Спецназ не сдается, стр. 19

– У меня вопрос, – Яков Моравец отставил пустую чашку, – точнее, предложение. К чему задействовать группу спецназа? Не проще ли дать стюарду миниатюрную видеокамеру, замаскированную под петлицу и с приемным устройством в кармане, и велеть ему просто пройтись разок-другой по залу ресторана? Не важно, что он обслуживает другую палубу, никто его не выгонит.

– Вы были правы в самом начале, – покивал Виталий Козырин. – Стюарда может не оказаться на борту, а сорвать операцию мы не имеем права. Еще вопросы?

– Да, – вступил в разговор Олег Бобров. – Для диверсий ночь – время самое подходящее. Другое время суток для проникновения на борт я не допускаю. Хотя это возможно. А как насчет переговоров, заключения сделок между спонсорами и террористами?

Виталий пожал плечами: «Неужели и так непонятно?»

– Я уже говорил, что эта встреча на лайнере не единственная. В таком режиме проходили остальные. Лайнер выходил в море вечером и вечером следующего дня снова ошвартовывался в порту.

Что ж, подумал Бобров, похоже, и на этот раз Козырин прав, объясняя, что ночь на лайнере никто впустую тратить не собирается, тем более что она единственная. Имея богатое воображение, Олег Васильевич представил, как развлекаются в ресторанах сановные пассажиры морского круизного лайнера. Жирные пальцы, унизанные дорогими перстнями, пощелкивают в такт восточной музыки, маслянистые глаза неотрывно смотрят на танцовщиц, исполняющих танец живота. Где-то в роскошных каютах уже другие пальцы – красивые и нежные – ласкают волосатые груди, ягодицы и раскормленные животы арабов. Тоже танец живота. И так до утра. Утром там действительно ничего не снимешь. Кроме уставших проституток. И пару тонн шерсти с арабов.

– Еще вопросы?

Бобров промолчал.

Капитан Моравец ответил «нет».

– Спасибо, можете идти, – Козырин отпустил капитана. – Надеюсь на скорую встречу.

– Еще чаю? – предложил Бобров, когда дверь за Моравецем закрылась.

– Нет, спасибо. Наверняка нас угостят в штабе флотилии. А ваш капитан не очень-то разговорчивый, – заметил Виталий.

– Привычка, – ответил каперанг. – Знаете, Виталий Николаевич, есть такая штука – загубником называется. Не до разговоров, когда эта штуковина во рту. К тому же вы пытались давать командиру спецгруппы инструкции. А моряки этого не любят. Инструкции пишут на берегу, а моряки плавают в море.

– Насколько я знаю, они говорят «ходят», а не «плавают», – решил блеснуть познаниями Виталий Николаевич.

– В данном случае ошибки нет: плавают.

– Вы чем-то недовольны? – решил идти до конца Козырин.

Олег чуть склонил голову: «Нарываешься на откровенность?»

И ответил без задержки:

– Недоволен тем, как круто вы обошлись с Тритонычем. «Старик» не заслужил такого отношения к себе. Вы просто его не знаете, может быть, слышали, не больше того. Вот уж к кому неприменима флотская шутка: «Молодой моряк все знает, но ничего не умеет, а старый все умеет, но ничего не знает». Знания и умения Тритоныча живут с ним в полной гармонии.

– Тритоныч? – Виталий Николаевич знал, о ком идет речь, тем не менее не упустил шанса поддеть самого начальника разведотдела: – Еще одно слово из кроссворда? – насмешливо спросил он.

– Ага. И вам его не решить.

– Мне это ни к чему. У меня уже есть японский телевизор.

Бобров вышел проводить гостей. Они сели в служебную машину, выделенную им в штабе, и водитель, подъехав к шлагбауму, притормозил. Часовой, вооруженный автоматом Калашникова и одетый в бронежилет, сверился со списком, проверил документы у пассажиров и, козырнув, разрешил выезд с базы. Водитель вывел «Волгу» на охраняемую дорогу, ведущую к причалам, и вскоре машина скрылась за массивным, с матовой крышей ангаром, увенчанным портовым краном.

Позади и чуть сбоку от Боброва кто-то встал. Тритоныч, был уверен каперанг. Но, обернувшись, увидел капитана Моравеца. Синий комбинезон Чеха был расстегнут до пояса и снят с плеч; пилотку спецназовец держал в руках, подставляя коротко стриженную голову под лучи солнца, стоявшего над гаванью. Он из-за плеча разведчика тоже провожал глазами «Волгу».

– Где-то я их раньше видел, – задумчиво произнес Бобров, «закидывая удочку»; то, как гримасничали при встрече Козырин и Моравец, его сразу насторожило. – Или я ошибаюсь… А ты?

Яков хмыкнул:

– Ошибаюсь ли я?.. Нет, я бы запомнил. У меня хорошая память на лица.

– Что думаешь об этом?

– Стараюсь не думать, – ответил Яков. – Пока рано забивать себе голову.

Позади них раздался громкий всплеск, будто с дебаркадера отдали якорь. Каперанг обернулся, а Моравец даже головой не повел. Это нырнул в холодную воду боец «Гранита» лейтенант Сергей Перминов. Он жил на дебаркадере, работа, быт и отдых слились для него воедино. От остального мира его отделяла сходня, переброшенная с дебаркадера на рыжеватый от ржавчины пирс. Каждое утро одно и то же, недовольно морщился Яков: водные процедуры, начинающиеся с дурацкого прыжка, крепкий чай и уж потом завтрак. Обычно лейтенант готовил себе на камбузе яичницу или вскрывал банку тушенки. Раз в неделю звучала громкая команда подвыпившего офицера, возвращающегося из города: «Сходню на пирс!»

– Он не утонул? – Бобров, хорошо знавший Сергея, все же обеспокоенно смотрел на воду: круги давно разошлись, а лейтенант… как в воду канул.

Яков усмехнулся:

– Раньше, чем через три минуты, его не жди. А если с бодуна – то все четыре задержится. Витас, блин! Человек-амфибия. – И домыслил: «Без воздуха – минуты, а без денег – всю жизнь».

Голова Сергея появилась над водой метрах в пятидесяти от дебаркадера. «Еще бы немного, – покачал головой Бобров, – и он вышел бы на внешний рейд». Повернувшись на спину, диверсант поплыл обратно.

Сергей Перминов никогда не видел Виталия Козырина, но в свое время удосужился познакомиться с его людьми.

«Вот болван! – беззлобно выругался Яков и сплюнул через борт. – И зачем я позвонил ему в тот день?..»

Глава 5

Кошка, которая гуляет сама по себе

Вечером в двухкомнатной квартире Якова раздался звонок. Обычный звонок, он не мог отличаться тембром, разве что длительностью. Однако командир «Гранита» почувствовал разницу потому, наверное, что ожидал его. Он не стал заглядывать в дверной «глазок», наверняка зная, кто стоит за дверью. К тому же в кают-компании он получил недвусмысленный намек: «Надеюсь на скорую встречу».

Виталий Козырин пришел не один, за его спиной стоял Алан Боциев. Осетин держал в одной руке полиэтиленовый пакет, в другой – чайную розу с обрезанными шипами, обернутую тонкой слюдой.

– Добрый вечер, – поздоровался подполковник.

– Добрый, – сухо приветствовал гостей Моравец. Посторонившись, бросил: – Проходите. Обувь можете не снимать.

В прихожую вышла жена Якова. На ней был короткий атласный халат, домашние тапочки. Длинные рыжеватые волосы разделены на несколько хвостиков, схваченных резинками. Как девочка из рекламы, она, наверное, любила смешные прически. Сказав «Ой!» – она разрушила часть своего домашнего имиджа и поправила непослушную прядку, упавшую на лоб.

Осетин, улыбнувшись, протянул женщине розу и представился:

– Алан. Здравствуйте.

– Добрый вечер. Лена, – ответила хозяйка, как-то неумело держа цветок и разглядывая его как диковину. «Какой красивый!» – вертелось на языке. Яков не часто дарил ей цветы, а розы – никогда. Она глянула на мужа – он уже хмурится. Наверняка досадует и на себя, и на гостя.

Москвичи прошли в комнату. Яков шагнул за женой на кухню и прикрыл дверь.

– Кто они? – шепотом спросила Елена.

– Не спрашивай, – Яков постарался согнать с лица хмурое выражение. «Акцию» с розой, подаренной Аланом, он окрестил выходкой осетина и в этом направлении пошел еще дальше: когда он сам купит цветы, в глазах жены увидит немой вопрос: «Исправляешься или берешь пример?» – Пришли по работе, – все же ответил он.