Профи крупного калибра, стр. 30

23

Гемлик

Елену держали в доме Михаила Левкоева, в том самом доме, который в случае удачного исхода этой затяжной и красивой операции должен был перейти в собственность Хачирова. Пленнице позволяли выходить из дома, но при ней всегда находился один из семи охранников, к тому же во дворе дома без привязи бегали две огромные немецкие овчарки. Иногда охранник подзывал собак и, указывая на девушку, подзадоривал их: «Чужой!» Однако вовремя останавливал короткой командой, когда, оскалив желтоватые клыки, псы готовы были броситься на жертву. И без сопровождения пленница не могла сделать ни шагу.

Лена много размышляла над происходящим. Она справилась с работой: познакомилась с Радзянским, понравилась ему, соблазнила, была уверена, что в ее комнате находится скрытая видеокамера – Руслан прямо сказал о компрометирующем материале на Радзянского. Иначе ее миссия выглядела бы нелепо. На этом работа Лены кончалась. Ее должны были отпустить, однако Руслан поставил новые, еще более туманные условия: «Еще раз отблагодаришь человека».

Она твердо была уверена, что Радзянский женат – кто-то же должен убедиться в его неверности в случае его несговорчивости! Она не знала, чем занимается Лев, почти ничего не выяснила, оставаясь наедине. Уяснила одно: Лев, как и она, зависит от Руслана Хачирова, причем с ее помощью.

Она поступила с ним подло. И оправдание: «Я просто заработала денег» – выглядело циничным и успокоения не принесло. Наоборот, гнетущее чувство вины перед Львом все усиливалось.

Ей крепко досталось после короткого разговора по телефону; словно предчувствуя, что не все еще кончено, что Руслан потребует от нее большего, нежели они договаривались, она с чувством произнесла в трубку:

– Я жду тебя, очень жду!

Окончив разговор с Радзянским, Руслан приказным тоном сообщил:

– Поедешь со мной.

– Куда? – Девушка встала и замотала головой. – Я никуда не поеду. Мы так не договаривались.

– Тебя, сука, никто не спрашивает.

И тут она поняла, что ей отвели другую роль, еще более гнусную. Какую – представить себе не могла. Она совершила ошибку, в отчаянии плеснув в лицо Руслана коньяком. Сзади кто-то крепко схватил ее за плечи, а поднявшийся с места кавказец ударил ее кулаком, разбив подбородок. Потом двинул в грудь, отчего у девушки перехватило дыхание.

У нее было время подумать и во время непродолжительной поездки в машине, и в доме, который стал местом ее заточения. Фраза Радзянского, на которую в сильном волнении она не обратила внимания, звучала в ушах: «Уже вечером я обниму тебя. Целую, пока». Его голос был по-настоящему приветлив и ласков, капельку возбужден. На ум пришло сомнение двухнедельной давности, что Льва еще не ознакомили с видеозаписью. А теперь вот еще одно сомнение: а снимали ли их вообще? Что задумал коварный Хачиров? Неужели?..

Да нет, об этом просто смешно подумать. Просто невероятно, что у Радзянского за два дня, вернее, за две ночи возникли к девушке чувства, настоящие чувства. И ради нее он готов... И вдруг она подумала о том, чего раньше упорно не хотела замечать: для Радзянского она была дочерью Хачирова. Не здесь ли кроется ответ на все вопросы? Как поступит Руслан? Может предъявить Радзянскому что-то вроде претензии: «Ты переспал с моей дочерью, значит, оскорбил и меня». Слабовато. На одном этом шантажа не получится. Хотя выглядит такая версия вполне правдоподобно.

Как все запутано! Недостает всего одной детали, маленькой, но очень существенной, чтобы все встало на свои места. Девушка не знала, да и не могла знать причины, по которой Лев Радзянский готов был отдать за нее свою жизнь.

Она часто ловила себя на мысли, что Лев нравится ей: незаурядный человек, симпатичный, сильный. И она переживала за него.

Мать звонит каждый день. Когда девушка жила в гостинице, трубку снимала сама, практически не притворялась, говоря, что у нее все в порядке: отдыхает, развлекается. И мать ничего не могла заподозрить, поскольку знала: номер телефона принадлежит гостинице «Голубая лагуна». Только сокрушалась по поводу расточительности ее друга, предполагая, что снимать комнату в частном доме гораздо дешевле. А когда ее привезли в дом Хачирова, едва ли не первое, что сделали, это набрали ее домашний номер. Девушке ничего другого не оставалось, как сказать, что они с Алексеем вняли совету матери и перебрались в частный дом с телефоном. Лена продиктовала номер; и теперь трубку брал Чистяков – сволочь, каких поискать, ласково здоровался с матерью, интересовался ее здоровьем, лепетал, что Лена сейчас подойдет. И она подходила, читая в глазах Алексея предупреждение.

Она пробыла в этом доме сутки – час в час, когда открылись ворота и во двор въехал джип «Чероки». Из окна комнаты на втором этаже девушка видела вылезшего из машины Хачирова. Вскоре на пороге появилась его ненавистная физиономия. Ухмыляясь, осетин протянул девушке сложенный вчетверо лист бумаги. Она развернула его и прочла: «Лена, девочка, прошу тебя, не отчаивайся, потерпи еще немного. Поверь мне, все будет хорошо. Лев».

Она устремила ничего не понимающий взгляд на Руслана. От его объяснений на глазах девушки проступили слезы.

– Теперь твоя жизнь в руках Радзянского.

Что происходит? Неужели ей так и не объяснят?

– Руслан... бога ради, скажи, кто он?

– Твой... клиент? – Хачиров выдержал протокольную паузу. – Наемный убийца. Сейчас он работает на меня. Плата за работу – дешевка. Я имею в виду тебя. Но это еще не все. Радзянскому я уже преподнес сюрприз, а тебя он ждет впереди.

– Какой сюрприз?.. – почти в ужасе прошептала она.

– Большой. Очень большой, но не тот, о котором ты сейчас подумала. – Руслан рассмеялся и, повернувшись на неповоротливых ногах, вышел из комнаты.

Глава 7

Старые и новые знакомые

24

Москва

В Москве Радзянский часто навещал своего бывшего начальника Шерстнева, но больше беспокоил его телефонными звонками. Василий Ефимович проработал на своей должности еще пять лет и в пятидесят девять ушел в отставку. Лев часто задумывался над тем, что Шерстнев на своем нелегком посту сделал доброе дело, похлопотав насчет перевода подчиненного в силовое подразделение КГБ. Старика любили за его теплое отношение к молодым кадрам, и многие могли бы сказать о Шерстневе то же самое, что и Радзянский: помог в трудную минуту. Было что-то ревностное в любви к старику, Радзянскому хотелось присвоить всю его доброту, не оставляя другим ничего.

Он приходил к нему, когда на душе было скверно, и старик словно залечивал его раны, предаваясь воспоминаниям, сыпал знакомыми именами, рассказывал, кто «пересидел» в разведке, кто «недосидел», что бывший шеф, моложе Шерстнева на десять лет, растолстел как боров и разводит цветы на даче. Лев слушал старика, и на душе действительно становилось легче.

Последний раз Лев навещал Василия Ефимовича три месяца назад и сейчас, набирая его номер телефона, вдруг испугался, что Шерстнева уже нет в живых: о таких людях, по-настоящему добрых, в колонке для некрологов не прочтешь. Ему сейчас семьдесят пять – старик, но с хорошей памятью, не так давно начал писать рассказы про разведчиков, потом задумал написать книгу воспоминаний. Лев не часто останавливался у книжных развалов, мог и пропустить выход в свет книги.

Сын Шерстнева, Геннадий Васильевич, достаточно известный и влиятельный человек, выделил отцу секретаря, который записывал под диктовку, потом текст шел на правку редактору или, по выражению Шерстнева, «летописцу».

– Алло, Василий Ефимович?

У Радзянского отлегло от сердца, когда он услышал в трубке скрипучий голос Шерстнева. «Жив курилка!»

– Да, с кем я разговариваю?

– Это вас Радзянский такой беспокоит.

– Левушка! – Шерстнев сохранил привычку называть всех своих подчиненных ласкательными именами, включая резидентов. – Я, грешным делом, подумал, что ты помер. – Василий Ефимович, словно угадывая тревожные мысли собеседника, переадресовал ему свое беспокойство. Явно напускное, что вызвало на лице Радзянского улыбку.