Белая волна, стр. 1
Мария бросилась мне в объятия.
– У тебя все хорошо? – спросила она встревоженно.
– Нормально. А что?
– У тебя такое лицо… И круги под глазами. Ты замучаешь себя!
– Приходится работать круглыми сутками, Мария. Мир сотрясают волны нестабильности. Пока идут на уровне микрочастиц, но если это распространится на порядок выше? А мы не можем уловить закономерность, не знаем причину! Математический аппарат служить отказывается! Работаем круглосуточно, но разгадка ускользает, ускользает!
Рядом остановилось такси, мы забрались на заднее сиденье. За окнами побежали назад все быстрее и быстрее дома. Я ощущал на затылке легкие пальцы Марии, что перебирали волосы, поглаживали, незаметно снимали головную боль, напряжение, успокаивали…
Я повернул голову. Она внимательно смотрела на меня, в глазах были нежность и сострадание.
– Прости, – сказал я с раскаянием. – Устал, как пес. Тебе совсем не уделяю внимания.
– Ты измучился на своей работе…
– Да. Прости!
Я поцеловал ей руки. Она подставила лицо, и я целовал ее глаза, ощущал губами трепещущие ресницы, теплые нежные щеки, пухлые губы, и усталость уходила, растворялась, вымывалась из тела.
– Дорогая моя, – сказал я горько, – когда ты перестанешь уходить? Сейчас надвигаются трудные времена, нам бы вместе…
– Трудные, – согласилась она со вздохом. – Поэтому нам нельзя… Я сразу же окунусь в домашнюю возню, в стирки, кухню, буду счастлива. Выходить в суровый мир науки уже будет тягостно, неспокойно, даже страшновато. Нет, дорогой, не спеши!
Мария осталась в автомобиле, а я выскользнул возле института, торопливо взбежал по ступенькам. Когда оглянулся, темный силуэт машины уже скрылся за поворотом.
В институте я проскользнул мимо дверей шефа к своей лаборатории, бросился к установкам. Огромные, как древние животные, нагоняющие страх на новичков, они занимали почти половину нижнего этажа. К некоторым из них я уже нащупал путь, пытаясь заставить работать, над другими еще ломал голову, стараясь понять: зачем Овеществитель их создал, не для того же, чтобы пугали своим чудовищным видом?
Руководитель сделал вид, что моего опоздания не заметил. А может, не заметил и в самом деле. Усталый, посеревший, он спустился в лифте, вопреки обыкновению бегать по лестнице, тренируя сердце, сказал треснувшим голосом:
– Дальние проблемы пока оставь. Сегодня рассчитай изменения в энергетическом заряде микрочастиц. Это сейчас важнее.
– Но, – заикнулся я ошарашенно, – освоение Странных машин несет в себе так много! Вдруг в них заключены такие знания, до которых нам идти еще тысячи лет?
– Оставь, – повторил он глухо, и я понял, что это уже не приказ, а просьба. – Вон те, серые, к которым ты все не подберешь ключ, остались от предыдущей Вселенной. Нам их, скорее всего, не разгадать никогда.
– От предыдущей?
– Да.
– Но как же это возможно? – ахнул я.
Кровь отхлынула, ушла во внутренние органы, и в зеркальной панели напротив отражался человек с желтым, как у мертвеца, лицом.
Руководитель вздохнул, отвел глаза:
– На следующей ступени ты бы узнал… Это тайна, которую непосвященным знать пока не следует. Так сочло большинство в Совете… Волна Уничтожения иногда щадит отдельные частички мира. Бывает, уцелевает обломок здания, машины, клочок записей, а то и человек спасается, перейдет в другой мир. От него-то мудрецы и узнают истинную картину мира.
– Значит… значит, наш мир не вечен?
– Крепись. Крепись! Миры были и до нас. Будут, по-видимому, и после нашего. Нам очень повезло: три последние волны были слабыми. Уцелели не только отдельные записи из прошлой вселенной, но спаслось трое!.. Они рассказали страшные и удивительные вещи. Теперь мы знаем, что новой волны не избежать, и труды с информацией рассредоточиваем по всему миру. Если уцелеет хоть камешек, то люди нового света получат сразу добытые нами знания. Им не придется начинать с нуля, будет время подготовиться, что-то сделать! Может быть, они даже найдут разгадку Волн и сумеют им противостоять.
Ледяной страх разливался между лопаток, проникал во внутренности, замораживая меня всего, превращая в сосульку. Передо мной колыхалось сильно постаревшее лицо руководителя, и я, собрав силы, стараясь, чтобы голос не сильно дрожал, спросил:
– Неужели дело так серьезно?
– Очень, – ответил он сразу же, даже не заметив моего состояния, – очень серьезно. Так что времени не теряй.
Я не стал терять времени, тут же позвонил Марии:
– Алло! – послышалось в трубке.
Я помолчал, вслушиваясь в ее удивительный голос.
– Алло? – повторила она уже с вопросительной интонацией.
Я молчал.
– Алло, – сказала она в третий раз. – Ничего не слышу, перезвоните из другого автомата.
Я сказал поспешно:
– Мария, это я… Тут, гм, помехи. Я вот что хотел…
– Бессовестный, – перебила она весело, – все балуешься!
– Мария, шеф велел не терять времени. Что-то надвигается на мир, надо спасать…
– Ну и спасай.
– Я и спасаю. Никуда не уходи, я заеду за тобой через двадцать минут.
Я сбежал вниз. Институтская машина оказалась свободна, а шофера разыскивать я не стал.
Машина неслась по шоссе. Справа мелькнули развалины древнего театра или цирка. Там круглая арена и остатки каменных сидений, что ровными уступами спускаются к арене или к сцене.
Именно там мне однажды в детстве посчастливилось увидеть Овеществителя. Мы тогда с Петром, школьным другом, лазили по развалинам, ловили ящериц, что вылезали греться на солнышке, сами пропитывались солнцем…
Помню, как Петр вдруг схватил меня за руку, зашипел на ухо. Откуда ни возьмись, на арену выбежал измученный человек. В светло-сером костюме, при галстуке, но почему-то босой, ступни в крови, перепачканные грязью. Дышал он с хрипом, лицо было белое как мел.
Когда он был уже на середине арены, из развалин туннеля выметнулось огромное тело, развернулось в прыжке, мелькнула оскаленная пасть. Острые зубы блестели, длинные и страшные, как ножи.
Громовой рык потряс цирк. Человек оглянулся, его ноги приросли к земле. Неправдоподобно громадный тигр настиг жертву в два прыжка. Я рванулся на помощь, но Петр цепко держал за рукав, зашипел яростно: