Гиперборей, стр. 86
Наконец прошептал:
– Внукам-правнукам закажу, чтобы носили чубы…
– Да, для трепки хорош, – согласился Олег.
Он отполз от края, перебежал на другую сторону крыши, пригибаясь и прячась за трубой. Рудый сунул нож в чехол, пошел следом вразвалку. Если кто и увидит, что какая-то звезда на миг исчезла, а потом появилась, подумает на кожана или сову.
Олег уже спустил ноги через край крыши. Пальцы некоторое время белели на темных досках, затем исчезли. Рудый вздохнул, вытащил нож и полез следом. Ноги сводило судорогой, он изо всех сил цеплялся за неровности бревен, но проклятые строители добросовестно стесали все сучки, содрали кору и к тому же просмолили. Лезвие ножа едва находило щели между толстыми бревнами, мох сдавило, он стал твердым как камень. Ночь была холодная, но Рудый то и дело вытирал мокрый лоб.
Вдруг прямо из середины темной тучки вывалилась луна – яркая, полная, огромная. Рудого прошиб озноб. Пещерник в этот момент был очень хорошо виден на стене! Вверху, как назло, послышались шаркающие шаги, на самом краю крыши появился страж. В руках у него был огромный рог, на поясе болтался короткий меч. Он остановился над замершим пещерником, едва не придавив ему пальцы, заинтересованно смотрел во двор. Там мелькали факелы, бегали люди, из красноватой тьмы доносился лай собак. Опусти страж глаза еще чуть-чуть… самую малость – и он увидит пещерника. А глаза опустит, не может не опустить…
Рудый, страшась двигаться, осторожно вытащил швыряльный нож из щели, повис на кончиках пальцев ног, отвел руку для броска. Он не сомневался, что попадет с десяти шагов даже из такого неудобного положения. Попадет в горло, где заканчивается кольчуга. Но в какой момент лучше – выждать ли, пока страж увидит пещерника? Может заорать с перепугу, отшатнуться от летящего ножа. Если метнуть сейчас, дурак грохнется прямо в гущу воинов с факелами и свору беснующихся собак.
Рудый крепче сжал нож, наметив вместо белеющего горла левый глаз, – раненый должен без звука отшатнуться, упасть навзничь на крышу. Главное – без крика, пораженные в левый глаз никогда не кричат…
Глава 24
Внезапно потемнело, луна скрылась. Рудый потерял силуэт стража. Он уже почти бросал нож, рука теперь мелко дрожала, и он с ужасом подумал, что чуть ли не впервые мог промахнуться. Глаза защипало от едкого пота, он торопливо вытер лицо рукавом.
Когда перед глазами перестали трепыхаться черные мошки, он обнаружил, что стража нет на крыше, но и пещерник исчез. Потянулись долгие мучительные минуты. Рудый трясся, зубы стучали, он уже не понимал – от холода ли, от страха. Вдруг перед ним шевельнулась змея, он с перепугу едва не сорвался вниз, чудом успел сообразить, что то не змея – веревка.
Рудый не вскарабкался – взбежал по отвесной стене. Руки Олега подхватили его на краю крыши. Лицо пещерника в лунном свете выглядело донельзя изнуренным, глаза дико блестели, как слюдяные. Снизу донесся яростный вопль, ругань, громче прежнего хрипло забрехали, давясь слюной и злостью, псы.
– На верхнем поверхе их нет, – объяснил Олег тяжело. – Там всего два окна, я заглянул в оба. А ниже по стене не спустишься, там идет защитное кольцо по всей башне.
Озноб на спине Рудого превратился в глыбу льда.
– А как выберемся сами?.. Прыгать обратно? На такое можно решиться раз в жизни.
– Попробуем через чердак, – предложил Олег тяжело.
– Через трубу? Где моя ступа… Или хотя бы метла!
– Размечтался. Через чердак не изволишь? По всем поверхам пешком?
– Жаль, – вздохнул Рудый. – Я полагал, сразу на кухню… Я, когда волнуюсь, жареного быка съел бы.
Крадучись они добрались до лаза в крыше, что вел внутрь, на чердак. Замок висел старый, ржавый, темный от грязи и ржавчины. Рудый всунул лезвие в щель, подергал, потряс, но дужка оставалась в петле. Послышались шаги, на крыше башни показался темный силуэт стража. Бедолаге, как и Рудому, стало зябко, он поднял воротник, втянул голову в плечи. Олег оттеснил Рудого, они прижались к поверхности крыши, пропуская стража. Когда тот неторопливо утащился на другую сторону, Рудый опять сунулся с ножиком к замку. Олег остановил:
– Погоди…
Он прикоснулся к металлической коробке, стукнул двумя пальцами – замок рухнул в подставленную ладонь, дужка закачалась на петлях. У Рудого отвалилась челюсть:
– Ты можешь… Так чего ж ты заставлял меня потеть над теми замками?
– Ты потел? У тебя слюни капали от удовольствия! Я просто не стал мешать.
Он приоткрыл дверцу, исчез. Едва слышно скрипнули ступеньки. Рудый двинулся следом, выставив растопыренные пальцы перед лицом, страшась липкой паутины, толстых жирных пауков, дохлых бабочек и высохших мух на серых нитях…
В темноте его схватила сильная рука. Рудый вздрогнул, спросил дрожащим голосом:
– Научишь, как открывать замки?
– Когда же ты повзрослеешь? – послышался в темноте тяжелый вздох.
Под ногами шелестело, похрустывало. Ноги Рудого ступали по мягкому, в ноздри лезла удушливая пыль. Шли в полной темноте, наконец хруст прекратился, в темноте послышался шепот:
– Здесь ляда. Ход идет вниз, на пятый поверх.
– А потом на четвертый, – прошептал Рудый несчастным голосом. – Затем на третий… на второй… на первый… И везде народу – как муравьев на дохлой жабе. А Тверд с Умилой окажутся в подвале.
– Что предлагаешь?
– Через дымоход! Сразу оказались бы на первом, на кухне.
– Когда ты наешься?.. Думаешь, мне рубашку стирает Гульча?
Снизу донеслись грубые мужские голоса. Затрещало дерево, голоса стали приближаться. Олег отпихнул Рудого, оба замерли. Сухой треск послышался совсем рядом, скрипнула втоптанная в пол ляда на ржавых петлях, поднялась. Снизу в слабом свете факелов показалась крупная голова в шлеме. Стоя на невидимой лестнице, страж сказал густым пропитым голосом:
– Темно, как у князя в заднице!
Снизу донесся уважительный голос:
– Везде-то ты, Лютый, побывал… Темно там?
– В заднице?
– На чердаке.
– У тебя самого в чердаке темно. И сам ты темный, как три подвала. Конечно же, здесь хоть глаз выколи! Мы проверили все поверхи, начиная с подвала. Стоит ли ползать по чердаку, собирая паутину? Пауки тут с кулак, а крысы – как те псы, что лютуют во дворе…
Снизу донеслись раздраженные голоса. Стражи на лестнице спорили, ругались, однажды даже звякнуло железо. Рудый истово молился всем богам, обещал богатые жертвы и был искренне уверен, что в этот раз уж точно не надует. Но удача дважды в один карман не падает, а лень из своих дружинников Твердислав выбил безжалостно. Ляда откинулась, рассохшаяся лестница затрещала сильнее. На чердак вскарабкался грузный воин, в руке держа перед собой короткое копье. Он остановился возле квадратного отверстия, крикнул вниз:
– Пусть кто-то факел захватит!.. Окон здесь нет.
Рудый отчетливо слышал его тяжелое дыхание совсем рядом. Следом поднялся еще один – коренастый, широкий, в кожаных доспехах с нашитыми булатными пластинами. Он остановился по другую сторону ляды, тоже согнулся, глядя вниз. Оттуда пошел красный свет, третий страж поднимался уже с факелом.
Свет начал рассеиваться и по чердаку. Рудый смутно увидел очертания двух человек, оба смотрели на приближающийся факел. Свет стал намного ярче, один из стражей вдруг вздрогнул. Его глаза блеснули, рот начал открываться для истошного вопля. Грудь поднялась, набрав воздуха…
Рудый ударил ножом, подхватил отяжелевшее тело, мягко опустил на пол. По ту сторону ляды беззвучно падал второй страж. Из дыры поднялся факел, его держала толстая рука в кожаной рукавице. Олег взял факел, подхватил ничего не подозревающего третьего стража, помогая вылезти, а Рудый зашел сбоку и коротко взмахнул ножом.
Они молча смотрели друг на друга. Рудый перемазался кровью, словно забил целое стадо свиней, на мохнатой волчьей шкуре волхва не было ни пятнышка.
Рудый покосился на три трупа, сказал сердито: