Убить генерала, стр. 78

– Мы упустили этот момент, – тихо сказал генерал. – Хотя должны были зацепиться за эту странность сразу. – Он срочно связался с начальником Главного управления внутренних дел по Самарской области и отдал распоряжение: – Изымайте те фотографии, на которых Крапивин с рогами! Все эти дни мы искали черта, а снайпер смеялся над нами.

И странное ощущение возникло вновь. Генералу снова стало не по себе. Упорство Крапивина уже не волновало, но пугало.

Глава 25

Мертвая петля

6 августа, пятница

Александр Свердлин не хотел становиться закадычным другом полковника Терехина, однако встречались они часто и в основном по инициативе Николая. У генерала сложилось неприятное чувство, словно фээсбэшник что-то вынюхивает. И он спросил в лоб:

– Чего ты хочешь, объясни! – Не дав ответить, задал следующий вопрос: – Ты говорил дознавателям, что Крапивин ворвался к тебе загримированным?

– Конечно.

– Черт... Мы упустили один важный момент, который Крапивин записал себе в актив. Параллельно с этим допустили еще одну ошибку. Мы изначально не хотели поднимать город на уши, но, видно, придется. Придется показать фото Крапивина по ТВ.

– А как насчет комментариев? – спросил Николай. – Накануне визита в Самару главы государства прибыл человек, убивший его военного советника? Это же прямая связь, Александр Семенович. Праздник будет испорчен. Каждый, кто захочет повеселиться на набережной или просто прийти на площадь Куйбышева, будет ощущать на себе взгляд террориста. Преступника, которого спецслужбы так и не смогли поймать. Веселье пройдет под лозунгом: «В трудное время живем, товарищи». Это вместо запланированного: «Хочу, чтобы над Волгой гремели взрывы салютов».

– Все так, согласен с тобой. Но по городу уже ходят слухи. Так что придется объясняться. Я понимаю, мы утонем в телефонных звонках, но один из них точно попадет в цель. Мы найдем Крапивина, где бы он ни прятался. – Свердлин выдержал паузу. – У него были хорошие, очень хорошие учителя-психологи. Он проходил службу в армейском спецназе, а там психологии не учат. Когда он поимел нас с маскировкой, я понял, что онзнаком с поисковыми приемами спецслужб, и распорядился поднять данные особого отдела, курировавшего центр снайпинга. В учетной карточке Крапивина – тогда еще курсанта – в самом конце обнаружилась занятная запись. Она вывела на отдел специальных программ ФСБ.

Николай кивнул. Он хорошо знал задачи этого отдела, который до 1997 года именовался отделом перспективных программ: «определение и последующая нейтрализация источников, представляющих государственную опасность». Обычно к работе привлекали лиц, не состоящих на службе в силовых структурах и органах правопорядка.

– Крапивин прошел курс интенсивной подготовки в Остафьево, – продолжал генерал, – поучаствовал в конкретной операции. По специальности, думаю, хотя нам об этом не говорят. Я распорядился еще раз допросить Проскурина и получил стенограмму допроса. Прочти.

Из протокола допроса Андрея Проскурина:

Проскурин: – ...Первая встреча с Хворостенко состоялась в середине мая. В центр снайпинга пришел человек лет тридцати пяти и предложил поговорить с одним человеком. Он сказал: «Не за деньги». Я согласился. Этот человек мог быть либо из спецслужбы, либо из криминала. В конце курсов всегда приходили особые «купцы». Они приходили, смотрели на учеников, спрашивали мнение инструкторов. Обрабатывали курсантов в центре снайпинга, а не в какой-нибудь кафешке или в машине. Они говорили банальные вещи, потому что для молодых людей словесные выкрутасы зачастую попросту не доходят. Словом, продолжали политику, которая была основной в центре: не настраивать будущего снайпера на врага, поскольку человек ломается, а снайпер – в первую очередь. Курсанту говорили: мы заметили тебя, ты можешь рассчитывать не на продвижение как таковое – поскольку их служба по сути еще и не началась, – а на хорошее место в хорошем подразделении. Ваше дело маленькое: стреляете и уходите. Я знал о пяти таких случаях. Не знаю, много это или мало. Курсант писал рапорт на отпуск по семейным обстоятельствам, рапорт продляли, и с этим проблем вообще не возникало и не могло возникнуть. Один курсант – знаю точно – отработал в Уральске, Казахстан.

Следователь: – Почему эти люди брали на контракт курсантов, а не уволившихся со службы стрелков?

Проскурин: – Потому что обработать уже состоявшегося бойца спецназа трудно. Работа на Северном Кавказе учит многому. С ними зачастую никакая идеология не помогает. Что доказала неудачная вербовка Колесникова. Он пообтерся о горные породы Чечни.

Следователь: – Кто предложил кандидатуру Колесникова?

Проскурин: – Колесников проходил как запасной вариант. Если бы его вербовка прошла удачно, то, думаю, меня на огневом рубеже не было бы. Он и Близнец сделали бы свое дело без меня. По сути, я был помощником Хворостенко. Если сравнить – играющий тренер. Кандидатуру Колесникова предложил я.

Следователь: – Если бы кто-то из снайперов сказал о том, что выполнял работу по контракту на курсах?

Проскурин: – Что с того? При вербовке руки не выкручивают. У тебя есть право выбора, и ты выбираешь. Причем сразу: да или нет. Время на раздумья не дают. А после молчишь. Это во-первых. Во-вторых, я в течение нескольких месяцев приглядывался к курсантам и к концу курса точно знал, что вот этот даст согласие, а этот может отказаться.

Следователь: – А что касается Крапивина?

Проскурин: – Тут был особый случай, сложная работа. Осечка исключалась. Я слышал ту историю, когда его натурально бросили во время работы, его напарник – Сергей Попов – погиб, а он самостоятельно выбирался под огнем. Об этом мне сказал человек, познакомивший меня с Хворостенко. Когда мы ехали в машине, он сказал: «Твой бывший ученик Крапивин попал в нехорошую историю». Я ответил, что давно не отвечаю за него. Он успокоил: мол, отвечать придется не мне, а другому человеку. Позже я понял, что это был даже не намек, а прямая установка. У Близнеца был мотив мстить генералу, и он изначально выступал первым номером. И другая причина. Я думаю, в этот раз их не устраивало простое убийство.

Следователь: – Поясните, что значит «их».

Проскурин: – Я не знал, кто стоит за «Вторым кабинетом», думал, это люди из ФСБ. Потом взвесил все «за» и «против» и пришел к выводу, что Хворостенко преследовал чистое убийство генерала. А чтобы Близнецу было комфортней работать, его подвели под идеологию, чтобы выбить последние сомнения, что не он один такой, что за ним сила и прочее. Что ответственность за убийство возьмет на себя Хворостенко. Я даже сымпровизировал в последний момент и сказал Близнецу, что полковник в самый последний момент поменял решение, что он не возьмет на себя убийство, а как бы поддержит его. Я уже не помню точно, что и как сказал. Но вышло убедительно, мне кажется.

Следователь: – Вы верили в Крапивина? Месть местью, но, по вашим словам, он тоже пообтерся о горные породы Чечни.

Проскурин: – Сложный вопрос. Я много раз прикидывал, что вместе со мной на рубеже курсант, что с ним еще долго работать. Вот он видит черную машину из ГОНа, генерала, выходящего из нее. Боялся, конечно, что выстрел будет сорван. Для работы я мог заказать винтовку и помощнее, чтобы одна пуля решила исход дела, но самостоятельно стрелять уже не мог. Поэтому я выбрал надежное и лучшее оружие. Два выстрела давали полную гарантию.

Следователь: – Вы беседовали с Хворостенко о запасных вариантах?

Проскурин: – Он сказал, чтобы я не допускал никаких «если». Но я сам прикинул разные варианты и понял, что в случае провала могу все валить на него, Хворостенко, на идеологию. Хотя был такой уговор: если берут Близнеца, он молчит обо мне, если берут меня – я тоже молчу. Об этом я уже говорил следователю.