Позывной «Пантера», стр. 35

2

Каспийск, 17 мая, пятница

Беседа с Магомедали Алиевым затянулась. Точнее, затянулось ожидание; а неприязненный акцент дагестанца заставлял Михаила Яковлевича нервничать еще больше. Двойное ожидание, двойная нервотрепка.

Обманывая себя, Бондарев с присущим ему упорством ставил дело, которому посвятил последний месяц, выше встречи (и даже взаимоотношений) с Лейлой. А если говорить точнее, каперанг буквально разрывался на две части – равные или нет, вообще не ответишь. Потому что нельзя отделить работу от личной жизни. Хоть тресни. Личная жизнь – это часть работы, а работа занимает большую часть личной жизни. Все проще простого. Интересно, сон – это личная жизнь? Если применить его к взаимоотношениям с Лейлой, то бесспорно. Новая жизнь, нарисованная сочными и яркими красками. Новые ощущения, забытый ритм сердца, состояние, похожее на воскрешение.

Каперанг говорил о любви в исключительных случаях. Вполне возможно, что выскажется на эту тему в присутствии жены – наберется смелости и сообщит ей... что больше не любит ее. А что, разве это не тема любви? С ней – да, а вот с Лейлой – это любовная тема. Была. Хватит. Надоело прятать свои коптилки, осточертело врать, притворяться, играть роли; хотя поначалу захватывало. Но быстро захотелось покоя.

Скоро придет Лейла и первой услышит о решении своего любовника. Потом приедет жена... Она вторая на очереди. А пока работа, будь она проклята! Вместе с личной инициативой. Пора снова сосредоточиться на акценте этого даргинца, продавца из исламского оптового магазина «Китаб». Этого «продавца приключений», предложившего свои услуги военно-морской разведке раз, потом другой. Причем услуги он предлагал оптом, как привык на своем книжном развале.

Информация, получаемая от «букиниста»-ваххабита, была рядовой, что ли, – ничего ценного. Единственная выгода от его услуг – это подтверждения, касающиеся того или иного деятеля, попавшего в поле зрения военной разведки.

Причина, толкнувшая Магомедали на контакт с разведкой, была вполне объяснимой. Сейчас ваххабиты в Дагестане начинают потихоньку сдавать свои позиции, бреют бороды, укороченных брюк не носят, презрение к святым местам ловко прячут; притворяются, ходя на кладбища, что не считают связь с умершим в день его похорон утерянной навсегда. Даже в мечетях они после молитвы остаются, как и все мусульмане, на какое-то время; просят ли они Аллаха принять их молитву? Магомедали говорит – нет. Никогда. Всевышний и так услышит все, о чем они молились.

Алиев, обращаясь, как во время молитвы, к военным, хотел избежать суда. Ведь почти всех ваххабитов – даже не принимавших участие в военных действиях – осудили. Но больше трех лет никому не дали. В милицию и ФСБ Алиев не верил. Они научились получать выгоду даже из воздуха, а в отдельных случаях руководствуются цитатой из кинокомедии: «Ну какая от тебя польза?.. Кроме вреда, никакой». И – лицом к стенке. Военные, же получавшие поддержку с самого верха, с каждым днем укрепляли свои позиции и, в отличие от той же ФСБ, корыстных целей не преследовали. Но встать на защиту могли.

Бондарев имел доступ к определенного рода информации и почти догадался, чья личность стоит за позывными «П 1-4». Завтра он сделает запрос в 368-й штурмовой авиаполк Северо-Кавказского военного округа и штаб Объединенной группировки войск и получит первый завизированный результат. Можно будет докладывать «наверх», но доклад мог получить высшую оценку у руководства в случае, если Бондарев укажет настоящее место содержания пленника.

Все к тому и шло.

Магомедали нашел человека, который за деньги обещал поставить недостающие сведения. Впрочем, согласен и послушать, что взамен денег ему могут предложить в разведотделе Каспийской флотилии. Бартер тут уместен – так считал и Михаил Яковлевич, в очередной раз бросив взгляд на часы. Вот-вот должна прийти Лейла; и как откажешь во встрече с неким Асланбеком, торгующим сведениями о пленниках? Отложить разговор до утра? Но тут каждый час дорог. А Асланбек на повторную встречу может и не пойти.

Где же Лейла?

Бондарев снял трубку и позвонил ей на работу. Длинные гудки. Позвонил домой – то же самое. В дежурной части городского Управления внутренних дел сказали, что Исмаилова ушла двадцать минут назад. Выходит, на пути сюда.

– Зови своего товарища, поговорим, – решился Бондарев, в очередной раз скривившись: «Как же не вовремя!» Нет времени подготовиться; хотя к чему-то подобному он настраивал себя заранее. Не зная, правда, как и когда это произойдет. Просто верил, что работа, занявшая целый месяц, должна закончиться успехом.

Он допустил еще одну ошибку: в отсутствие Магомедали ему стоило позвонить в штаб и с обычной ссылкой на оперативную работу сообщить дежурному, что он в данное время встречается со своим осведомителем у себя дома.

* * *

Асланбек был одет в кожаную куртку и майку с короткими рукавами, камуфлированную под цвета ОМОНа – от светло-голубого до фиолетового. Кепка с длинным козырьком, которую он держал в руках, оказалась тех же тонов. Волосы прямые с проседью, выбрит гладко. Он был ниже Бондарева, но не уступал ему в ширине плеч и даже длине рук. Он не походил ни на военного, ни на гражданского, скорее – на ополченца. Таких, начиная с 9 августа 1999 года, когда в Дагестане началось формирование отрядов самообороны, в республике было множество. Это был ответ на вторжение 7 августа боевиков Шамиля Басаева и Хаттаба.

Гость и хозяин обменялись рукопожатиями. Асланбек занял место на диване, Михаил Яковлевич, оставшись на ногах, показывал гостю, что не намерен тратить время даже на серьезный разговор. С другой стороны, Асланбеку могло показаться, что Бондарев подчеркивает свой ранг, превосходство. На то каперанг, выросший в этих краях, мог пожать плечами: «Пусть думает что хочет».

Перед ним находился человек, который, быть может, участвовал в нападении на Дагестан летом 1999 года. А если нет, то наверняка брал в руки оружие, когда 18 сентября того же года подразделения российских войск пересекли границу Чечни со стороны Ингушетии, – день, когда началась «вторая чеченская война».

Но сей факт мало тревожил Бондарева. Он, более внимательно вглядевшись в гостя, сменил определение: перед ним сидел не ополченец, а воин. И лицо его показалось каперангу знакомым. Только сейчас в грудь Михаила Яковлевича прокралось волнение. И «книжник» Магомедали, в надежности которого не возникало сомнений ни у него, ни у подчиненных, вдруг в глазах Бондарева приобрел военную выправку, его вечно сутулая спина выпрямилась, исчез куда-то его слезливый взгляд.

Если и были у каперанга какие-то инструкции, то он их нарушил, впустив в свой дом почти незнакомых ему людей.

Он мог бы оправдаться перед собой тем, что Магомедали пришел не вовремя, что не к сроку закрутился роман с Лейлой Исмаиловой, женщиной, которая в данную минуту спешила к нему.

Его сомнение сменилось беспокойством – больше за Лейлу, чем за себя, и Бондарев сделал очередную ошибку, сняв трубку телефона. А точнее, подтолкнул гостей к решительным действиям.

Как таковой борьбы не было. Асланбек, вскочив на ноги и оказавшись за спиной хозяина квартиры, обрушил тяжелый удар правой в область печени. Потом безвольного и задохнувшегося, опустившегося на колени каперанга он оторвал от пола и швырнул на диван.

– Где фотографии, собака?.. – Асланбек взвел курок пистолета и, направив на капитана, демонстративно держал оружие в горизонтальном положении – уверенно, с ленцой, показывая и доказывая, что с оружием он обращаться умеет. – Не молчи, иначе я порежу тебя на куски.

«Тихоня» Магомедали, продававший налево и направо не только ваххабитскую литературу, но и себя, резко шагнул к Бондареву. В его руке матово поблескивал нож с узким лезвием, похожий на нож для резки бумаги. Острие застыло в сантиметре от глаза. Казалось, стилет является продолжением руки «продавца приключений», ибо держал он его своеобразно: короткая рукоятка скрывалась в ладони, а лезвие выходило между указательным и средним пальцем.