Позывной «Пантера», стр. 2

2

20 мая, понедельник, три дня спустя

Она механически выполняла одну и ту же работу, как делала ее изо дня в день. Только сегодня обычно голубоватых тонов косынка на голове эксперта городской судебной лаборатории отличалась траурным цветом и сливалась с иссиня-черными волосами. Длинные концы косынки, обхватывающей лоб и завязанной на затылке, то и дело падали на плечи, и Лейла часто поправляла их. Может быть, за этими жестами она прятала нервозность; и вообще впервые не знала, что делать во время пауз. Взгляды коллег, обращенные на нее, вызывали смятение, ее жуткая тайна уже не казалась тайной. Мерещилось, что все ее движения, взгляды, речь вызывают подозрения у прокурорских и милицейских работников.

Она снимала обезображенный временем труп капитана первого ранга Михаила Бондарева; и без того грузный каперанг, словно в насмешку над его фамилией, превратился в безразмерную бочку – cказалась жара и духота при закрытых окнах. Рот все так же открыт, веки в окружении опухших, водянистых щек уже не кажутся такими огромными.

Что делать? Лейла боялась даже анонимно сообщить в органы о трупе в квартире каперанга, за нее это сделали соседи, которых буквально доконал запах из соседней квартиры: то ли газ просачивается через дверь, то ли кошка сдохла.

Все одно к одному, закономерности тут не место. Жена Михаила Бондарева гостила в это время у матери в Вологде, сослуживцы были уверены, что капитан взял краткосрочный отпуск...

– Вот с этого места сними, – командовал подростковым ломающимся голоском старший следователь прокуратуры Ислам Каримов, одетый в мятый деловой костюм и распространяющий вокруг запах перегара. Вообще прокуроров всех мастей наехало столько, что им не хватало места в трехкомнатной квартире моряка. Ему одному, разбухшему, там было тесновато.

– Хорошо, – привычно и нараспев повторяла вслед за прокурорским чином Исмаилова и изо всех сил старалась казаться невозмутимо деловой: мало ли кого убили. Она частенько выезжала на десяток вызовов с трупами ежедневно. Даже сделала попытку повторять про себя: «Я невозмутима, хладнокровна...»

Хладнокровна...

И едва сдержала тошноту.

Она инстинктивно снимала с тех точек, что ранее брала в кадр еще «свежего» Михаила: обзорные снимки, угловые, с масштабной линейкой; часто его тело снова полностью попадало в кадр отличного отечественного фотоаппарата. И почти всегда ракурс съемки совпадал с тем, что делала Исмаилова днями раньше. И страх, в котором она жила все эти дни, все больше сжимал ее душу. Но поделиться своими страхами она не могла ни со знакомым прокурором, ни с чужим обвинителем, ни с военным, ни со знакомым следователем, который клеился своей лапой к ее вдовьей заднице при всяком удобном случае. И причин прибавилось. Обладая, если можно так сказать, фотографической памятью, эксперт отметила, что на столе, за которым располагался труп, сейчас не хватало одной мелочи – важной или нет, вопрос так не стоял, во время проведения следственных мероприятий не бывает мелочей.

Слава Аллаху, у Исмаиловой хватило ума и мужества не избавиться от той, первой отснятой фотопленки. И первое, что она сделала, управившись с сегодняшней работой, напечатала крупным планом одну фотографию, которая ее интересовала больше всего. При ближайшем рассмотрении поняла, что не ошибалась. На краю стола лежал листок бумаги или снимок, на котором по краям явственно обозначилось сочетание четырех знаков: «П 1-4».

Выходит, сделала она вывод, убийца побывал в доме каперанга после ее панического бегства и забрал со стола бумагу – эту важную улику. И опять же был уверен, что дамочка убежала от испуга. Да, все так, если только видел ее, улепетывающую со всех ног. Сейчас обостренные чувства заставляли идти дальше: убийца не только видел, но и проследил за ней, а сейчас прячется в полусумраке подъезда.

Лейла буквально утопала в страхе, погрязла в уликах, которые оборачивались против нее, – последняя, самая ничтожная, связанная скорее с секретами начальника отдела разведки Каспийской флотилии улика и станет самым большим саваном. Ее завернут в нее, да еще останется место для дочери.

«Что делать?»

Исмаилова, рассматривая снимок, сделанный крупным планом три дня назад, твердо решила: молчать.

Часть I

Разные судьбы

Глава 1

Пираньи из «Аквариума»

1

Москва,

15 июня, суббота

Доклад исполняющего обязанности командующего Объединенной группировкой войск, распространившийся по главкам Генштаба и коридорам Федеральной пограничной службы, походил не на четкий рапорт военного, а на невнятное бормотание помощника командующего ОГВ по работе со средствами массовой информации. Особо выделялась фраза, произнесенная генералом дважды – в середине и в конце доклада: «Банду ждут».

Ее начальник ГРУ генерал-полковник Ленц также повторил несколько раз. Ждут, это хорошо, но когда тридцать (согласно разведданным) вооруженных до зубов бандитов ждут в засаде десять российских пограничников... Зубов во рту не хватит скрипнуть адекватно ситуации.

Генерал-полковник появился в своем кабинете в начале восьмого утра. Со свежим, хотя и недовольным лицом, гладко выбритый, одетый в темный костюм и светлую рубашку. Игорь Александрович не любил костюмов светлых тонов – особенно серых, на нем они, по его личному мнению, отчего-то всегда выглядели мятыми, будто приобретенными в магазине погребальных услуг, а не сшитыми по заказу лучшими портными столицы.

Ленц боготворил раннее время, любил выходить в пустую приемную с ее коричневатым полусумраком, слушать тишину длинных пустынных коридоров «Аквариума». Думалось в такой атмосфере лучше, чувствовалось острее.

Иногда начальник военной разведки выпивал натощак рюмку коньяка и наслаждался нежным послевкусием, легким хмелем, слабым покалыванием в кончиках пальцев, которые на короткое время приобретали чувствительность пальцев скрипача, получал кайф от аромата дорогого напитка, намеренно не закрывая бутылку.

Подобное состояние, которому Ленц дал определение свободного полета, длилось недолго; и невесомые его последствия исчезали с первым глотком горячего чая.

Согласно оперативной информации, чеченские бандиты, покинувшие Панкиси [1], намеревались проникнуть на территорию Чечни через Шаройский район. В сторону развалин Кеселой выдвинулась группа пограничников – одиннадцать человек вместе с командиром. Погранрасчет прошел вдоль русла Шароаргуна и поднялся в горы – встречать взвод опытных наемников-егерей, чья родина – Кавказ, бандитов, которые навели ужас в грузинских и абхазских селах и вырезали в некоторых всех взрослых мужчин, а где-то даже женщин и детей. Максимум, на что хватит «зеленых» пограничников, проходящих срочную, – рассеять группу бандитов, а скорее всего сложат они в горах свои головы.

Ленц связался по телефону с директором Федеральной пограничной службы и и.о. командующего ОГВ. Оказалось, директор ФПС распорядился выслать в Шаройский район погранотряд особого назначения, а пока уповал на силы личного состава хашелдойской заставы и помощь, обещанную из Ханкалы.

Можно согласиться с коллегой из погранслужбы: «Высылай своих ребят». Тут не до соревнований, но генерал-полковник подумал, что его «ребята» окажутся в Шаройском районе быстрее. И те, и другие опытные, но часто между бойцами разных ведомств возникает несогласованность. А к чему она может привести, и не раз приводила, руководители силовых ведомств знали на порядок больше, чем средства массовой информации.

На скорость и нахрап боевиков взять можно только ценой неоправданных потерь среди личного состава.

Да, тут не до соревнований, но и не до приоритетов тоже. Директор ФПС всегда отличался взвешенными решениями и ситуацию понимал с полуслова. И в этот раз должен не понять, но в первую очередь согласиться с предложением начальника военной разведки.