Чародей звездолета «Агуди», стр. 90
Карашахин положил на стол папку, я покачал головой и указал на плазменную панель:
– Там все это вживую. С места действия.
Он вытащил листок:
– Я, собственно, принес очень интересную распечатку. Не о кобызах…
– Наконец-то!
– Честно говоря, эти события очень кстати потеснил опрос населения США. Нет, не о кобызах, о сравнительной популярности кандидатов в президенты США. О стремительно растущем рейтинге кандидата от «Черного единства» Готтенс. Он почти догнал Альберта Гренделя, кандидата от республиканцев, и не так уж сильно отстает от Бушнера, демократа. Это сенсация!
В кабинете оживленно заговорили, Сигуранцев загоготал и вскинул кверху в характерном жесте кулак. Громов удивленно качал головой. Я подумал, что сенсация зрела давно, умные политики давно ее предвидели, но все равно она остается сенсацией, хоть и ожидаемой.
Я кивнул на экран:
– Взгляни, что делается после этого опроса на улицах Нью-Йорка!
В кабинет один за другим начал подтягиваться народ, я видел их только боковым зрением, все три экрана показывают ликующие толпы черных, танцующих негров, стихийно возникающие демонстрации. Фигня какая, уже сотню лет твердят о полном равенстве в США, во всех фильмах обязательно с белым полицейским идет чернокожий напарник, постоянно показывают смешанные браки, в правительстве на видных постах держат негров, дескать, мы вообще не замечаем цвет кожи, у нас все равны, но какого же хрена сегодня нарастающая волна ликования захлестнула Америку?
– А что, – сказал Сигуранцев, – это в самом деле событие весьма историческое. Только президент Теодор Рузвельт создавал третью силу, третью партию, чтобы попытаться с ее помощью прийти к власти снова, после двух сроков, да еще вот негры… Все-таки сумели, сумели… И не просто движение негров, это «Черное единство» очень быстро стало реальной силой…
Босенко сказал громко:
– А давайте предположим, что негр станет президентом… Нет-нет, я прекрасно понимаю, что шансов у него нет, но поголовье негров растет, через десять-двадцать лет в самом деле могут протолкнуть своего в президенты…
Новодворский всмотрелся в экран, поморщился, голос его прозвучал твердо:
– Нет. Этого не будет никогда. Негры афроамериканского происхождения голосуют либо за республиканцев, либо за демократов. За демократов – больше. А эта их карликовая партия… просто отморозки!
– Гм, – произнес Сигуранцев задумчиво, – на улицы вышло уж очень много народу… Слишком много для отморозков, не так ли? Вообще-то я согласен, что в США все отморозки, но услышать такое от Валерия Гапоновича…
– Вышло не так уж и много, – огрызнулся Новодворский. – Да и то… Может быть, негры выиграли в баскетбол? А это идут болельщики?
– Вы не верите СМИ? – удивился Сигуранцев.
– И в СМИ попадаются коммунисты, – отрезал Новодворский.
– Негры вышли на улицы, – проговорил Сигуранцев. – Именно потому, что вверх идет именно негр, а не какой-то там афроамериканец. Негры вышли на улицы, никто не посмел им напомнить, что сегодня – рабочий день, вторник, уже ясно, что ликования продолжатся на всю неделю, а то и продлятся…
– Ну и что, – сказал Новодворский с интересом. – Какие варианты развития? В том случае, что если бы случилось такое…
– Как в Южной Африке, – сказал Громов осторожно. – Там вообще шла война, а когда замирились и передали власть чернокожему большинству, все пошло тем же путем.
– Не пойдет, – возразил Забайкалец.
– Почему?
– Вы сами сказали, в Африке шла война.
– И что из этого следует?
– Что в ЮАР настрадались и те, и другие. И едва все кончилось, обе стороны вздохнули с облегчением и взялись за работу. В США негры не страдали, а играли в страдания, постоянно напоминали о своих обидах… в смысле, что их прапрапрапрапрадедушки были рабами на плантациях, а значит, они, потомки, имеют право отныне не работать, а только получать компенсации. Это настолько укоренилось, что сами белые в это поверили, черным не отказывают ни в чем. Черному сходит с рук то, что белому никогда не простят. И вот сейчас…
Он сделал многозначительную паузу. Сигуранцев сказал нетерпеливо:
– Взяли кота за его место, дергайте!
– Сейчас, – сказал Забайкалец, – интересная ситуация. Проглотит ли белое меньшинство такую пилюлю?
– Проглотит, – сказал Павлов уверенно. – За выборами будут следить тщательно. Никаких серьезных нарушений не допустят, никаких подтасовок, а это значит, что какие результаты будут, то и примут. Даже если победит Готентот, то все равно все признают, что он избран по закону, с соблюдением всех юридических норм.
Сигуранцев покачал головой.
– Не все. Некоторая часть возьмется за оружие. Те, кого у нас по старой привычке называют куклуксклановцами.
– А сколько их? – спросил Громов скептически.
– Двенадцатая доля процента от белого населения.
Сигуранцев развел руками:
– У черных каждый десятый – в военизированных группах. То исламских, то всяких там «Черных пантерах», что требуют белых изгнать обратно в Европу, а страну оставить черным. Сомнут сразу же.
– А трупы развешают на балконах, – сказал Громов мечтательно.
– Почему с таким злорадством? – удивился Сигуранцев.
Громов кивнул в мою сторону:
– Спросите президента.
– Так вы же злорадствуете, не он!
– Он тоже, но молчит, он уже президентствует, не видите? Щас нахмурится и скорбным таким голосом выразит соболезнование о невинных жертвах.
Я сказал нетерпеливо:
– Давайте злорадно и соболезнование отложим до завтра. Мы все равно на выборы повлиять не можем, а вот на подготовку переговоров с президентом Венесуэлы можем и должны. Так что за работу, лодыри!.. А у меня сейчас встреча… Всеволод Лагунович, вы не забыли?
– Еще четыре минуты, – ответил Карашахин. – Просто вы приехали чуточку раньше, я и не напоминал.
Глава 4
С послами встреча заняла даже меньше времени, чем отводил протокол, обычная процедура, когда один посол уходит, а на его место присылают другого, то сперва идет длительная переписка, у нас спрашивают, не будем ли против такого-то, мы рассматриваем и сообщаем, мол, что вы, что вы, никаких проблем, новичок прибывает, его представляет посольский староста, глава дипломатического корпуса, это такой профсоюз у послов, мы жмем руки, обмениваемся вежливыми фразами о том, что очень приятно и будем сотрудничать на благо мира и прогресса.
Однако на этот раз были заданы неприятные вопросы по поводу событий на Рязанщине. Я вежливо поблагодарил за желание помочь, но мы со своими проблемами справляемся, еще раз спасибо, мы ценим ваше искреннее желание, чтобы Россия процветала и все такое.
Едва закончилось с послами, на выходе из зала меня перехватил Карашахин, лицо тревожно-сочувствующее, сказал, сильно понизив голос:
– Господин президент, вы сейчас как себя чувствуете?
– Терпимо, – ответил я сварливо, – а что?
– Да так, ничего страшного… С вами желает говорить президент Соединенных Штатов.
– А, мать его… – вырвалось у меня.
Он спросил испуганно:
– Валокординчику? Или лучше нитроглицеринчику?
– Да иди ты… Он что, жаждет по прямому проводу?
– Да, господин президент. По красной линии.
Я нахмурился, красная линия была создана для оповещения о несанкционированном запуске ракет, чтобы противная сторона не решила, что на нее напали, и не нанесла ответный удар. Обычно же телефонный разговор согласовывается сперва между канцеляриями, к нему подключаются спецслужбы, что записывают голос, интонацию, дабы потом аналитики расшифровывали каждую заминку, паузу, изменение тембра и давали свое толкование, где чужой президент дает слабину, а где на коне.
– А что, с их стороны ракеты запущены?
– Нет…
– Тогда я сейчас занят, – ответил я. – У меня совещание. Но через три-четыре часа освобожусь.
– Хорошо…
Он повернулся уходить, я остановил:
– Нет, про совещание не говори. А то похоже, что оправдываюсь. Просто сейчас занят, но через три-четыре часа освобожусь. И тогда, естественно, постараюсь тут же уделить время для разговора.