Мегамир, стр. 15
ГЛАВА 9
Светящаяся плесень на стенах освещала слабым призрачным светом темную массу на дне пещеры. Здесь чуть теплее, насекомых притащили из жаркого солнечного дня, Енисеев чувствовал, как они отдают тепло холодным стенам. Шевелились длинные лапы с зазубренными голенями, лопались с сухим треском хитиновые панцири. Слышался шелест, шорох, скрип, щелканье, словно целая насыпь крупных валунов медленно сползает с горы.
Дмитрий, как гигантский тушканчик, перепрыгнул почти через всю пещеру, упал на скопище мертвых и полумертвых насекомых. Даже с оторванными головами, наполовину расчлененные, изуродованные, еще пытались ползти, лягаться, подгребали крючковатыми лапами соседей…
Едва ноги Дмитрия коснулись чьей-то мягкой щетинистой спины, как рядом подпрыгнула и люто щелкнула жвалами оторванная голова. Даже не голова, половинка головы! Чудовище промахнулось самую малость, но Дмитрий даже не оглянулся на острейшие жвалы, готовые одним движением отхватить ноги.
Енисеев остановился на краю пещеры. Похолодевшие ноги отказывались нести в шевелящееся адское месиво. А Дмитрий метался по мягким телам гусениц, жестким спинам жуков, по телам щетинистым, скользким, пульсирующим. Исчезал за огромными насекомыми, приподнимал их, переворачивал, нырял под длинные туловища стрекоз, лазил на четвереньках под скопищем дергающихся дождевых червей…
Когда вернулся, от него несло сыростью, слизью, чужими запахами. Енисеев сказал торопливо:
– Таких складов много! Обыщем все, будь уверен. Испытатель где-то здесь.
В следующей пещере Дмитрий снова, уже не чувствуя прежнего страха перед диковинными чудовищами, прыгал по грудам добычи, переворачивал, заглядывая во все углы, безбоязненно отпихивал муравьев, воспринимая их только как досадную помеху.
Миновали три склада. Дмитрий мрачнел, на ходу вытирал о стены налипшую на руки слизь. Если в первом складе были полуживые насекомые, то в остальных только горы высохших, скрюченных, закоченевших…
Тело ныло, наконец-то отзываясь на ушибы, падения, толчки. Оба напряженно всматривались в полумрак, стараясь уловить движение раньше, чем выскочивший муравей снова собьет с ног. Вдруг Енисеев вытянул руку:
– Мне кажется… там человек!
Дмитрий сорвался с места как реактивный снаряд. Енисеев бросился за ним, упал, завертелся волчком, а потом, теряя драгоценные секунды, не сразу понял, где верх, где низ, откуда и куда они идут.
Издали донесся крик. Енисеев закричал в ответ. Из темноты вынырнула плечистая фигура. Они почти столкнулись в темной, как преисподняя, пещере. Дмитрий устало положил ему на плечо горячую ладонь, голос был хриплым:
– Извини. Тоже почудилось… В глазах чертики пляшут.
– Да нет, – сказал Енисеев торопливо, – я видел силуэт! Спутать трудно… Но ты побежал по другому ходу. Давай искать дорогу обратно.
Спустились на ярус, потом по соседней шахте поднялись сразу на два. Ход петлял, поднимался, делал зигзаги. Устали, в мышцах начала разливаться боль. Дмитрий вопросительно косился на мирмеколога.
– Вон там, – сказал наконец Енисеев, он неуверенно показал пальцем, – человек…
Дмитрий стрельнул глазами, на этот раз засек направление, прыгнул вперед. Под ногами громко шелестнули отколотые камешки.
Енисеев добежал до порога пещеры в тот момент, когда Дмитрий с торжествующим ревом торопливыми скачками несся к смутно различимой фигуре. Человек стоял напротив некрупного муравья, осторожно трогал его сяжки. Муравей, как сразу определил Енисеев, из нянек, что всю жизнь занимаются расплодом, лишь в последние дни жизни могут выйти на поверхность, да и то в сырые облачные дни…
Заслышав Дмитрия, человек в испуге отпрянул. Роста он был среднего, сложения вовсе не атлетического, светлокожий, светловолосый, в плечах тоже с Дмитрием не сравнить.
Муравей убежал, а Дмитрий налетел на друга, схватил его в объятия:
– Сашка!
Человек покачнулся. Если бы Дмитрий не поддержал, упал бы на землю.
– Димка! – прошептал человек. – Откуда ты?
– Ясно откуда… Ты в порядке? Господи, руки-ноги на месте…
Енисеев остановился, словно с разбегу влетел в каплю клея. У испытателя Сашки были длинные пушистые ресницы, крупные синие глаза, нежное белое лицо… Слишком узкие плечи, тонкие кисти рук, а под майкой-хитоном… Господи, да это же…
Дмитрий, не выпуская друга из объятий, с самым счастливым видом развернулся к Енисееву:
– Лампадий, знакомься! Это Саша – звезда нашей группы. Единственная женщина, кстати, во всем отряде наших мордоворотов. Фетисова Александра Борисовна. Но раз мы без галстуков и штанов, то лучше – Саша, Сашка. А это, дружище, крупный ученый – мырмы… мярмю… словом, муравьелог Евлумпий Владимирович Енисеев.
Енисеев молчал, оцепенев. Его глаза шарили по фигурке испытателя Сашки. В горле сипело, но звуки не складывались в слова. Девушка окинула его сердитым взглядом. Глаза ее были чересчур синие, вопрошающие. Внезапно ее голос стал ядовитым:
– Может, мне повернуться?
– З-зачем? – спросил Енисеев тупо.
– Чтобы вам удобнее было рассмотреть меня и сзади, – объяснила она сердито.
Дмитрий коротко гоготнул. Енисеев с трудом раскрыл рот:
– Что вы, боже упаси… Верю, что и с той стороны так же… гм…
Дмитрий сказал предостерегающе:
– Евпаторий, прикуси язык! Схлопочешь. Это самый жуткий феминист на свете. А дерется, куда там бешеному барсу! Как богомол!
Саша окинула его с головы до ног оценивающим взглядом, поморщилась:
– Так Лампадий или Евпаторий?
Дмитрий со скрипом, словно скреб сковороду, почесал в затылке:
– Или Евлюстрий, не помню точно… Что-то со светом связано!.. Евторшерий? Евбрарий?.. Евджиний?.. Лучше бы уж лошадиная фамилия…
– Меня зовут Евлампий, – сказал Енисеев сердито. – Но я не обижусь, если будете звать просто по фамилии. Без всяких добавок, типа «товарищ», «господин», «мастер». Мы без галстуков, как сказал Дмитрий…
Губы девушки чуть дрогнули в усмешке. Она сказала звонким чистым голосом:
– Вы правы. Что за церемонии в полевых условиях? Меня зовут просто Саша.
Дмитрий помял в громадной ладони хрупкое плечо Сашки. Енисееву показалось, что атлет погладил стальной шар размером с кулак. Плечо Сашки было, судя по всему, хрупким только с виду.
– Саша, это Енисеев на тебя вывел! Я бы ни в жисть… Римские катакомбы! Ладно, приключениям конец. Прем обратненько. По дороге расскажешь, как и что стряслось.
Енисеев перехватил быстрый взгляд, брошенный на него Сашкой. Она ответила медленно, уводя глаза в сторону:
– Мне кажется, лучше чуть-чуть обождать… Я не специалист, но часовые сейчас, как мне показалось, настороже. Вот-вот зайдет солнце, муравьи закроют выходы, задремлют. Так я читала в детской книжке…
Дмитрий раздосадованно переступил с ноги на ногу, нелепо подпрыгивая при таком привычном для прежнего мира движении.
– Енисеев, ты мюрмю… спец по шестиногим, что скажешь?
– Шестиногие – это тараканы и вши, – ответил Енисеев резковато. – Муравьи – это муравьи!
Злило дурацкое положение, в котором очутился. Неужели за всю дорогу так и не проскользнуло, что пропавший испытатель – женщина? Или он такой прибацанный мирмеколог, что ни черта не слышит, не видит, не замечает каких-то деталей…
Дмитрий взмолился:
– Ради бога, шучу! Тараканы тоже хорошие парни, если спросить у тараканолога или тараканиста, а не у моей тещи. Ты скажи, можно сейчас убираться из этого ужасного места… или стоит чуть погодить?
Енисеев перехватил встревоженный взгляд Фетисовой.
– Да как сказать, – ответил он медленно. – С заходом солнца активность в самом деле падает… Незначительно, правда.
– Но в нашем случае, – добавила Саша быстро, – это может оказаться решающим. Так ведь, Евхрякий Влади… Енисеев?
Голосок ее был сладеньким, подлизывающимся, Енисеев несколько раз кивнул:
– Да-да… гм… да.
Дмитрий рассерженно оглядывался. Саша нашлась, задание выполнено, а пещеры стали вроде бы еще мрачнее, тоннели извилистее. Против огромных насекомых по-прежнему нет другой защиты, кроме унизительной для бравых десантников мимикрии.