Баймер, стр. 91
Вероника вошла в такой альков, ахнула, там кирпичи квадратные, а не продольные, как же – достижение, молодцы древние, а вверху еще и навес, можно от дождя спрятаться. Правда, на уровне моих ушей начинаются высокие окна. Без стекол, понятно…
Ничего не соображая, я сделал шаг, еще шаг, лицо Вероники стало растерянным, в глазах метнулся страх, а губы беспомощно прошептали:
– Не надо…
– Да, – согласился я торопливо. – Да… Не надо…
Но волна невыносимого жара захлестнула мозг. Нечеловечески могучая сила, которая двигает мирами, зажигает звезды, вошла в меня, крохотную клетку мироздания, я даже не пытался противиться, меня уже не было, вместо меня… вместо меня…
Вероника что-то шептала, ее тонкие руки отстраняли, пытались удержать, остановить, потом обхватили меня за шею, я услышал тоненький вскрик, похожий на голос маленькой лесной птахи, и тут же в моих ушах рев морского прибоя стал нарастать, перешел в грохот, мир содрогнулся от удара океанской волны о материк, это волна от падения гигантского метеорита, астероида, шум, треск, содрогание всех основ, всего мира…
Она часто и прерывисто дышала. Ее тело вздрагивало, я прижимал ее к груди, она сама пыталась раствориться в ней, пробраться сквозь кожу и плоть в меня, схорониться от мира в надежное укрытие между моими ребрами.
Не скоро придя в себя, я воровато огляделся. Вроде бы никто нас в этом алькове не видел. А если и заметят, спишут на распущенность современной молодежи.
– Вероника, – прошептал я. Голос мой дрожал, в груди нарастал щем. – Вероника… Я люблю тебя.
Она вздрагивала, я бережно обнимал ее за плечи. Уже не до развалин, мы медленно шли обратно. Я старался ступать с нею в ногу, укорачивал шаги.
Она зябко повела плечами.
– Все равно мы поступаем неправильно, – сказала она с раскаянием. – Он хороший человек!
– Мне он тоже нравится, – сказал я.
Она вспылила:
– Нравится? Он… он замечательный!.. Он не просто добрый, в гробу видела добрячков, он в самом деле замечательный человек. И люблю я не липово. Ты думаешь, я потому, что личный секретарь?.. Выполняю профессиональные… или професси-анальные обязанности? Нет, я люблю его и забочусь о нем. Светлана Васильевна не понимает, что о нем тоже нужно заботиться. Он для нее – бетонная стена, за которой так хорошо и уютно. А я понимаю, что он не железный… и годы свое берут, только не лыбься, гад!
Я чувствовал, что при всем чувстве вины мои губы начали победно расползаться в стороны. При всем его богатстве и могуществе у него нет того, что есть у меня, – молодости. Правда, это не моя заслуга, как не наша заслуга высокий рост или длинные руки, но все равно ж гордимся?
– Прости, – сказал я искренне, – что-то во мне есть такое вот подленькое… Но я давлю его, как могу. Пусть останется в том, старом веке.
Она сердито сверкала глазами из-под розовых стекол.
ГЛАВА 9
В еще более дикие времена доинтернетья, чем сейчас, иногда рождались люди, как вот я, которым бы жить в будущем. Один как-то сказал такое, что лучше не придумать и сейчас, остается только повторять за ним сдавленным шепотом под сладкую боль в сердце: «Я знаю, моей жизни срок отмерен, но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что днем увижусь с вами я…» И такая тоска в душе, черт бы ее побрал из-за ее непонятности!
Я гнал машину, а в голове все крутились эти строки, расцвечивались, звучали то в Sound Blaster’е, то в долби, то без перехода переходили на PC-speaker, а губы все повторяли: но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен… я утром должен быть уверен…
Заспанный Антон открыл ворота только после того, как я дважды нетерпеливо нажал на гудок. Вывалился из будочки, потер глаза, распахнул пасть в богатырском зевке.
– Ты чо так рано?
– А может, я жаворонок, – отпарировал я. – Как дела?
– Жаворонок в очках? – удивился Антон. – Во мутанты ломанулись, кругом одни чернобыли… Как байма идет? Если что надо, только свистни.
– Свистну, – пообещал я. – Так свистну, что ухи отпадут. Что не спрашиваешь, как дядю с топором замочить?
– Тю на тебя, – удивился Антон. – Я все миссии прошел давно, а потом еще и все сценарии! Даже сам пару сделал, Сергею подсунул. Хрен он выиграет.
– А что за трюк? – полюбопытствовал я.
Антон отмахнулся.
– Да никаких трюков. Все по-честному. Просто я противникам дал неограниченный боезапас, шахты с золотом, железную руду, десять катапульт и торговлю с Альдебараном, что продает бластеры и ракеты с тепловым наведением «земля – земля». Пусть Серега попробует пройти с одним пистолетиком!
– Ты б ему еще руки связал, – упрекнул я.
Припарковав машину, я еще не успел выключить двигатель, как ощутил неладное. Как будто темная туча надвинулась на солнце, а я превратился в существо с непостоянной температурой тела, что зависит от солнечных лучей. Стало тяжело, я кое-как вылез, чувствуя себя угнетенным.
На крыльце появился Козаровский. Он смотрел в мою сторону, по телу прошла холодная волна. По коже побежали мелкие волдырики, шерсть встала дыбом.
Ноги мои подрагивали, я старался идти ровным шагом, но чувствовал, что то ускоряюсь, будто стараясь прошмыгнуть поскорее, то замедляю шаг, как плывущая в шуге льдина.
– Добрый… день, – выдавил я из перехваченного судорогой горла.
– Добрый, – согласился он ровным, как метроном, голосом. – Что-то рано. Что-нибудь забыл?
– Да нет, – проговорил я с трудом. – Это у меня трудовой энтузиазм. Всю ночь думал: скорей бы утро да снова на работу.
Он оглядел меня с головы до ног и обратно. Я старался не показывать виду, что у меня все трясется внутри, как в погремушке.
– Вот как? – спросил он медленно. – Это хорошо… Хорошо ведь?
Последним вопросом он как выстрелил. Я вздрогнул и, наверное, изменился в лице. Его взгляд пронизывал меня насквозь. Спина взмокла, я чувствовал, что вот-вот крупные капли покатятся и по лицу.
– Да, – сказал я торопливо. – Да.
Он не двигался, только глаза его не оставляли моего лица. Я торопливо прошел мимо, уговаривал себя идти ровно, но в ногах дергались жилы, я едва не прыгал, как вспугнутый заяц.
Даже в доме, отгородившись от Козаровского стенами и перекрытиями, я все равно чувствовал себя, будто по мне ползает красный кружок лазерного прицела.
Время тянулось бесконечно, я изнывал от страстного желания зайти в приемную, увидеть строгий профиль, слегка склоненную над бумагами шею, но не находил повода.
А от караулки издали услышал грохот выстрелов. Гриць яростно колотит по клаве, орет, матерится, его отряд разбежался, кто-то утерял оружие, Сергей злорадно ржет:
– Размечтался! Тебя сержантом не поставят, а ты – в лейтенанты!.. Командовать тоже надо уметь…
Иван от второго компа подбросил полено в огонь:
– Легче Нюрку научить летать на «Су-29» или на Flanker’е, чем этого… гм… ну, сам понимаешь, кого.
– Понимаю, – согласился Сергей с удовольствием. – Женщины вообще могут все! Только некоторые стесняются.
Гриць спросил сердито:
– Где ты видел таких некоторых? Уже никто ничего не стесняется! Я вчера такое видел на улице…
Точно, подумал я горько. Вероника не скрывает, что спит со стариком, Конон не скрывает это от жены, Светлана Васильевна не скрывает, что все знает, но к Веронике относится с материнской заботливостью…
Я походил по особняку, только в операторскую заходить избегал. Пусть Козаровский следит за мной, подслушивает разговоры незримо. Неприятно, но все-таки лучше, чем лицом к лицу.
Все в порядке, можно бы смываться обратно в город, там мой офис, моя команда, а здесь все чужое, враждебное, но лучше бы показаться на глаза Конону. Вряд ли нужен, но все-таки он платит, он хозяин…
Череп накалился, но повода зайти так и не придумал, а без этого захождения к Конону как увидеть Веронику в рабочее время?
Стены двигались, я шел как в режиме clip-on, рядом проплывало то зеленое сукно бильярдного стола, то роскошные кресла гостиной и невероятной величины телеэкран, плоский, цифровой, способный принимать все на свете, показывать в True Color как DVD, так и полнометражные фильмы прямо из Интернета…