Баймер, стр. 87
Лифт стоит на прежнем месте. В это время все на работе, на службе, а пенсионеры еще не выползли на лавочки.
Уже в машине Козаровский спросил:
– Антон, он не забудет?
– Нет, – заверил Антон. – Я мозги не вышиб…
Козаровский повернул голову в мою сторону.
– Сообщи немедленно в этом гребаном Интернете, – велел он, – что всякую мразь, гадящую на стенах Интернета, будем калечить! И что такого-то искалечили именно за мат в Интернете, а то еще наврет про какие-нибудь романтические разборки!
Сергей засмеялся:
– Он так напуган, что выложит только правду и ничего кроме правды.
Козаровский его игнорировал, его немигающие глаза держали под прицелом меня.
– Сообщу, – ответил я вынужденно, – но сразу нельзя.
Глаза сузились, как у зверя перед прыжком на добычу, наш шеф безопасности совсем не терпит прекословия.
– Почему?
– Меня можно будет вычислить, – сказал я, – если, конечно, задаться целью… А если очень круто заметать следы, это тоже подозрительно. А так он очнется, вызовет милицию и «Скорую помощь», его увезут, окажут помощь… Вот тогда и сообщить на разных форумах, что в больницу поступил избитый пакостник, что гадил на чужих сайтах. Вроде бы стало известно от самих врачей и медсестер. Или из милиции. Или от родни. Можно даже указать адрес больницы…
Сергей одобрительно кивнул, даже Антон крякнул довольно:
– Яйцеголовый, а у тебя под скорлупой не только белок с желтком посредине!
– У него два желтка, – сообщил Сергей.
Козаровский сказал холодновато:
– Ладно. Хотя, если ты так уж крут, мог бы и замести следы.
– Могу замести, – ответил я покорно. – Замести?
Сергей хохотнул, Козаровский процедил сквозь зубы:
– Не надо. Сообщишь через три часа.
– И адрес надо дать, – сказал Сергей. – И домашний, и больницы. Пусть гады, что так же гадят из телевизора, нагрянут и возьмут у собрата интервью. Распишут, что пострадал за их общее правое дело дерьмобросанья.
Нюрка быстро и умело накрыла стол, вся как червона рута, яркая и пышная, глаза хитрые. Любопытные.
– Ну как?
– Что «как»? – удивился Сергей. – Как, как – и кучка, не за столом будь сказано.
– Расскажи, что вы там делали?
– Да пустяки… Давай лучше выдам тебе новый рецепт! Называется «Гусь моченый с яблоками». Значитца, гуся надо мочить три дня в сортире. Потом выпустить. Яблок не давать!
Нюрка хлопала голубыми глазами, похожая на рублевую куклу, потом обиделась:
– Хорошо, сделаю! Специально для тебя.
Антон хохотнул, его руки гребли себе на тарелку из общей миски, сказал злорадно:
– Да-да, Серега, расскажи! А мы пока пообедаем.
Сергей хладнокровно выставил локоть, выбрал себе самый зажаренный кусок, сказал покровительственно:
– Нюрка, в таких делах все просто. Даже рассказывать неинтересно. Это ж не кино! Шеф говорит: друзья приходят и уходят, а вот враги накапливаются. Так что, говорит, ребята, надо провести там сеанс одновременной баймы… тьфу, игры в ящик… Еще было сказано вдогонку: уходя, гасите всех. То есть за нарушение наших прав человека – расстрел на месте! Ну, и… Стояла тихая Варфоломеевская ночь, ничто не предвещало беды, была пятница, 13… Тихо, на цыпочках крадется наш слон в посудную лавку… это я про Антона. Береженого бог бережет, а к небереженым мы приходим. Смотрим, да там, в самом деле, чуть ли не короли хакерства! Такая аппаратура… Один холодильник чего стоит: пиво, коньяк, французское шампанское… Как говорится, все могут короли. Кроме того, что могут тузы и вот такие ребята, как мы. А наш голубчик спит без задних ног… это после того, как ночь перед монитором глаза портил! Волосы по всей подушке разметались, как вон наш Иван обожает… Прямо в косу можно заплетать, явно буддист. Хорошо, Ивана не взяли, а то бы не так понял, и пришлось бы нам его в список секс-меньшинств… Словом, буддист или не буддист, но мы не расисты, мочим всех без предубеждения.
– Так вы взяли спящего?
– И не копыхнулся! – ответил Сергей победно. Посмотрел на меня, подмигнул и сказал с еще большим подъемом: – А в соседней комнате еще пятеро лбов, представляешь? Ну, настоящие рэмбы… На столе комп включенный, эти голубчики общаются по Сети со всем белым светом. Мол, все люди – братья. Как Каин и Авель. Дальше понятно, даже рассказывать неинтересно. Козаровский говорит, ну, рэмбы поганые, за все хорошее нужно платить, а за нехорошее – переплачивать. Ваши шеи, как говорит мой Windows, выполнили недопустимые операции и будут свернуты… Тут же он провел свой коронный удар лицом в пах наотмашь… Или я что-то подзабыл, сперва был предупредительный выстрел в голову? А дальше вообще будни. Первый труп бросили в реку…
У Нюрки вырвалось невольное:
– Ух ты!
– Да, – подтвердил Сергей очень серьезно. – И он медленно поплыл. Брассом.
Нюрка некоторое время смотрела вытаращенными глазами, потом сердито отмахнулась, ушла за десертом. Сергей с восхищением поглядел вслед.
– Люблю я пышное… – продекламировал он. – Да, классики знали в этом толк.
– Пошел ты, – ответил Антон. – Пушкин ножки воспевал! А не эти… ланиты. Он же сказал ясно: он к устам моим приник и вырвал… Ясно?
– А что такое уста? – спросил Сергей с подозрением. – И эти… ланиты?
– Уста по вертикали или по горизонтали?
Я молча резал отбивную, ибо если они не знают, что такое ланиты, то у меня и спрашивать неча. Вот про маму, кроватку или BFG, это ко мне, а всякие уста, устье… это вроде бы что-то, откуда вытекает. Или втекает… На фиг запоминать свойства хомутов, когда везде технология плюхэндплейная? Мир меняется, эти еще не знают, но уже чувствуют, и старинные ланиты уже называют просто жопой, а то и ассом.
Антон ответил так туманно, что я понял, он тоже не знает, что такое ланиты:
– Ты про ланиты и перси спроси этого, ну, чей дядя самых честных грабил…
Сергей сказал с отвращением:
– Не люблю, когда классиков коверкают. У Пушкина сказано: «Мой дядя самых честных правил»!
– Ага, – сказал Антон с интересом. – А остальных?
Сергей подумал, махнул рукой:
– Про остальных там ничего. Наверное, оставлял как есть.
Иван, который жрякал молча, перевел дух и пробасил сердито:
– …а кто будет портить наш великий русский язык, тот получит в рыло без базаров!
ГЛАВА 7
Горецкий больше не упоминал о молодом гении, а мы деликатно помалкивали. Может, что-то сорвалось, а может, парень пока раздумывает, стоит ли ради баймы отказываться от Нобелевки, что почти в руках.
Все же мы, творцы виртуальных миров, а не инженеры каких-то человеческих душ, угадали точно. Никанорский, этот молодой гений, действительно все это время колебался, ибо предложение Горецкого было в самом деле соблазнительным. Денег временами не хватает даже на хлеб, но он упорно отказывался от найма в журналы или на редакторскую работу в коммерческие издательства, где работа не трудная, а заработок был бы стабильным.
Для творческого человека очень важна внутренняя и даже внешняя свобода. И вот предложение Горецкого застало врасплох. Никанорский чувствовал себя как Ева, которую искушал змей очень вкусным яблоком. А Горецкий очень подходил на роль искусителя: мягкий, обаятельный, застенчивый – наглого Никанорский послал бы сразу, к тому же Горецкий действительно талантлив, и если есть люди талантливее, то это только он сам, Никанорский.
Однако Горецкий, увы, похоже, сам принял яблоко от своего змея: он перешел с пишущей машинки на ужасный компьютер! И вот теперь, хоть работа идет быстрее и легче, но при этих кажущихся преимуществах… теряется теплота живого слова, теряется, испаряется! Письмо, написанное рукой, хранит в себе жар сердца или холод души, а в неровных строках бьется сам пульс живой жизни! Нет, это просто немыслимо – перейти на комп да еще принять участие в их безумной и бездумной профанации искусства!
Правда, он сам не пишет ручкой, но его пишущая машинка простая, без модных наворотов, механическая, а один друг пообещал вообще достать ему пишмашинку начала века: высокую, угловатую, похожую на кареты прошлых веков.