в нерешительности потоптался прямо перед ними, едва не наступая на Енисеева, но все же повернулся к раскачивающейся вдали нити.

Енисеев, орудуя баллончиком, разжижил соединительный канат, что держал кокон на радиальном тросе. Паук в третий раз зигзагами перебежал на их нить, мчался, страшный и нерассуждающий, как асфальтовый каток. Енисеев выстрелил, все так же не глядя, но бластер задержал в руке, в кобуру не убрал. Паук остановился, заколебался, но возвращаться к новому несъедобному комку не стал, пошел вперед. Енисеев выстрелил еще раз, сунул бластер в кобуру.

Саша видела надвигающийся темный тоннель. На холицерах виднелись крупные шары яда, но вдруг на солнце заблестела тонкая нить, паук едва не сорвался в пропасть, схваченный за переднюю лапу. Он яростно забился, канат заходил ходуном, Саша в страхе закрыла глаза. Мохнатая туша прыгала совсем рядом. Тонкая нить, что приклеила чудовище к канату, выглядела ненадежной.

– Он сейчас освободится… – прошептала она в панике.

– Верно, – подтвердил Енисеев довольным тоном.

Подхватив ее на руки, он побежал по канату, направляясь к мегадереву. Фетисову умница-паук запеленал по струночке, можно даже балансировать ею на канате, только бы «умеренный до сильного» оставался вверху, не вмешивался…