Мегамир, стр. 36
ГЛАВА 7
Мазохин в своем кабинете ковырялся в распотрошенных внутренностях компьютера. Был он в маске, перчатках поверх комбинезона, но дело, судя по проклятиям, уперлось, как осел Ходжи Насреддина посреди дороги. Крохотные детальки плясали в воздухе, слипались, намагничивались, стреляли голубыми искрами.
Енисеев невольно посмотрел на администратора с уважением: не с бумагами, а с электроникой, которую Енисеев не знал и которой всегда опасался.
– Вениамин Вениаминович, прошу вашей санкции на создание отдельной группы. О целях, методах, как я полагаю, вы знаете лучше меня. Все, как мне кажется, знают лучше меня.
– Зачем? – коротко бросил Мазохин.
Маска скрывала его лицо, голос прозвучал глухо.
– Положение на Станции тревожное. Требуются немедленные меры.
Мазохин поднял голову, сдвинул маску. Глаза его блеснули бешенством.
– Выбирайте выражения, Евногтий Владимирович.
– Я выбираю выражения, Вениамин Вениаминович.
– Еще раз говорю, выбирайте выражения! Мы недолго работаем здесь, но уже имеем высокие правительственные награды. За доблестный и самоотверженный труд! Наши сотрудники уже отмечены орденами и медалями. Некоторые трижды, четырежды! Вы не смеете бросать тень…
– Смею, – ответил Енисеев. Ему стало трудно дышать, злые спазмы перехватили горло. – Люди гибнут! В мирное время гибнут. Не надо про ордена и медали, цену им знаем. Слишком много развелось героев и лауреатов, а страна сидит на голодном пайке.
Мазохин вскинулся, лицо у него стало как у памятника.
Енисеев повысил голос:
– За гибель людей отвечать придется. Но давайте не фехтовать лозунгами, я тоже могу при случае… Не люблю, но могу… Год-два назад вы бы раздавили меня, но в данный момент сила за моей спиной. Это не радует, я не люблю силу. Обещаю не применять. Без особой нужды не применять.
Они сцепили взгляды в схватке. Енисеев собирался отвести глаза, стало неудобно, словно в детские перегляделки играют, но Мазохин уронил взгляд первым. Голос его стал тише:
– Вы опасно бросаете тень…
– Давайте о деле, – прервал Енисеев. Добить бы, но это у Мазохина на лбу написано крупными кумачовыми буквами насчет того, как поступить с врагом, который не сдается… Да и с тем, который сдается, тоже, только он не Мазохин, к сожалению. И к счастью тоже. – Я формирую группу из трех человек. Намечаю план работы. А вы экипируете нас. Давайте думать о работе!
Он торопливо повернулся, вышел крупными шагами. Его трясло. Сказать бы, все сказать этому… Нет, руки сами тянутся к воротнику комбинезона. Скажут, рукоприкладство. До чего же проще с пауками, богомолами, скорпионами…
Дмитрия и Сашу он отыскал на складе оружия. Саша уже была увешана, как опереточный киногерой перед штурмом базы мятежников, но с готовностью продолжала принимать от Дмитрия жуткого вида ножи, стилеты, гранаты с парализующим газом. К гарпунному ружью Енисеева добавили нитемет, выбрасывающий вместо пуль струйки мгновенно застывающего клея. На местном жаргоне его звали плевако, а также – бластером.
– Это еще безопасно, – утешил Дмитрий. – Полигон очищен и переочищен! Здесь только трава, крохотный ручеек, два десятка деревьев, пять пней. Крупняки вроде зайцев или мышей через ограду не проберутся. Даже от жаб и ящериц очистили…
– Гуляем по вытоптанному солдатскими ботинками участку?
– Енисеев, ты же знаешь, как это, безопасно или нет! Едва трава наросла, откуда и взялись эти жучки, паучки! Даже муравьи кишмя кишат. Ты сам видел. Сколько их всяких. Хотя и не было замечено перехода через охраняемую границу. Кое-кто уже потерял за потерю бдительности нашивки.
– Сейчас тебе муравьи пойдут строем! Достаточно было залететь одной молодой самке…
– Залететь? Это в каком же смысле…
– Дмитрий…
– А, все понял. Да ты уже как-то говорил, повторяешься.
– А откуда я знаю, что тебе запало, а что нет?
Единственная дверь, что вела наружу, выделялась как размерами, так и странным ароматом. Хотя ветер от мощных стерилизаторов гулял по всему кольцевому коридору, от двери все же пахло грозой и опасностью.
Енисеев чувствовал, как сердце стукнуло сильнее, пошло качать кровь чаще. Горячая волна ударила в голову, мышцы напряглись, готовые для схватки. Супердесантница стояла рядом, сурово всматривалась в толстую стену металла, словно видела сквозь нее опасную дальнюю стену серо-зеленого тумана. На Саше были плотные шорты с широким поясом-патронташем, короткая маечка из тончайших нитей паутины, что все равно выглядела грубоватой. Эта майка открывала живот, а грудь крест-накрест перекрещивали черные ремни. Из-за плеч высовывались широкие стволы. Вряд ли она так же хорошо знала разницу между голой и одетой, как вооруженной и безоружной.
Дмитрий потыкал пальцем в кнопки на пульте. Массивная дверь, похожая на шлюз в подводной лодке, дрогнула и распахнулась. Енисееву показалось, что распахнулась с неприличной легкостью.
Из стерильного мира они вывалились в мир жаркий, полный запахов, звуков. Горячий воздух сразу подхватил, пытался оторвать от земли. Невесомое тело при каждом шаге взмывало, словно передвигались по Луне. Трое землепроходцев, на взгляд Енисеева, чересчур увешаны оружием, а Саша вообще выглядит шагающим арсеналом.
Дмитрий с беспокойством посматривал по сторонам:
– За каждым листом кто-нибудь обязательно шевелится…
– На листьях тоже, – в тон ему ответил Енисеев. – И под листьями. И под землей.
– Не перегибаем ли? За это время привык к защитной шкуре. Теперь кажусь себе голым…
– Чтобы выровнять, – отрезал Енисеев, – надо перегнуть. В другую сторону!
Дмитрий положил на землю три плотно упакованных пакета. Саша раздвинула шире ноги, повела стволом, держа на прицеле дальние гигантские деревья, где в зеленом тумане жутко скрипело, трещало хитином, скрежетало жвалами. Енисеев с неловкостью топтался на месте, чувствуя, что у него и кожа белая, как у протея, и ноги кривые, как у печенега, и мускулы, как у полиомиелитика.
Дмитрий, не тратя времени, быстро распаковал пакеты. Саша придвинулась ближе, ствол ее бластера быстро переходил с цели на цель. Дмитрий так же сноровисто сунул руки в лямки на пакете, распрямился. За спиной с сухим шелестом взвились два огромных крыла, почти прозрачные, с едва заметной сетью жилок.
– Зрите, смертные, – буркнул он горделиво.
Енисеев на всякий случай отступил. Дмитрий с силой прыгнул вверх, на высоте его крылья распахнулись, как у лермонтовского Демона. Саша восхищенно вскрикнула. Дмитрий красиво завис, растопырив крылья, а когда сделал несколько взмахов, его понесло по широкому кругу.
Плотный воздух пошел волнами. Енисеев видел, как под ударами легких крыльев перепуганные насмерть микробы бросились врассыпную. Саша поворачивалась на месте, ноги ухитрялись оставаться на ширине плеч, короткий ствол нитемета на согнутой руке дергался, перепрыгивая с цели на цель.
Дмитрий сделал пижонскую восьмерку, упал на все четыре перед Енисеевым. Крылья застыли неподвижно. Судя по его довольному виду, десантник даже не запыхался.
– Ясно? – поинтересовался он.
– Абсолютно, – заверил его Енисеев. – Кроме пустяка, как летать?
– Сейчас попробуешь. У нас с Сашкой худшие крылья на Станции. У остальных с аэродинамикой в порядке. Как по струночке летают!
– Как по струночке… Надеюсь, у меня тоже крылья… похуже? Эх, придурки. Вас обоих спас этот вихляющий непредсказуемый полет. Птицы почти не ловят бабочек, даже не пытаются, зато с легкостью хватают пчел, стрекоз, комаров, мошек! У вас лучшая тактика полета, если смотреть с точки зрения инженера по технике безопасности.
Дмитрий молча помог ему вдеть руки в лямки. Лицо его стало угрюмым, из груди вырвался горький вздох. Енисеев подпрыгнул, отчаянно замахал руками. Крылья затрещали, его бросило вперед. Одна глыба помчалась наперерез, Енисеев протаранил ее головой, в глазах вспыхнули даже не искры, взорвалась сверхновая во всем блеске.