Ингвар и Ольха, стр. 61

Студен пошел с нею рядом, замедляя шаг так, что она вынужденно тоже пошла медленнее, пока не остановились вовсе в трех шагах от кузни. Там глухо бухали два молота, надсадно сипели мехи. На крыльце могут отрастить себе ослиные уши, даже длиной с весла большого драккара, но ничего не услышат.

– Другие женщины были бы рады, – заметил он, – окажись в таком положении.

– Я не женщина. – Голос ее прозвучал излишне резко, и она пояснила вынужденно: – Я княгиня! А это больше, чем дворовые девки для утех.

Он кивнул, в глазах было сочувствие и понимание.

– Знаю. Как боярин больше… или должен быть больше, чем лось в весенний гон. Когда на плечах целое племя или хотя бы десяток весей, как у меня, то поневоле живешь головой, а не сердцем, как хочется… И уж совсем не даешь разгуляться похоти, что у других берет верх и над головой.

Он засмеялся, в смехе звучала горькая насмешка над собой. У него было лицо умного человека, который тащит на плечах большую тяжесть, но сбросить не может, потому что нельзя сбросить, а можно только переложить на другие плечи, а те – увы! – либо хилые, либо ненадежные.

Ольха ощутила горячую симпатию. Сколько самой приходится смирять себя, начиная с тех дней, когда хотелось босоногой малышкой носиться с детворой по лужам, а строгий отец долго и занудно говорил о долге, о том, что дочери князя надо радеть о всем племени, забывая о себе, что сперва – племя, потом – ты!..

– А ты пришел с Олегом? – спросила она.

Студен поморщился:

– Разве я похож на руса?

– Нет, но ты с Олегом.

– Я славянин из племени полян. Одного из полянских племен. Был сыном князя… правда, земли моего племени были втрое меньше моих нынешних владений, но ты понимаешь, что не в богатстве и силе правда, а в справедливости! Князем мне побывать не довелось, пришли русы.

Она прошептала:

– Это я понимаю.

– Тебя, княгиню, – сказал он сочувствующе, – хотят, как полонянку, отдать за кого-то из бояр русов.

– За любого, – сказала она с горечью, – кто захочет меня взять.

– Ты… пойдешь?

– Он умрет, – сказала она просто. – Умрет раньше, чем коснется моего тела.

– Но умрешь и ты.

– Я готова, – ответила она. – Я давно уже готова.

Он украдкой огляделся, еще больше понизил голос:

– Ты права, если гибель, то пусть вместе с врагом! Но еще лучше – победить. Еще не все потеряно.

Сердце ее застучало чаще, кровь бросилась в лицо. Возбуждение охватило с такой силой, что ноги подкосились.

– Ты… можешь помочь?

Он покачал головой:

– Вряд ли. Взаимопомощь – это вернее. У меня сил не намного больше твоих. Все в руках захватчиков русов! Но их мало, а нас, славян, как муравьев. И если мы ударим разом, то сбросим гнусное ярмо вместе с ними, как сбросили раньше варягов в их холодное море.

– Как? – спросила она жадно. – Что можно сделать?

Он кивнул:

– Я вижу, ты настоящая дочь славянского народа. Мы давно готовимся к восстанию, но ты можешь помочь как никто. Только ты беспрепятственно ходишь по терему этого кровавого пса, ты вхожа в крепость Олега!

– Я владею легким мечом, – напомнила она.

Лицо его было мрачным.

– Проще ночью открыть нам дверь. Мы тоже владеем мечами! И сонных русов перебьем, как кур в тесном курятнике. Наша Киевщина будет свободна снова.

– Я все сделаю, – пообещала она. – Скорее бы…

– Я дам знак, – сказал он. – А сейчас я пойду, вон, уже начали присматриваться.

В самом деле, в саду появился Боян, шел по соседней дорожке, трогал с безучастным видом ветви.

Студен сказал громко:

– Здесь настолько богато, княгиня, что все женщины этих земель тебе завидуют!.. Будь счастлива!

Он поклонился, подмигнул и повернулся уходить.

– И ты будь счастлив, – ответила она уже в спину, – за те счастливые слова, что я услышала впервые со дня приезда!

Боян проводил Студена подозрительным взором. А Ольхе подмигнул сочувствующе:

– А если и я скажу что-нибудь хорошее?

Она насторожилась:

– Говори.

Боян расхохотался, развел руками:

– Ингвар велел баньку поставить во дворе. Вашу, славянскую. Выбрал новенькую, купил или отнял, не знаю, но разобрал по бревнышку, перевез… Вон там, вишь, работа кипит? Так что, ежели захочешь, только скажи!

Она вскинула удивленно брови:

– Ингвар? Он же боится воды!

– Воды не боится, – обиделся Боян. – Он на двадцать саженей ныряет! По дну моря ходит! Монеты, золото достает с разбитых кораблей. Только мыться не очень любит. Так что с этой банькой удивил, удивил…

Она заспешила в терем. Щеки ее возбужденно горели.

Глава 27

Зверята, пропахшая запахами стряпни, попалась навстречу, обрадовалась:

– Я вот чо тебя ищу, не знаешь?.. И я малость подзабыла. Гм… Когда на тебе такое хозяйство…

– Может быть, – попыталась прийти на помощь Ольха, – тебе в чем-то помочь?

– Да у нас и дел никаких, – отмахнулась Зверята. – Когда хозяин отъезжает, жизнь сразу замирает… Ага, вспомнила!

Она оглядела ее критически с ног до головы. Хмыкнула, поджала губы, с неодобрением покачала головой.

– Что-то не так? – встревожилась Ольха.

– Очень даже не так, – проговорила Зверята задумчиво. – Я уж думала сперва, что у древлян так принято одеваться. Ну, бахрома на подоле, лоскутья вместе рукавов… А Боян говорит, что и там люди живут. И одеваются как люди. Мужчины в портках, женщины в платьях. Все без рогов, платья у них целые… или хотя бы латаные. А тебя какой зверь изодрал так люто?

Ольха посмотрела на подол с бахромой, дыру на плече. Пожала плечами:

– Меня это мало тревожит.

– Зато мое сердце разрывается.

– Милая Зверята… мне все равно. Ингвару тоже, кстати.

Зверята сердито отмахнулась:

– Что он понимает? Но у меня будут неприятности, если моя гостья покажется в таком виде князю. Есть слух, что он собирается навестить нас. У меня троюродная племянница стряпухой в его тереме. Пойдем, я кое-что подберу тебе.

– Спасибо, не надо.

Зверята ушла, по ее лицу Ольха видела, что ключница не отказалась от своего намерения. Врет, конечно. У князя в Киеве своих дел хватает. А Ингвар охотнее ее видел бы в грубой мешковине с дырами для рук и ног, неопрятную, со спутанными волосами, грязную.

«А почему я отказываюсь?» – подумала она внезапно. Если Ингвар хочет видеть ее неопрятной, как простую девку-скотницу, почему она должна делать так, как он хочет?

Уже собиралась идти искать Зверяту, когда в ее комнату тихохонько вошли две девушки. Чистые, опрятные, похожие на скромниц рукодельниц, их Ольха сразу выделяла из любой толпы. Одна посмотрела вопросительно на Ольху, улыбнулась застенчиво, махнула кому-то в коридор.

Двое дюжих гридней занесли, покраснев от натуги, огромный сундук. Исчезли в коридоре, вернулись с другим. Третьим, четвертым. Наконец явилась озабоченная Зверята. Мановением руки велела парням исчезнуть, обратилась к Ольхе так, словно все давно было решено:

– Давай примерим… Если что не так, девки быстро подгонят. Они лучшие умелицы в Киеве. А значит, и на всей Руси!

Ольха покачала головой:

– Зверята, а что у тебя не лучшее?

Зверята улыбнулась, это преображало ее звероватое лицо, сама подняла левой рукой крышку сундука. По закону русов, вспомнила Ольха, жених может отказаться от невесты даже в самый последний момент, если та не сможет поднять крышку тяжелого сундука одной рукой. А невеста может отказаться выйти за назначенного даже князем, если жених не сможет ее взять на руки и отнести от капища, где стоит этот ритуальный сундук с тяжелой крышкой, до своего дома. И обязательно перенести через высокий порог.

Зверята вытащила голубое платье, встряхнула. Звякнули драгоценности, но Ольха смотрела, не веря глазам, на странную нежнейшую ткань, что переливалась красками, как увиденная впервые при въезде в Киев радуга.

– Из чего… это?

– Из паволоки, – гордо объяснила Зверята. Увидела лицо гостьи. – Шелк, понимаешь?