Главный бой, стр. 41
Простучали копыта, второй всадник показался Добрыне еще огромнее. Потому, видать, без шлема, ни один не налезет на такую голову, а ковать отдельно – дорого, не князь, поди. В руке второй держал нечто лохматое, а когда швырнул Добрыне под ноги, там отвратительно чавкнуло.
– Впервые вижу таких, – заявил он. – Это и есть песиглавцы, о которых мне дед баял?
Под ногами Добрыни еще трепыхалось огромное мохнатое ухо. Кровь со среза текла темная, словно деготь. За спиной незнакомца красный шар опустился уже на две трети. На фоне зловещего заката всадник и его конь казались выходцами из преисподней.
Добрыня, чувствуя неладное, бросил взгляд на Лесю, словно искал поддержку, сказал:
– Ты спас мне жизнь, неизвестный. Если ты назовешься, я думаю, что я слышал о твоих подвигах. Сойди с коня, в сумках этих тварей наверняка есть еда. Разведем костер…
Всадник качнул головой:
– Нет, доблестный Добрыня. Нам пора. Рогдай…
В голосе всадника были предостережение и угроза. Рогдай вздохнул, свистом подозвал коня. Леся прижалась к Добрыне раненым плечом, смотрела не понимая, а Рогдай взглянул на Добрыню как-то виновато, развел руками и отступил к коню. Добрыня чувствовал, как мелко дрожит Леся. Рогдай легко вскочил в седло, ухватил поводья.
Добрыня взмолился:
– Скажи!.. Все так неожиданно!.. Ты ведь, прости, погиб… А этот твой спутник, я догадываюсь, что это и есть тот самый Залешанин, с которым ты с ворот Царьграда снимал щит Олега Вещего…
Рогдай начал поворачивать коня. На краю земли блистал красный горбик, да и тот опускался, словно истаивал. Добрыня заметил, что оба невесть откуда взявшихся героя посматривают на заходящее солнце с тревогой.
– Тот самый, – ответил Рогдай глухо и с горькой насмешкой, – это тот самый дурак, что свершил… Я не знаю, как он это свершил!.. Он добрался до наших богов и как-то уговорил… или сторговался, не знаю… Но добился, что ему позволили поделиться со мной жизнью!.. Видали такого дурака?
Залешанин уже отъехал, нетерпеливо махал рукой. Все услышали его тревожный крик:
– Рогдай, если не успеем до захода солнца…
Рогдай вздохнул, повернул коня в его сторону. Добрыня закричал вдогонку:
– Разве так… можно?
Рогдай на скаку оглянулся, ветер донес слова:
– Оба снова вместе… Сутки я с ним здесь… сутки он со мной… там…
Леся ахнула, прижалась еще крепче, зубы выбивали дробь. Краешек солнца исчез, мир погрузился в сумерки. Но на миг раньше вокруг всадников взметнулся лиловый огонь. Под ногами Добрыни качнулась земля, раздался грохот, словно треснул становой хребет большой горы.
Не дыша они смотрели, как на месте двух героев бушует адское пламя. Но почти сразу кольцо огня распалось, рассеялось на быстро гаснущие искры. На месте исчезновения героев чернело широкое пятно. Тут же ветер смахнул пепел, унес неопрятные хлопья, похожие на стаю испачканных бабочек. Лунный свет мертво высвечивал круг выжженной земли.
Леся всхлипывала:
– Куда же они?
– В преисподнюю, – повторил Добрыня потрясенно. – Под черное солнце… Но Залешанин, Залешанин!.. Кто ждал такое от разбойника…
Леся торопливо шарила по земле. По земле разлилась ночь, на темнеющем небе в помощь узкому ободку месяца начали проступать первые звезды.
– Брось, – сказал он тоскливо. – Лук ищешь? Мы сейчас и от воробьев не отобьемся.
– Костер нужен, – ответила она слабым голосом. – Вода близко, надо раны промыть.
– Отморозки, – пробормотал Добрыня. Странная тоска прозвучала в его суровом голосе. – Песиглавцы… успею ли встретить людей?
Мороз пробежал по ее телу. У Добрыни было такое лицо… Что у него впереди? Неужто жалеет, что не пал от когтей и зубов песиглавцев?
Глава 22
Терем Претича двухэтажный, с каменным подвалом, каменными основаниями для конюшни, амбаров, разных пристроек, что раскинулись прямо от главного терема двумя длинными крыльями. Кузницу он так и вовсе повелел сложить только из камня, памятуя о постоянно горящем горне.
Все Претич делал добротно и основательно. А побывав в Царьграде, велел разбить во дворе садик с розами, проложить дорожки, посыпать золотым песком, а слугам запретил мочиться с крыльца.
Сегодня день после короткого дождика теплый, над головой гудят толстые жуки, а по влажной земле носятся жужелицы, муравьи хватают зазевавшуюся мелочь, с торжеством волокут в норки. Группки муравьев спешно раскапывают завалившийся ход.
Запад небосвода стал лиловым, предвещая наступление сумерек. Претич шагал уверенно, это его Киев, его народ. Рядом с ним, без труда попав в шаг, двигался ромейский купец Власий. Такой же массивный и грузный, как Претич, с животиком как у воеводы, таким же цепким взглядом и неспешной речью, только у Претича подбородок выскоблен острым ножом, а борода Власия широким веником закрывает нехилую грудь.
Когда Претич увидел Власия впервые, сразу ощутил старого, бывалого воина. Такой умеет принимать удары и бить в ответ, умеет других посылать на смерть и водить легионы. У Власия зоркий взгляд, вокруг глаз множество морщинок. Они появляются у тех, кому постоянно приходится всматриваться в грань между землей и небом: не поднимаются ли дымки? Что за облачко пыли, не сверкнет ли искорка, выдавая блеском металл?
Претич шел величаво, важно, как и следует воеводе. С седыми волосами до плеч, с такими же серебряными длинными усами, что падают на грудь, он все еще мог в полных доспехах, со щитом и топором пробежать пару верст, вспрыгивал на бегущего коня, но на людях держался так, как ждут от воеводы. А этот, что идет рядом, тоже держится так, как ожидают от богатого ромейского купца, но тоже, что заметно опытному глазу, может бегать не замариваясь, рубиться с молодыми, а к вечеру разве что пузо спадет да жир на боках уйдет в топку голодного желудка.
Власий наконец скосил глаза:
– Да что с тобой хитрить, воевода? Ты умен и проницателен. Недаром ты – правая рука великого князя. Сразу заметил, что я трачу злата больше, чем выручаю от торговли. И что я не родился купцом…
Претич пророкотал благодушно:
– Да ладно тебе. Купцы везде – глаза и уши своего правителя. Что ж, торговлю рушить?
– Вот-вот, – сказал поспешно Власий. – Ваши купцы в Царьграде не только выведывают, но и… я же знаю, как вашего князя… он тогда еще не был князем, а служил у нас в Царьграде при дворце самого императора… так вот, его даже убить пробовали! Не мы, а все ваши, ваши… Да и сейчас чувствуем, как ваши что-то добывают, вызнают, затевают… А когда щит выкрали, то и вовсе!
Претич с самым невозмутимым видом пожал плечами:
– Какой щит? Потеряли что-то?
– Знаешь… Щит Олега Вещего, что охранял наш город! Если порыться в задней комнате вашего князя… верно?.. можно найти не только щит. Так мне кажется.
Претич хохотнул:
– А в задней каморке вашего базилевса?.. Или у него вместо каморки пара дворцов?.. Жизнь идет, паря. Вы у нас, мы у вас…
Власий сказал серьезно:
– А мы бы как раз хотели жить без затей. У нас старая империя! Значит, не драчливая. Нам бы то удержать, что за тысячи лет накоплено. С востока напирают арабы… Все силы империи там, война полыхает уже сотни лет. Больше, чем существует вся ваша Русь!
Претич хмыкнул:
– И чё ж ты здесь? Если вся война там?
– Мы хотим мира, – сказал Власий горячо. – Прочного! Не на договорах, закрепленных так, что нарушаются то и дело, а на… на интересах!
– На интересах, – кивнул Претич, – это надежнее.
– Вот-вот!
– И какой ваш интерес?
В темнеющем небе появилась едва заметная половинка луны. Медленно наливалась блеском, рядом зажглась первая звездочка. Наступала тишина, только вблизи спросонья забрехал пес, смутился, слышно было, как заскребся и шумно лег по ту сторону забора.
Власий коротко заглянул в лицо воеводы. Претич шел благодушный, спокойный и уверенный. Взор его благосклонно падал на добротные дома, крепкие ворота, опрятных редких прохожих.