Главный бой, стр. 75
– Как… назовешь…
Он сам с усилием закрыл глаза, лицо застыло, и свернутое тело разогнулось. Он лежал во весь рост, и Ратьгой смутно удивился, каких же огромных людей рождает земля и насколько ему повезло, что завалил такого исполина.
Он с трудом поднялся, внутри хрипело и кололись изломанные ребра, прохрипел:
– Он же мог меня убить сразу…
– Да, – ответила она блеклым голосом.
– Почему не сделал?
Она не ответила. Но уже понимала, какое великое имя даст сыну.
Глава 39
Дружинники и печенеги молча смотрели на забрызганное горячей кровью поле схватки. Посредине лежал могучий Дюсен – сын верховного хана Жужубуна, печенег по крови, русич по выучке, киянин по духу, самый несчастный человек на свете… таким он себя считал, но сейчас лицо его преобразилось, стало красивым, мужественная улыбка заиграла на твердых губах.
В небесах раздались протяжные серебристые звуки. Высоко в синем небе пролетели журавли. И кияне и печенеги поняли, что сами боги, наблюдавшие за схваткой, берут несчастного героя к себе, в свою дружину, для своих набегов, для защиты от набегов отрядов других богов.
Высокий хмурый печенег проговорил с печалью:
– Мы заберем его.
Дружинники переглянулись, кое-кто покрепче сжал рукояти мечей. Волчий Хвост кивнул:
– Да. Он был великим воином.
А кто-то сказал негромко, но услышали все:
– Он пал за самое великое… за любовь.
Дружинники расступились. Степняки, взяв тело героя на плечи, пошли к пролому. Волчий Хвост вытер красное от крови лезвие, со стуком бросил в ножны. Голос был сиплым от усталости:
– Передых. Согнать людей, пусть заложат пробитую стену. Сегодня крови больше не литься.
– Почему? – спросил кто-то из молодых.
– Сын, – буркнул воевода. – Единственный… наследник. Отец в горе, потом похороны, скачки, обряды… Но завтра даже солнце покраснеет от брызг пролитой крови!
Прискакал на горячем коне Владимир, спрыгнул, бросился к двум появившимся из-под земли героям.
– Рогдай!.. Залешанин!
Рогдай вложил меч в ножны. Они обнялись, похлопали по спинам друг друга. Залешанину князь кивнул благосклонно, все-таки простой смерд, хоть и герой. Вокруг стояла суматоха, кто-то жадно прислушивался к разговору князя и двух героев, остальные растаскивали убитых, уносили раненых, спешно подтаскивали новые бревна, поднимали упавшую часть стены.
– Как вы?.. Откуда взялись?.. Белоян такое наговорил…
Рогдай скупо усмехнулся:
– Что он выведал?
– Что Залешанин, – сказал Владимир торопливо, – пошел на подвиг ради друга. Верно? Уговорил богов взять половину его жизни и отдать тебе. Просил, чтобы вы жили по полжизни, а потом померли в один день. Но такое нельзя, тебе суждено быть в подземном мире сразу… Тогда решили, что половинку разделят по-другому: сутки оба томитесь в мире, где светит черное солнце, а сутки… сутки на нашем белом свете!
Рогдай кивнул, оглянулся на багровый диск:
– Белоян умеет докапываться до великих тайн. Все верно, княже. Но прости, нам пора, солнце уже садится.
Он подал коня назад. Владимир спросил жадно:
– А боги блюдут договор?
– Боги не князья, – ответил Залешанин язвительно. – И мы блюдем. Сутки там, сутки здесь. Если же опоздаем хоть на минуту… хоть на конский волосок – больше белого света не видать!
Народ расступился. Залешинин поставил коня радом с Рогдаевым. Мгновение Владимир видел их застывшие фигуры. Затем из земли плеснул багровый огонь. Все ахнули и прикрылись руками от яркого света. Тут же пламя исчезло, а на том месте, где только что стояли кони героев, медленно дымилась земля.
Похоже, степняки наконец подтянули все силы. За ночь дороги оказались перекрыты полностью. С четырех сторон, хотя по обычаям войны всегда оставлялся проход, чтобы жители могли убежать и унести скарб. Тем самым сохранялись и силы нападающих: иной раз удавалось взять город почти без боя, а так запертые будут драться до последней капли крови.
Но обезумевший от горя Жужубун поклялся стереть город с лица земли, уничтожить всех от мала до велика. Малые отряды из других городов перестали пробираться в Киев, а посланная из Белгорода и Чернигова помощь напоролась на огромную печенежскую силу. Правда, отдельные смельчаки и умельцы все же проникали через печенежский стан, умело пробираясь на стыках войск разных ханов, но это уже капли, быстро тающие в жарких схватках.
Но был и нежданный подарок. Один за другим в Киев, прорезав войско печенегов, как львы проходят сквозь стаю волков, явилось семеро богатырей. На иных страшно смотреть, настолько велики ростом и свирепы, вместе привычных мечей и топоров за плечами такое причудливое, что и мечом не назовешь, но опытные воины покачивали головами: опасная это вещь в умелых руках, очень опасная… Все семеро, однако, оказались побеждены странствующим витязем Добрыней и дали ему слово явиться в Киев, где отдать мечи на службу великому князю, буде тот восхочет.
Волчий Хвост бурно ликовал, громко каялся, что называл эти повадки поединщиков дурацкими. Вон какая прибыль получается, если меч в умелых руках!
Царьград никогда не спит, жизнь бьет ключом. В одной из самых высоких башен, где размещались некоторые архивы древних рукописей, свет часто менялся, становясь то лиловым, то красным, а то и вовсе противоестественно зеленым.
Знающий народ поговаривал, что там общаются с дьяволом, над ними смеялись, но нередко народ догадывается о том, что бывает скрыто за семью печатями. В той башне трое магов старой школы, ныне запрещенной, продолжали заниматься нечестивыми поисками вечной жизни, философского камня, эликсира молодости и прочих ухищрений Врага рода человеческого, коими он соблазнил еще первых людей.
Спархий проводил последнее время в башне дни и ночи. Колдуны морщились, но терпели. Могущественный царедворец поставлял им все, что требовалось для поиска: горы чистейшего золота, кровь невинных младенцев или сердца девственниц, кисти удавленников или полуистлевшие черепа древних властелинов ныне исчезнувших империй.
Они догадывались, по чьему молчаливому приказу им оказывают такую помощь. Хотя и не понимали, зачем столько сил отдается борьбе с крохотным варварским королевством на самом краю земли, в далекой Гиперборее. Однако спархий сам всматривался в матовое зеркало из древней бронзы, секрет изготовления которой давно утерян.
Когда на зеркало плескали свежей кровью только что зарезанного младенца, там возникали странные узоры, а потом можно было различить далекие картины, услышать голоса…
Спархий как раз всматривался, когда снизу негромко позвали:
– Ваше Приближенство!.. За вами гонец. Их Божественность возжелали вас допустить к своему лицезрению…
Спархий нахмурился, но губы привычно изобразили улыбку, а голос прозвучал радостно и даже счастливо:
– Бегу!.. Лечу!.. Это такое счастье – лицезреть Их Божественность!
Через двор и по ступенькам его вели под руки, почти несли, двое могучих как слоны этериотов. От них пахло нежно и по-женски. То ли только что из постелей придворных дам, то ли всю ночь дежурили в гареме.
Базилевс не спал, нервно мерил шагами кабинет. На робкое покашливание резко обернулся:
– А, ты… Долго же приходится ждать! Ну, какие новости?
Спархий съежился, он знал, о чем спрашивает могущественный властитель, но на всякий случай спросил робко:
– С рубежей войны с арабами?
– Я знаю, что с арабами! – прикрикнул базилевс зло. – Но я не знаю, что делается в том северном королевстве! Все наши люди там гибнут, не прожив и года. А кто и задержался, то вести от них доходят… словно тоже замерзают на зиму, а потом оттаивают!.. И так несколько раз.
Спархий вздохнул:
– Ну… ничего нового. Киев пока еще отбивает атаки степных племен…
Базилевс нахмурился, голос стал ядовитым: