Князь Рус, стр. 27
– Ничего.
– Совсем?
– Вроде даже боятся. Да и до того ли? Ясно, что с тобой идти некому.
Со стороны людей Леха взревели трубы. С пьяным хохотом целая толпа пустилась в пляс. Багровые языки пламени выхватывали из черноты ночи нелепо скачущие фигуры.
– Некому… – прошептал Рус убито.
Слева он ощутил горячее плечо Ис, а справа его толкнул Сова. Моряна громко фыркнула.
– Ты не один, – сказал Сова серьезно. – Великий народ может статься даже из единой пары людей. А с тобой идут по крайней мере две женщины, Ис и Моряна. Да Заринка тебе предана, она любит тебя. Чеха и Леха тоже любит, но их больше уважает, чем любит. Зато за тобой пойдет, куда поведешь.
А Ерш сказал чересчур серьезно:
– Мы с Совой поможем тебе создавать новое племя. Я буду трудиться дни и ночи в поте лица своего, а Сова обещал подле нас факел держать…
Сова зарычал, Ерш с притворным испугом спрятался за спину Моряны.
Рус поинтересовался сдержанно:
– Сова, ты со мной?
– Мог бы не спрашивать, – ответил Сова осуждающе.
В голосе бывшего воеводы прозвучало раздраженное высокомерие. Как можно усомниться в его верности долгу чести? Но Рус уловил, как в душе просыпается несвойственная ему ранее подозрительность.
И когда почти под утро увидел, как из повозки Совы выскользнула Заринка, воровато оправляя платье, лишь стиснул челюсти.
У Совы могут быть и не столь благородные причины.
От шатра Чеха дико и страшно прокричал петух. Он один уцелел в походе, его берегли пуще глаза. Он знал, что отгоняет злых духов, по его крику восходит солнце, что иначе и не стронется с места в своем подземном царстве, видел, как по его воле по всему стану поднимается народ, и потому орал, как опытный воевода, хорошо зная себе цену.
Рус видел, как Чех рассыпал воинов в разные концы. Там уже ржали кони, скрипели колеса. Большинство мужчин и женщин еще не ложились, а подростки после короткого сна бросились ловить и запрягать коней и волов.
Рус оглядел покрасневшими глазами друзей. Вокруг костра все еще сидели Бугай, Моряна, Сова, Шатун, даже Ис, впервые допущенная в воинский круг. Чаша с хмельным вином ходила по кругу.
– Я пойду, – сказал он тяжело. – Нельзя, чтобы братья ушли вот так…
Его провожали сочувствующими взорами. Когда скрылся в толчее народа, коней, Бугай пророкотал:
– К полудню тут будет пустое место…
Сова кивнул, а Ерш сказал задиристо:
– Да, Бугай, меня ты оскорбил – ладно, прощу. Но ты и себя назвал пустым местом.
Бугай хмурился, смотрел подозрительно, старался понять больно хитрую речь, а Моряна, что не поняла тоже, бухнула тяжелым голосом:
– Раньше. Все спешат уйти. Впереди обещаны, ты ж слышал сам, молочные реки с кисельными берегами!
Ис молчала, держалась как можно тише и незаметнее. Понятно, что допустили к людям только сейчас, когда у костра осталось так много пустого места. Когда чашу передавали ей, она только прикасалась губами к краю, протягивала с поклоном Моряне, та как гора восседала рядом. От воительницы пахло мужским потом и запахом свежей крови. С пояса свисала свежесодранная шкурка мелкого зверька.
Глава 15
Чех резко обернулся на стук шагов, все такой же чуткий и настороженный, как в лесу. В синих глазах мелькнуло смущение, но руки раскинул с самым сердечным видом:
– Рус!
Они обнялись, застыли. Рус прижимался к могучей груди брата, и хотя не уступал ни по росту, ни по мощи рук, но чувствовал себя слабым и потерянным рядом с могучим и всегда все знающим, уверенным братом.
Внезапно широкие твердые ладони мощно хлопнули их по плечам. Лех обнял обоих, сдавил, его горячее дыхание обожгло им щеки:
– Чех, Рус… Я люблю вас.
– Боги жаждут, – сказал Чех сдавленным голосом. – Это наша им жертва!
– И наши отцы-деды зрят, – закончил Лех.
Их объятие распалось. Молча смотрели друг на друга, жадно и тоскующе, запоминали лица братьев, а за спинами нарастал конский топот, рев скота, голоса. Полог с треском распахнулся. Верхом на диковатом коне, что не желал оставаться на месте, сидел рослый воин. Он всмотрелся в темноту, крикнул отрывистым голосом:
– Чех, все собраны! Веди.
Видно было, как подбежали отроки в поводу с белым оседланным конем. Чех вздохнул, хлопнул братьев по плечам. Отстранился, через мгновение был уже в седле своего жеребца. Конь пошел в галоп, Чех крикнул, и подводы пришли в движение. Конники поскакали вперед.
Подводы уходили долго, на кострах успели вскипятить котлы и приготовить мясную похлебку. Конного заслона сзади не было, отметил Рус. Чех не тратит усилий зря, зная, что позади остались братья.
Лех обнял Руса:
– Пора. Прости… Увидимся в вирии!
Ему подвели его огненно-красного коня, попона тоже отливала багровым. Лех вскочил с разбега, дико гикнул, конь понесся к группе ожидавших его всадников.
Рядом с Русом встали Бугай, Сова, Моряна. Бугай проронил медленно:
– С Чехом ушло больше половины… Поглядим, сколько уйдет с Лехом.
Рус тупо смотрел на людской поток. В сердце была такая горечь, что в глазах потемнело. Плеча коснулись трепетные пальцы. Он повернул голову. Ис смотрела с любовью и таким сочувствием, что он устрашился: может расплакаться при всех.
– Я не могу зреть… – сказал он задушенным голосом. – Когда уйдут, кликните.
Он ввалился в свой шатер, только он остался цел и недвижим во всеобщем хаосе, упал на ложе. В углу на шкуре, куда Ерш поставил ему бурдюк с вином, сейчас было пусто. Сквозь тонкое полотно стен со всех сторон доносились подобно шуму прибоя голоса людей, рев скота, скрип телег, щелканье бичей, выкрики. Все сливалось в ровный, однообразный шум.
Очень не скоро шум начал редеть, отдаляться, стихать. Рус заставил себя встать, на подгибающихся ногах подошел к выходу, откинул полог.
Из груди сам по себе вырвался звериный вопль ужаса:
– Это все, что остались?
Степь была голой и мертвой. На месте походного стана зловеще чернели выжженные круги земли. Легкий ветерок вздымал серый пепел, шевелил золу. Сперва в ужасе почудилось, что он остался единственным живым человеком. Даже Ис не видно, только пустое поле с черными пятнами, серый пепел, обломки повозок, брошенные разбитые горшки, посуда, сломанные копья. Два исхудалых пса с рычанием дерутся за кость с остатками мяса.
Он замычал от боли, судорога свела внутренности. В сердце словно кто вонзил нож, а в голове быстро и часто забились жилки. Он чувствовал, что вот-вот умрет от ядовитой горечи и одиночества. Ноги деревянно несли вокруг шатра, отыскивая свой костер…
На прежнем месте остались только Ис и Заринка. Остальные исчезли, растворившись у костров, возле которых сидели люди. Все сутулились, молчали, тупо смотрели либо в костер, либо поглядывали в сторону его шатра. Вдали темнели повозки, еще дальше всадники загоняли коней в табун.
С грохотом примчался на серой кобыле Сова. Его плечи обвисали, как будто две глыбы тянули вниз и в разные стороны. Лицо было угрюмым.
– Рус! – крикнул он рассерженно. – С Лехом ушли две трети. Две трети тех, что оставались от Чеха.
Ис и Заринка подошли к Русу, встали по бокам, трогая за руки. Рус прошептал:
– Спасибо…
– За что? – удивился Сова.
– Твои люди остались почти все. Или даже все.
Сова выпрямился, в голосе сквозь горечь прорезалась нотка гордости:
– Теперь это твои люди.
– Спасибо, – прошептал Рус снова. В глазах защипало.
Сова буркнул предостерегающе:
– А вот со «спасибо» не спеши.
Он повернул коня, копыта прогрохотали совсем рядом. На Руса упал ком земли, выброшенный копытом. Рус уловил угрожающую нотку в голосе бывшего воеводы, но не понял затаенного смысла, тут же забыл, ибо Ис и Заринка прижались с обеих сторон крепче, дышали часто, сочувствующе.
Даже отсюда Рус видел, как у каждого человека у костра опущены плечи.
– Чех мог бы отделить мне людей больше, – прошептал он в тоске.