Стеклянная пыль, стр. 20

– Я могу взять это? – поинтересовался я у дяди.

– Разумеется, Бернард, у меня есть копия. Думаю, тебе следует спрятать список как можно дальше, а еще лучше – запомнить его наизусть и не держать при себе. Никто не должен знать о твоей миссии, кроме меня и Хранителя – его я предупрежу, и в случае необходимости твоя личная призма получит дополнительную энергию. Пусть это будет твоим козырем в рукаве. А сейчас, пожалуйста, сходи за вином, а то старик Во совсем расклеился и уже, скорее всего, спит.

Доставив бутылку вина, я передвинул кресло поближе к камину и немного подержал ее возле открытого пламени. Ландлорд расслабленно прикрыл глаза, а я сказал:

– Дядя, расскажите мне о моей матери, леди Ульвии. Какая она была, жива ли она и где сейчас?

Ландлорд напрягся и остро взглянул на меня. Для формулировки ответа ему потребовалось довольно значительное время, и его слова меня разочаровали:

– Мой мальчик, герцог Хенрик избегал обсуждать со мной эту тему. Я определенно знаю, что около двадцати лет назад она отправилась куда-то на север, но с тех пор я не получал о ней достоверных известий. Кажется, она выполняла специальное поручение Хранителя, точно не знаю, тогда я еще не только не был Первым Ландлордом, но и не входил в совет.

– Мне хотелось бы узнать о ней побольше. Я не смогу объяснить вам, зачем я это затеял именно сейчас, но мне почему-то кажется, что если она жива, то будет рада увидеться со мной.

– Хорошо, Бернард, я непременно просмотрю документы того времени и сообщу тебе о результатах, – с видимым облегчением обещал дядя и протянул руку за вином.

Я взглянул на зашторенное окно и заметил, что уже темнеет. События сегодняшнего дня порядком вымотали меня, причем скорее психологически, и толика отличного вина слегка помогла мне переварить массу знаний, свалившихся на мою голову. Но все же следовало держать ее по возможности ясной, поэтому я попросил у дяди разрешения удалиться в свою комнату на втором этаже, которую занимал всякий раз во время своих визитов. Он огорчился, но не возражал, и темными коридорами, освещая путь призмой, я прошел в левое крыло здания.

Обстановка выглядела в точности такой, какой она была на момент моего последнего приезда, вплоть до того, что несколько книг, принесенным мной из библиотеки, так и лежали неровной стопкой на столе. На спинке кресла висела моя седельная сумка с нетронутым содержимым. Пыли, разумеется, никакой нигде не было, об этом, вероятно, позаботилась тетушка Сью. Странно только, что ее самой я в течение дня так и не видел.

Я установил светящуюся призму на специальную подставку у изголовья и с наслаждением вытянулся на мягкой постели. Однако спать не хотелось, и для устранения этого недоразумения я извлек из куртки газету, купленную утром.

Качество печати заметно ухудшилось – местами краски было так мало, что буквы едва проглядывали, однако разобрать их было все-таки можно. Оказавшийся у меня номер имел ровно половину от своего прежнего объема. Большую его часть, как и следовало ожидать, занимали разнообразные призывы не покупать фальшивые семигранные призмы. Один автор поведал об их пагубном влиянии на здоровье владельца, с особенным смаком живописуя нарушения детородных функций. Надо признаться, что этот талантливый опус на какое-то время выбил меня из колеи, я даже отнес свою сумку с фальшивкой в дальний угол комнаты, но потом выбросил статью из головы, сочтя ее лживой пропагандой. Подробно описывалось текущее положение в Северном герцогстве, но репортаж из армии мятежников отсутствовал, хотя и называлось ее примерное местонахождение. Впрочем, было хорошо известно, что разграблению и поголовному призыву под знамена подвергается население всех городов и сел, имеющих несчастье лежать на пути восставших. На севере уже выпал снег, что серьезно затруднило жизнь полуголодным ополченцам. Им определенно стоило выйти в поход на месяц раньше.

Только одна заметка в целой газете не имела абсолютно никакого отношения к политике. В ней говорилось о премьере спектакля «Семейные сценки» по мотивам рассказов Этьена, довольно популярного среди интеллигенции бумагомараки. Мне не было никакого дела до извращенной фантазии данного автора, но, похоже, только эта статья была в состоянии убаюкать меня. Не особо вдаваясь в разглагольствования газетчика, по виду, впрочем, вполне профессиональные, я кое-как осилил заметку и по инерции скользнул глазами по его имени.

Я сразу понял, почему в заумном тексте мне чудились знакомые интонации – под последней колонкой бледной кляксой чернело слово «Несси». Я долго тупо смотрел на расплывчатые буквы, а сам видел при этом загорелую девчонку, часто веселую, иногда рассерженную, но совсем не похожую на Лидию. Видимо, с крахом «Салонного обозревателя» Агнесса, недолго думая, устроилась в последней действующей газете. С ее образом в голове я и уснул, не замечая, что глупо улыбаюсь.

7. Редакция

Хмурым и холодным утром, когда стекла в комнате промерзли и едва пропускали свет, вся тяжесть взваленного на меня задания, слабо осознанная мной накануне, обрушилась на мою неустойчивую психику. Но деваться было все равно некуда, и я решил приложить посильную энергию для выполнения этой миссии. Для начала стоило подкрепиться.

Единственный бодрствовавший слуга в доме выдал мне гору холодного провианта, во время поглощения которого я размышлял над тем, что следует предпринять в первую очередь. Самое умное, что пришло мне в голову – изучить доклады патрулей, занимавшихся поимкой продавцов фальшивок, а также результаты допросов. С другой стороны, это было также и самое тривиальное решение, и наверняка все эти бумаги не приведут меня к цели. Вряд ли Реднап привлек бы меня к решению этой проблемы, если бы ожидал от меня именно такого подхода к ее решению.

Оставался список пары десятков вельмож, пребывающих неизвестно где, и их супруг. Детей я решил отбросить, чтобы не усложнять себе жизнь. Пожалуй, начать стоило с семейства Кашонов, благо и адрес у меня имелся. До сих пор при воспоминании о Паве я чувствовал отзвуки горечи и раскаяния, хотя до меня и дошли слухи, что ей неплохо живется, что баронет влюблен в жену и холит ее. В то же время мне было неприятно, что Пава так легко согласилась на брак, даже не попытавшись вступить со мной в дискуссию. Идти к ней не хотелось, и неизвестно еще, в городе ли она вообще, поэтому я привел свою одежду в порядок, проверил оружие и отправился в редакцию «Утренней Розанны», не забыв захватить пропуск с личной печатью Хранителя, подготовленный для меня дядей.

Редакция, согласно надписи на последней странице, находилась в охраняемой зоне на другом берегу реки. Преодолевая сильный встречный ветер, я прошел по мосту и свернул влево, огибая угол резиденции Вольдемара. В это время все служащие уже приступили к работе, на улицах было немноголюдно, и только возле небольшого кирпичного здания, где размещались правительственная газета и типография, сновали какие-то курьеры, спецкоры, посыльные и прочий люд. Привлеченные моим аристократическим видом, несколько мальчишек-разносчиков наперебой стали предлагать мне свежую, только что отпечатанную прессу. Я выбрал наиболее смышленого с виду парнишку и выдал ему самую мелкую монетку. Он с сомнением повертел ее, попробовал на зуб и сунул в карман.

– Первый раз такую вижу, – пробормотал он.

– Послушай-ка, малыш, – спросил я его, – подскажи, как мне найти леди Агнессу Колябич.

– Это какую Агнессу? Не ту ли, что стала здесь работать пару недель назад?

– Верно.

– Так она леди? – пораженный, отвечал мне собеседник. – Ни в жизнь бы не подумал, уж очень просто со всеми говорит. А вам зачем?

– Да уж мне надо, братец. Можно сказать, что я ее родственник.

– Насчет нее ничего не могу сказать, я здесь нечасто появляюсь, только за товаром и прихожу. Несколько раз случайно видел, да и спросил у приятеля, кто такая. Он раньше с «Обозревателем» работал, ну и сказал мне. – Парень увидел потенциального клиента и спохватился: – Некогда мне, сеньор, спросите-ка лучше у Магнуса.