Мегамир, стр. 47

Короткий тоннель вывел наружу под синее небо, чистое от облаков, судя по цвету. Дмитрий и Саша привычно разошлись в стороны, бластеры с угрозой смотрят в стороны, хотя к жилищу грозных ксерксов не решаются приблизиться самые опасные хищники Мегамира.

Енисеев остановился у самого края. От его ног стена отвесно уходила вниз, вокруг пня на сотни шагов голо, вытоптано. Даже крупные камни убраны, а дальше без перехода поднимается высокая мрачная стена трав. Некоторые вершинами выше, чем пень, но все держатся на расстоянии, ни одно растение не переступает невидимую границу.

От пня тянулись три ясно различимые магистрали. Две не только утоптаны, но даже вдавлены, словно по ним столетиями маршировали железные римские легионы. Третья – помоложе, новее. Сверху хорошо видно было, как по ней эти красно-коричневые чудовища точно так же тащат добычу волоком, несут в жвалах, бегут с раздутыми от меда брюшками.

Енисеев прыгнул, растопырил руки и ноги, как парашютист при затяжном прыжке. Остатки страха требовали сжаться в комок, выставить ноги, но Енисеев заставил себя шлепнуться плашмя, брюхом. Его подбросило, он сделал сальто, очень точно встал на ноги.

– Уже теплее, – покровительственно сказала Саша. Она очень красиво, несмотря на жесткий корсет, приземлилась рядом. – Еще малость, и можно брать к нам в десантники.

– Благодарю за высокую честь, – пробормотал Енисеев. – Я так потрясен, что не нахожу слов… Но из врожденной скромности уж домучаюсь доктором наук на должности завкафедрой.

С другой стороны упал на ноги Дмитрий, даже не качнулся.

– Размечтался, – буркнул он насмешливо.

Холодок пробежал по спине Енисеева. Морозов предупреждал, что пока что эта дорога – в один конец. Вышибать лишние клетки, как он сказал, научились, а вот восстанавливать…

Стараясь стряхнуть недоброе предчувствие, он велел:

– Снимите мне во-о-он ту гусеницу!

Оказалось, что просьбу «снимите» можно понять иначе, чем он всегда думал. Оба героя-десантника взметнулись кверху, и бедная гусеница упала с листа. С рассеченной головой. Она еще дергалась, и по тому, как ее схватили Дмитрий и Саша, Енисеев понял, что, будь у нее лапки подлиннее, наверняка бы ее доставили к нему с наручниками на завернутых за спину лапках.

– Ну, круть, – проговорил Енисеев. – Ну, герои…

– Что-то не так?

– Да ладно, так…

Он торопливо привязал поперек гладкого туловища нить, поднял руку. Дмитрий взлетел на стебель, закрепил нить с гусеницей прямо над муравьиной тропой.

От пня по тропке деловито бежал ксеркс. Солнце блестело на обтекаемых, как крылья спортивного автомобиля, боках, искрилось в омматидиях глаз. Внезапно его сяжки пошли вверх, членики затрепетали. С двух десятков шагов он помчался шестилапой рысью. Затем галопом. Гусеница свисала тонкокожая, без отвратительных жестких волосков, которых муравьи не любят, сочная, молодая, раскормленная…

Под приманкой ксеркс затормозил, встал на цыпочки. Его сяжки поднялись, щупали воздух. Верхние членики почти касались лакомства.

– Это же невыполнимо, – крикнул Дмитрий наконец. Он азартно бегал вокруг ксеркса, падал, сам невольно привставал на цыпочки, когда муравей тянулся к гусенице. – У него ни крыльев, ни щупальцев! Я бы тоже не достал.

Саша повернулась к Енисееву, глаза смотрели требовательно. Он вынужденно дал справку:

– Шимпанзе достает подвешенный банан двумя способами: палкой либо ставит один на другой кубики.

Дмитрий отвернулся к муравью. Саша со злорадством похлопала его по плечу:

– Ясно? Двумя способами.

Уже с полдюжины муравьев суетились под извивающейся гусеницей. Самые крупные дотрагивались кончиками сяжек, бегали в исступлении вокруг, сшибались с такими же энтузиастами, охваченными единым трудовым порывом.

Один, перелезая через других соискателей, едва не тяпнул гусеницу жвалами, но пирамида раздвинулась, он слетел кубарем, так и не заметив решения шимпанзиной проблемы.

Дмитрий выкрикнул пораженно:

– Они глупее шимпанзе?.. Никогда бы не подумал! С виду-то, с виду, а? Все блестят и сверкают. Куда там паршивой обезьяне…

– Вообще-то, – добавил Енисеев ради объективности, – развитое скотоводство, земледелие, ирригация – это дело рук… э… лап муравьев. Шимпанзе до этого не доросли.

– Я же говорил! – воспрянул Дмитрий. – Куда нестриженой обезьяне до начищенных и надраенных… Енисеев, в слаборазвитых странах тоже не очень про ирригацию или гидропонику. Я родом из Великороссии, так у нас…

Саша вклинилась, ее носик раздраженно морщился:

– Димка, разве тебе еще не ясно? Это муравейник занимается скотоводством, а сами муравьи об этом и не подозревают!

– Спасибо, Саша! – сказал Енисеев с поклоном. – Вы все очень хорошо объяснили.

Дмитрий наморщил лоб, потом лицо его просияло:

– Ну, конечно, все ясно! Это когда меня ноги несут в гастроном, а я продолжаю думать, что иду в консерваторию!

– Когда это ты ходил в консерваторию? – удивилась Саша. – Разве что за консервами…

– Ребята, – остановил их Енисеев, – приступайте к первому научному заданию.

Он объяснил коротко, Дмитрий возликовал, даже радостно ржанул, как боевой конь при звуках военного оркестра. Бравый герой не думал, что научные задания могут быть простыми и понятными, как статьи родного Устава.

ГЛАВА 14

За четверть часа Дмитрий, согласно указанию, набросал рядом горку камней. Муравьи все так же суетились и сшибались под гусеницей, и Дмитрий начал с паузами подбрасывать им по камню. Муравьи спотыкались, свирепели, щелкали жвалами друг на друга. Наконец камней набралось порядочно, и тогда один крупняк, ксеркс-акселерат, дотянулся до раскачивающейся добычи. Тонкая нить, рассчитанная на вес гусеницы, оборвалась, и ликующий муравей бегом понес лакомство к муравейнику.

За это время Енисеев подготовил на второй магистрали кормушку с медом. Нить пока лежала на земле. Мимо вихрем промчался в заросли Дмитрий, очень разочарованный, что муравьи не научились строить пирамидки, как умеет даже карикатурная обезьяна, с первой попытки. Вскоре он приволок точно такую же гусеницу, даже рисунок на лапах совпадал. Возможно, подошла бы и другой породы или хотя бы другого размера, но Дмитрий где-то слышал – недаром терся возле ученых, – что в науке важна точность, потому даже подвесил гусеницу головой зюйд-зюйд-вест, хотя Енисеев вряд ли мог сказать, где юг, где север.

Кормушка с медом стояла на земле. Ксерксы карабкались друг на друга по головам, спеша полакомиться насыщенным раствором, затем Енисеев начал поднимать приманку выше… Наконец муравьи едва дотягивались, стоя на задних лапах, а передними цеплялись за край корыта.

Когда кормушка оказалась еще выше, даже самые рослые обозленно забегали вокруг, вставали на цыпочки, пробовали подпрыгнуть. Умопомрачительный запах сводил с ума. Мед совсем близко, сладкий, концентрированный…

Где-то через полчаса возбуждение начало спадать. Недосягаемое корыто с сиропом еще покачивалось над головами, но ксерксы проходили, не останавливаясь, только недовольно дергали сяжками. Возможно, объясняли, что мед зеленый.

– Пора, – напомнил Енисеев, четко двигая губами. Он повернул Сашу за плечо, чтобы она видела его лицо, и повторил: – Пора.

Саша с энтузиазмом начала выкладывать пирамидку из крупных кристаллов кварца. Иногда эти глыбы выскальзывали, она работала одной левой рукой, но пирамидка все же росла. Муравьи часто задевали, натыкались, Енисееву все еще странно было, как замедленно, почти бесшумно, словно воздушные шарики, рассыпается горка из крупных каменных глыб.

Саша гневно корила муравьев за несообразительность, глупая обезьяна и то, а ведь они потомки древней цивилизации, стыдно, где память предков, нет гордости… Она показывала, что и как делать, суетилась, лезла под ноги. Наконец один ксеркс обратил на нее внимание, аккуратно взял жвалами и выбросил в сторону от магистрали.

Когда же она сумела выстроить пирамидку, первый же ксеркс, добравшийся до меда, набрался сиропа так, что брюхо раздулось, как у стельной коровы… Но горка внезапно рассыпалась, муравей скатился на головы менее расторопным.