Приказ обсуждению не подлежит, стр. 64

Да, не на того – он допустил ошибку.

А начальник военной разведки действовал наверняка. Он ступил на борт взятого на абордаж корабля, а не на палубу нетронутого судна в качестве равноправного партнера. Он фактически реквизировал управление «М».

– Время, – напомнил Спрут, коснувшись часов. – Звонок бесплатный. Но первый гудок будет стоить очень дорого. Второй еще дороже.

Борович снял трубку и набрал длинный номер; длинные гудки доносились даже до начальника ГРУ.

– Извините, товарищ генерал, не могу дозвониться.

– Ты звонишь на сотовый?

– Да, – с небольшой задержкой ответил Борович.

Ленц обладал исключительной памятью. Он взял со стола листок бумаги для записей, набросал несколько цифр и подвинул его к начальнику управления.

Борович бросил взгляд на запись.

«8 – гудок – 387 – 71 – 34-90-91».

– Попробуй по городской линии.

Начальник военной разведки встал и направился к двери. А Боровича, который проиграл по всем статьям, прорвало. Словно кто-то дернул за ручку сливного бачка.

– Диверсанты никогда не укажут на меня. Они молчали там, будут молчать здесь. И кто им будет задавать вопросы? Вы? Зачем вам, самой засекреченной личности в российской разведке, крупные публичные разоблачения? Вы лишь однажды дали интервью. Вам задали длинный вопрос: «Разведдеятельность любит тишину, и все же были ли за последнее время «громкие» случаи разоблачений, поимки, которыми занимались именно структуры ГРУ?» И вы ответили: «Я просто скажу «были», и давайте поставим точку» [28]. Сейчас-то почему вы не хотите ставить точку? Хотите дать еще одно интервью?

Генерал надел фуражку и посмотрел на Боровича из-под козырька – холодно и в то же время снисходительно. Еще до заброски диверсионной группы Марка в Латакию он отыскал подтекст в репортажах катарского телеканала, показывающего человека в маске. Содержание подтекста задело Спрута – как человека – за живое.

Он припомнил беседу с Артемовым. «Башар Асад хочет честных переговоров. Это несмотря на то, что участь спецназовцев решена. Сирийский президент рассчитывает подойти к этому вопросу цивилизованно. И искренне удивляется варварству страны Икс. Хотя давно понял, граждане чьей страны находятся под стражей».

Игра по всем правилам. По-честному.

Ленц мысленно воспроизвел фразу Боровича: «Они молчали там, будут молчать здесь» – и ответил:

– Ты зря так думаешь.

Эпилог

КОНЕЦ СВЯЗИ

Как и в своем последнем слове на судебном заседании, Артемов снова мог процитировать Шнура: «Я подыхаю на работе, потом бухаю, потом – в блевоте. Домой приду, а дома – ты, яичница, телек и ранние цветы. Вот будет лето – поедем на дачу…»

До лета далеко, но весна выдалась теплая: скворцы прилетели, жаворонки, трава прет как сумасшедшая… Дома на подоконниках не ранние цветы, но рассада – садовых цветов, бахчевых культур, прости господи…

«Может, возьмем бутылку коньячку?»

Дельное предложение.

Как и несколько дней назад, Артемов и Марковцев сидели за столом и потягивали коньяк. Оттягивались вроде бы, но смуту чувствовали буквально за дверью. Вот-вот появится на пороге кто-то с военной выправкой, подойдет к столу и вывалит из мешка кучу документов, планов и фотографий. Кучу очередного дерьма.

Марк в солнцезащитных очках, скрывает желтые круги под глазами. Стесняется «цветомузыки»? Вряд ли. Проник в мысли полковника о сногсшибательном взгляде Сергея Марковцева, который он в красочных тонах нарисовал Марте?

Разговор не клеился. Оба по большей части молчали, копаясь в собственных мыслях. Но все они были на одно лицо. Марк с усилием, казалось, как на допросе, в двух словах рассказал, как их встречали на немецкой военно-морской базе в Турции, что у «зондер-команды» Марты среди военных неплохие связи. Она сделала свою работу, и появление на базе бойцов «Ариадны» и освобожденных заложников неожиданностью не стало. Пленникам и раненым бойцам оказали медицинскую помощь. Но уже через три часа россиян взяло на борт торговое судно, следующее из Бейрута под конвоем двух военных катеров Черноморского флота. Однако раньше военно-морскую базу покинула глава «Ариадны» Марта Зельман. По словам Стофферса, она получила какой-то срочный звонок по телефону…

Срывая шейный платок и глотая слезы, Марта бежала навстречу двум самым дорогим ей людям. Еще не все закончилось – сначала нужно пробежать эти долгие пятьдесят метров, потом пройти следующий этап: коснуться дочери, упасть на колени и заключить ее в объятья. Не глядя найти руку Карла и сильно – по-мужски – сжать ее.

Еще не все закончилось. Марту долго будут терзать ночные кошмары с одним-единственным коротким сюжетом. Но под утро ей всегда будет легче. Она будет видеть улыбающегося Артемова, чуть смущенного Сергея, которому шепнула: «Спасибо… Я никогда не забуду…» И не добавила – тебя. Просто того, что он сделал для нее. Она будет хмуриться, когда Сергея заслонит человек, настоящее лицо которого она никогда не видела и не увидит: распухшее и кровоточащее от побоев… Ее будет мучить продолжение: словно специально загримированное под предстоящую операцию.

И еще чью-то тень, мягко накрывшую и этих людей, и саму Марту…

Может, она закроет свою фирму, займется мирным бизнесом. Но оставит название: «Нить Ариадны».

– Со Спрутом встречался? – спросил Марк.

– Да, виделись, – подтвердил Михаил Васильевич. Ему пришлось писать многостраничный отчет «о проделанной работе». В коротких перерывах Артемов прикидывал, как будет отписываться Сергей, даже попробовал мысленно набросать рапорт как бы в стиле Марковцева: «Когда я технично сдал всех бойцов своей группы и меня поместили в камеру-одиночку, я попросился на допрос к следователю. Когда я задушил его…»

Нет, ничего не получалось. Отчего-то сбивался на идиотское продолжение: «Спецназовцы в неволе не живут. Но – размножаются. И вот, когда мы размножились в тюрьме…»

Артемов не знал многих деталей, в частности того, что Марк едва не пролетел «над гнездом кукушки», угодив в расположение отдельного мотострелкового батальона. И вряд ли узнает об этом.

– Спрут внес поправку в наш контракт, – добавил полковник. – Я ушел из ГРУ как свободный агент.

– Тонко, – подметил Сергей. – Добро пожаловать в наш клуб.

– Слышал про Боровича?

– Нет, а что?

– Вчера вечером сообщили о его смерти…

«За что они его так?» – задался вопросом человек, имеющий непримечательную внешность. Чуть удлиненное лисье лицо с впалыми щеками, рыжеватые волосы, редкие брови и тусклые глаза. Его серый облик гармонировал с мышиного цвета утепленной курткой.

Полуобнаженная девица, накачанная коньяком и кокаином, полулежала на сиденье серебристого «Мерседеса». Оставалось подготовить мужчину: посадить его рядом, раздеть, одежду бросить на заднее сиденье иномарки.

Александр Борович, сидящий на металлическом стуле, с трудом поднял тяжелую голову, неимоверным усилием поднес к лицу руку. Холодные пальцы начальника управления коснулись горящего огнем лба. Он облизнул пересохшие губы и вдруг резко подался вперед. Его в очередной раз вырвало. По подбородку стекала липкая смесь желчи и коньяка. Воспаленные глаза с потрескавшимися сосудами мало что различали в полумраке кирпичного сооружения. Лампа, висевшая в центре железобетонного потолка, тускло освещала пространство гаража.

В отличие от убийцы, он знал, «за что его так». Но поделать уже ничего не мог. Он не жалел ни себя, ни проститутку, которую убийцы сняли, может быть, на Ленинградском шоссе, хотя днем там можно найти лишь гастербайтеров. У него не осталось сил бороться; что-то похожее на борьбу случилось еще до того, как ему дали вдохнуть наркотик и влили бутылку грузинского коньяка.