Как стать писателем, стр. 29

Но, как бы красиво и быстро ни бежали на своей дистанции, а литература – это марафон, не требуйте лаврового венка, пока не одолеете последний метр. И не сравнивайте свои полунаписанные вещи с уже опубликованными. Это вызовет у несведущих… нехорошее по отношению к вам чувство.

Вообще, пока не вычистите до блеска и не обнародуете свою гениальную вещь… ее все еще нет. Не существует. И если по дороге домой попадете – тьфу-тьфу! – под машину, на голову упадет горшок с балкона или пырнет ножом выбежавший из подъезда сумасшедший, этой работы, что перевернет мир, не будет…

Дистанцию нужно одолеть до конца, только тогда можно перевести дух. Пока в продаже нет книги – вы не писатель.

…и уметь посмотреть на свою рукопись чужими глазами. Буквально!

К этому примыкает и, так сказать, взгляд со стороны. Умение посмотреть чужими глазами. Честно говоря, мне кажется, что это невозможно, невозможно в полной мере, но все-таки существует ряд профессиональных приемов. Первый пришел с начала века, когда жизнь текла неторопливо: положить законченную рукопись в дальний ящик, не трогать с полгода, заниматься другими делами. А когда снова вытащите, посмотрите другими глазами, сразу начнете замечать погрешности, увидите, как исправить к лучшему.

Минус этого способа в том, что кто же в наше непушкинское время отложит на полгода, за это время сменятся три эпохи! Да и на целых полгода позже мир узнает нового гения. Нет, не пойдет…

Второй – это отложить ненадолго, затем привести себя в состояние раздражительное, язвительное, вообразить, что это не ваша рукопись, а автора, которого вы не прочь обойти на финишной прямой. И тогда отыщете в ней гораздо больше изъянов, чем у себя, любимого, талантливого, удивительного…

Думаю, этот способ подходит больше, верно?

Третий – дать рукопись прочесть приятелям. Но ни в коем случае не говорить, что это ваша. Иначе наговорят приятных слов, всяк знает, как болезненно автор реагирует на любое замечание в его адрес! К слову, я показывал свои рукописи как «Иван Крокодилов» на литературных семинарах, «Иван Хорватов», «Петро Низовой» и еще под десятками других, которые уже и не помню. Под некоторыми даже публиковал, неловко было признаваться, что обманывал. А когда помогал грузить книги, ввязывался в дискуссии о своих же книгах, сам критиковал, придирался, провоцировал.

Когда я по почте отослал первую рукопись в «Молодую гвардию», оттуда вскоре пришла рецензия. На девять десятых из критики, советов, что вычеркнуть, что выбросить, что переделать, что заменить, что подчистить, а в конце строчка: мол, рукопись талантливая, рекомендую издать массовым тиражом. Ну, на последние строки я внимания не обратил, это ж и так ясно, даже не просто талантливая, а сверхталантливая, но как этот идиот, этот дурак, эта ничего не понимающая скотина посмела делать мне замечания, когда и читает-то наверняка по складам, шлепая губами?

В ярости забросил дурацкую рецензию в нижний ящик, в самый дальний угол, постарался забыть. И лишь совершенно случайно лет через пять-семь наткнулся, вытащил, прочел… И как обухом в лоб! Только-только вчера додумался до одного приемчика, чтобы сделать рассказ интереснее, а этот кретин уже тогда советовал так сделать!.. А дальше – хуже. Он советовал и вот это, как почистить, а я допер, что язык надо чистить от сорняков, меньше года назад… И вот это замечание идиота, похоже, тоже верное… Черт, так он же еще тогда советовал, как писать лучше! Если бы я, идиот, прислушался, то пять лет назад сумел бы резко поднять свой уровень! А так годы под хвост, ломился в окна, не замечая рядом открытой двери, изобретал велосипед…

Мораль этого длинного отступления в счастливое детство в том, что учиться необязательно на своих ошибках. Можно и на промахах того дурака, каким был автор этих строк.

Конечно, возглас оптимиста «Каким дураком я был!» подразумевает, что теперь о-го-го какой умный. Чем чаще вы будете исторгать этот возглас, тем… понятнее, да?.. Так что вывод: всяк, кто вас критикует, – работает на вас.

Лучше он сейчас, в рукописи, чем потом – читатели тиража. А тот, который говорит просто приятные слова, конечно же, милый человек, слушать – одно удовольствие. Можно жену и тещу позвать: слушайте, дуры, что люди обо мне говорят, но…

Ну а самый простой способ, повторяю, можете записать, у кого с памятью туго, – свою рукопись дайте почитать другу, как чужую. Мол, дал вот один, просил прочесть и сказать свое мнение, но мне все некогда, не прочтешь ли, а я ему скажу твое мнение, как свое. Тут очень важно выдержать лицо и голос. Особенно когда друг начнет щипать из написанного перья. Вытерпеть, не бросаться защищать гениальное произведение. Не обзывать идиотом и не бить по голове. Лучше дать еще кому-нибудь.

И еще. Даже лучший друг может ошибиться. Но если пятеро почему-то говорят, что вы пьяны, то не спорьте, а идите спать.

Это не для работы над текстом, а для мировоззрения писателя:

Всякий, кто вас критикует, – работает на вас.

Как мы строим фразы?

Давайте после такого «базового» немного о языке, из которого строится произведение. Вообще-то о языке говорить проще всего, это начальный уровень, доступный почти всем, потому большинство редакторов, да и критиков, в первую очередь цепляется к языку произведения.

Проще потому, что это арифметика литературы, они ее хоть и с трудом, но все-таки понимают. И в самом деле могут заметить и с торжеством указать пальцем на ошибку. Она заметна и доказуема. И хотя находятся упертые, что на «стрижено» все равно скажут «брито», но друзья же поправят: «Федя, ты не прав. Даже нам, малограмотным, видно».

Язык – это наше орудие, сказал Ривароль, пуская его в ход, следует позаботиться, чтобы пружины в нем не скрипели.

Теперь примеры.

О крайне низком уровне пишущего говорят предложения-нематоды. Или солитеры, так даже точнее… Так, щас я тыкаю наугад во «Всемирную библиотеку», теперь наугад – в прозу… Так, вот середка какого-то романа… Привычная фраза: «Он взял свои рыцарские доспехи и долго шел с ними по длинному залу королевского дворца к выходу» . Эти две фразы, связанные союзом «и», называются, как уже сказал выше, предложением-нематодой. Абсолютно плоские, как ленточные черви, фразы.

Да, так пишет абсолютное большинство авторов, мы к этому привыкли и не замечаем. Но если кто-то хотя бы неосознанно избегает таких фраз, сразу же отмечаем их изящество и красоту. Хотя что там изящного? Просто без ошибок, и то уже хорошо.

Ту фразу можно сказать вроде бы так же, но иначе. К примеру: «Он взял свои рыцарские доспехи, а портреты со стен длинного зала королевского дворца хмуро наблюдали, как он их нес к выходу» . Портреты можно заменить статуями, вельможами, слугами, барельефами, даже стенами… Чуть выше классом, уже не единицу, а добротную двойку заслуживают фразы типа: «Он взял свои рыцарские доспехи, долго шел с ними по длинному залу королевского дворца к выходу, поздоровался с королевой, бегом сбежал по ступенькам длинной лестницы, выскочил во двор, подозвал коня, сел на него верхом и поехал на фиг» . Ну не на фиг, но поехал.

Такое однообразное перечисление вообще-то недопустимо, ибо фраза тянется, как ленточный червь, но только теперь, благодаря запятым, похожа на длинную гусеницу с ее сегментированным телом. Дабы фразу спасти, ей надо придать объем. То есть сказать то же самое, но бросать взгляды с разных точек. Например: «Он взял свои рыцарские доспехи, портреты провожали его взглядами до самого выхода, королева ответила на поклон, ступеньки весело простучали под его сапогами, солнечный свет ударил в глаза, конь подбежал на свист, он сел на него верхом, мир рванулся навстречу…»

То есть все то же самое, но приобретается некая стереоскопичность. А если убрать эти «свой», «свои», «его», уточнить, кто на кого сел, то и вообще станет приличнее. Уже на двойку с плюсом. А для публикации достаточно писать даже на двойку. Если же вытянете на тройку, то гарантирован неплохой гонорар и массовые тиражи, это уже топовый уровень нашей десятки «лучших».