Мегамир, стр. 13

– Ты видишь, я не трус, – сказал Дмитрий осевшим голосом, – но неужели придется лезть в эти темные норы? Лучше бы оказаться в джунглях Венеры.

Из черного зева показался несомый по воздуху скрюченный муравей. Сяжки висели, лапы сплел в клубок, брюшко и голову подогнул. Нес его строительный рабочий. За ним показался второй, третий… Все держали в жвалах мертвых. Одни словно только что заснули, других тронула плесень, у третьих отваливались пересохшие лапы.

Муравьи выбегали один за другим, похоронная процессия не обрывалась. Дмитрий помрачнел, даже перестал шлепать на себе микробов.

– Чумка у них, что ли? Как бы к Сашке не пристало… К интеллигентам любой грипп прилипает!

Енисеев прикинул на глаз размеры муравейника:

– В сутки здесь рождается тысячи три… Столько же и умирает.

– Понятненько, – обрадовался Дмитрий. – Так чего мы сели, как вороны возле падали? Поищем другой ход!

Из второго туннеля тоже выносили трупы. Из третьего – трупы и мусор. Енисеев торопливо объяснил, что у муравьев есть специальные кладбища. Чтобы не разносить заразу в доме, додумались относить мертвых подальше. Одни закапывают, другие виды оставляют трупы на чистых полянах под жарким солнцем.

– Как эти… зороастрийцы?

Енисеев посмотрел на бравого героя с удивлением. Проще было услышать такое от проползшей по листу гусеницы.

– Почти… Муравей мал, солнечные лучи тут же прожаривают его насквозь. Микроб не уцелеет, любая плесень гибнет.

Из последнего туннеля рабочие выносили комочки земли. Все муравьи протискивались, как туда, так и обратно, через коридор ощупывающих усиков бдительной стражи. Дмитрий обеспокоенно поглядел на Енисеева. Здесь тоже не пройти, вон какие жвалы! Хватанет, второй раз не сунешься.

– Надо явиться с добычей, – предложил Енисеев, – как обыкновенные фуражиры.

ГЛАВА 8

В два прыжка они оказались на обломке толстого сухого стебля. Под ногами шелестело, шуршало. Внизу поблескивали огромные тела уховерток, панцири жуков, в самом стебле мощно скреблись их личинки. На земле – оторванные крылышки, обломки лапок, неопрятные куски высохшего хитина, похожего на проржавленные остовы легковых автомобилей.

– Давай забьем вон того жука, – предложил Дмитрий торопливо.

– Не спеши. Муравьи не свиньи и не… люди. Едят далеко не все.

В трех шагах на обломок опустился вихрь энергии размером с двухэтажный дом, промчался легкими балетными шагами, непрестанно постукивая по древесине длинными усиками с белыми колечками. Енисеев приподнялся на руках, Дмитрий остался в той позе, в какой свалила волна от крыльев наездницы-риссы, страшного врага личинок жуков-дровосеков.

Рисса металась по пеньку, яростно колотила по дереву длинными усиками. Дмитрий хмуро сопел, угнетенный свирепой мощью хищного насекомого. Танцующий башенный кран на тропе войны!

Вдруг рисса забегала взад-вперед на крохотном пространстве. Енисеев буквально увидел, как в ее крохотном мозгу, мощности которого позавидовали бы творцы компьютеров, за сотую долю секунды были закончены сложнейшие вычисления. Да, именно вот здесь толстая жирнющая личинка дровосека неторопливо точит мощными челюстями древесину и чуть ли не поет от сознания абсолютной безопасности…

Усики риссы пошли вверх, брюшко поднялось, длинная иголочка яйцеклада направилась к древесине. Компьютер в голове риссы высчитал угол, направление, усилие. Рисса замерла, от иголочки яйцеклада отошел в сторону и согнулся другой футляр. Тоненькое сверло на глазах погрузилось в прочное дерево… Остановилось оно в момент, когда рисса почти коснулась брюшком дерева. По яйцекладу прошло крохотное утолщение, через мгновение рисса вытащила яйцеклад, подпрыгнула и пропала в небе.

– Фу, – выдохнул Дмитрий. Он машинально вытер несуществующий пот. – Летающий дракон!

Енисеев спрыгнул на землю, поднял длинное легкое копье:

– Если оружие само идет в руки, его надо выбросить… Но сейчас случай особый.

Дмитрий спрыгнул следом, осмотрел оружие как знаток:

– Гибрид копья и шпаги! Как у того дракона?

– Помельче.

– Стоп-стоп!.. Это шприц?

Енисеев ответить не успел, Дмитрий вскрикнул, перегнулся в поясе. Перед Енисеевым мелькнуло блестящее, пахнуло острым запахом. Он инстинктивно ударил шпагой. Острие с хрустом вонзилось в головогрудь напавшего на Дмитрия жучка. Дмитрий пыхтел, ругался, пытался оторвать от себя врага. Енисеев вцепился свободной рукой в зазор между головой и переднеспинкой хищника, глубже всадил шпагу в нервный узел.

С перекошенным от боли лицом Дмитрий кое-как разжал челюсти жука, вцепившегося в его шорты:

– Ты прямо тореадор! С одного удара. С какой стати эта тварь набросилась?

Енисеев с трудом выдернул оружие из плотной ткани. Между зазубринами белели волоконца нерва. По-снайперски, в спинной ганглий! Сумеет ли так хоть раз в жизни еще?

– Ваши умельцы не могли выбрать другой цвет?

– Это не умельцы, а химики, – ответил Дмитрий, морщась от боли. – Маскирующая окраска!

– Вашим химикам работать мешают погоны. Иначе знали бы разницу между маскировкой и мимикрией. Если у тебя маскирующая окраска, сиди неподвижно, даже тень прячь! Маскируются самые слабые, самые лакомые. Почему не сделать шорты ярко-красными? Как мухоморы, божьи коровки? Любой бы видел издали: ядовито! Даже по ошибке не схватят.

Дмитрий сделал первый шаг, все еще перегибаясь в поясе. Лицо было белым, мускулы дергались.

– Как клещами хватанул! Нашел же куда кусать, паразит… А какой-то умник еще говорил: зачем шорты, зачем шорты? Вернусь, морды набью.

На широком, как стадион, листе Енисеев обнаружил голую, как сосиска, гусеницу, всадил шпагу хирургически точно. Гусеница свернулась кольцом, замерла. Дмитрий прыгнул рядом, держа Дюрандаль над головой. У гусеницы было две головы, на каждом конце туловища, причем самая крупная, как объяснил Енисеев, ложная. Ударит глупая птица, а гусеница скатится с листа, клюнутая не в голову, а в…

Дмитрий с гусеницей в руках спрыгнул вниз. Енисеев на миг задержался, почему-то вернулся страх высоты. Он с силой помахал рукой, плотный воздух густыми струйками потек между растопыренными пальцами. Прыгнул, нагретый воздух подхватил, не дал стремительно упасть на дно воздушного океана.

– Какой там Марс, – прошептал Енисеев. Сердце его колотилось, как испуганная птица в клетке. – Самый удивительный мир… Прицепить бы крылья, можно летать…

Внизу сбежались зеваки, щупали сяжками добычу. Нашлись помощники, Дмитрий обрадовался, вдруг да сдружатся за совместным трудом, но Енисеев выдернул гусеницу, отпрянул с нею в сторону от пахнущего тракта. Обескураженные муравьи заметались, гусеница для них выпала в другое измерение.

– Сами справимся, – объяснил Енисеев напряженно. – А то на входе решат, что присоединились как раз мы.

Дмитрий опасливо смотрел на муравья, что рассерженно метался с угрожающе разведенными жвалами совсем рядом.

– Неужели не видит?

– В том-то и дело. Одни ориентируются по звездам, другим хоть фигу под нос поднеси.

– Черт, разберешься с ними…

– Разберемся, – пообещал Енисеев, но в сердце кольнуло. Его пригласили всего лишь на одну операцию…

Из центрального входа часто выскакивали эти сильно пахнущие черные торпеды. Теперь в воздухе чувствовался новый запах, сильный, но уже не резкий, в нем ощущалась сырость глубин, свежесть новорожденных муравьев, аромат молодых корней дерева.

– Жесты запомнил? – спросил Енисеев сдавленным голосом. – Держись уверенно, прячься за гусеницей.

По телу забегали быстрые бесцеремонные усики. Ногу Енисеева цапнуло. Он напрягся, с усилием проламываясь сквозь живые ворота ощупывающих усиков и раздвинутых жвал.

Мелькнуло перекошенное лицо Дмитрия. Белый, с обезумевшими глазами, он пихал перед собой гусеницу как таран, изгибался, когда по нему пробегали усики с жесткими щеточками на концах, похожими на ершики для чистки бутылок.