Направление главного удара, стр. 41
Абрамов прошелся по кабинету, невольно припоминая адмирала Школьника. Бывший подводник также вышагивал по этому единственному маршруту, бросая короткий взгляд на репродукции картин на стенах, на модерновые светильники, на плотно зашторенное окно.
Взяв со стола письмо немецкого подводника, Абрамов прочитал его стоя:
«Воздух в лодке стал тяжелым. Он смешался с угнетенной атмосферой и был готов прикончить каждого члена экипажа. Капитан Мертен распорядился дать кислород в отсеки. Жалкие минуты облегчения пролетели в одно мгновение. Снова кислород, снова короткая передышка…»
– Клаус, не спать! – Оракул влепил Небенфюру хлесткую пощечину.
– Нет, – вяло сопротивлялся Клаус. – Не могу, пристрели меня… Лучше пристрели. Я задыхаюсь.
– Мы все задыхаемся. Глупо умирать, когда мы богаты. Фон Мертен, фон Небенфюр. Пусть это не даст тебе заснуть.
Глубинные бомбы сыпались группами по пять-десять штук. Электромоторы «Оракула» работали на малом ходу. Еще немного, успокаивал себя Мертен, и субмарина выскользнет из опасной зоны.
А как удачно все складывалось… Обычно уравновешенный акустик едва не сорвался на крик, докладывая:
– Гидрофоны принимают сигналы со всех направлений! Слышу высокие тона эсминца!
– К торпедной атаке готовиться! Не смотрите на меня как на сумасшедшего! По местам стоять!
«Оракул» отсалютовал британскому конвою пятью торпедами. Мертен остался равнодушным, когда акустик доложил о звуках тонущих судов. Так и должно быть. Одна торпеда – одно судно. В этот раз эсминец, тащивший за собой шумовой буй, привлек к нему одну торпеду, но получил в подарок две.
И вот подлодку засек проклятый британский акустический эхолот. И как же не вовремя он дал знать о себе импульсными ударами по легкому корпусу! – матерился капитан. «Оракулу» необходимо было всплывать, чтобы набить свежий воздух и произвести перезарядку батарей.
Субмарина буквально ползла по дну исполинским морским крабом. Когда лодка у самого дна, «Asdic» дает неточное эхо.
Лодка шла точно вдоль экватора, словно намеревалась совершить подводное кругосветное путешествие.
Долго, невероятно долго «Оракул» уходил из опасной зоны. Он карабкался по пологому склону: глубина – 60… 50… 40… – отмечали глубиномеры.
– Чертовы Мальдивы! Действительно, как в бассейне. Сколько там?
– Двадцать пять, герр командир… Уже двадцать.
И еще один холодный душ.
– Течь! – поступил доклад из кормовой части центрального поста.
Команда капитана застряла у него в горле: «Оба мотора полный вперед! Горизонтальный руль предельно на всплытие!» Но, нашуми он, британские эсминцы похоронят его в этой индийской луже.
Течь в шахте пеленгатора оказалась весьма серьезной. Несмотря на малое давление воды, трюмные не могли ее законопатить.
Надо всплывать, решил Мертен, другого выхода у него не было.
– Герр капитан, вода попала в аккумуляторные батареи… Там тоже течь…
Оракул похолодел, видя себя со стороны. С посиневшим лицом он рвет рычаг одной кремальеры, другой, спасаясь от удушья в одном отсеке, в другом. Он еще не почувствовал ядовитого газа, выделяемого из батарей, но в горле тут же запершило, стало трудно дышать.
Он буквально видел воду, накрывшую деревянный настил и плещущуюся в переборки аккумуляторной ямы.
Он ошибся. Ему не стоило атаковать британский конвой, а спокойно реквизировав ценный груз, уходить.
А вот и газ. Он сдавил горло мертвой хваткой и выдавил глаза из орбит. Оракул не сопротивлялся, словно предчувствуя еще более страшные мучения. Он, упокоившись под водой, отдал себя в руки правосудия неба.
3
Мальдивские острова
Сергей Соболь что-то говорил о своем чутье, своем шестом чувстве, которое его никогда не подводило. Николай Кокарев «развлекал» Рут бесконечными рассказами о своей «блондиночке с классной кожей, годившейся для осадных щитов». Но Рут не слушала его. Она была бы не прочь увидеть здесь капитана Абрамова. Она метала гневные молнии в надежде, что одна из них расколет небо и пригвоздит капитана. Эмиль ничего не маскировал, он точно вычислил и искал затонувший «Оракул». Боже, какие еще наркотики!
Листки с распечатанными диаграммами ходили по рукам. Джеб последовательно захватил несколько изображений рэка, по мере прохождения над ним ультразвукового локатора. Получилось что-то вроде слайдов, сделанных со спутника. В общем и целом изображение походило на стерлядь, зарывшуюся в ил. Острый нос, жабры-рули, грудные плавники-рули, хвост…
Соболь часто подходил к столу и небрежно ударял по снимкам тыльной стороной ладони:
– Подлодка. Еллоу Сабмарин. Джек-пот!
И распалил свой ветеранский пыл:
– Ну и кто из вас расшифрует посулы вашего адмирала? Этого чревовещателя, йоп его мать. Его живот пробурчал с голодухи: «Ты примешь участие в экспедиции». Он что-то замолчал вопрос – как мы будем делить нашу золотую антилопу. Я догадываюсь, кому достанется задок, кому – субпродукты с копытами.
– Соболь, ты как серийный зануда! Сядь на место и немного помолчи.
– Ладно, уговорил. Я Рут хочу послушать. Когда, говоришь, родился Клаус? Пасмурным сентябрьским утром 1914 года? – Соболь выбросил руку в нацистском приветствии: – Зиг Хайль!
– Заткнись и сядь!
– Заткнуться и сесть? Что ж, Мише Ходорковскому выпало наказание похуже этого.
На несколько мгновений в кают-компании бота воцарилась тишина.
Джеб и сам готов был поверить в ошибку капитана и адмирала. Они распалили мозги агентурными донесениями и собственными выкладками. Они мыслили слишком трезво. Они имели такие холодные головы, что в них можно было хранить пиво. «Какие же они зануды!» – едва не выплеснулось из Джеба. Они могут поверить во что угодно, но сухо, черство. Попроси их рассказать сказку про Колобка, и она прокатится по спальне салютом во славу военным чиновникам. Они не верят и смеются над людьми, о которых поют песни морские ветра.
…Тысячи кладоискателей-одиночек закладывают свое имущество и бросаются в приманную пучину. Безумные романтики теряют все и с сумасшедшинкой в глазах улыбаются: «Самое ценное в жизни мы получили в море». Они собираются в самостийные группы, нанимаются на работу к пронырам, одурачившим морского царя, получают гроши и все равно радуются: «Когда-нибудь…»
Их манит блеск золота, сдобренный ультрамарином моря и охрой песчаного дна. Они радостно встречают каждый поднятый на борт кувшин и, очищая его от ракушек, жаждут увидеть драгоценный проблеск.
Они грезят золотом ордена тамплиеров и с преклонением шепчут имена знаменитых разбойников – Френсис Дрейк, Генри Морган, Томас Баскервиль, Франсуа Леклерк, спрятавших свои сокровища.
«Когда-нибудь…»
За кружкой пива в портовом баре, на палубе судна, они мечтают о завтрашнем дне как о рае. Их жизнь начнется завтра, и так продолжается изо дня в день. Они каждый день отвечают на вопрос «есть ли жизнь после жизни». Они просто и наивно доказывают это.
Их жизни завидуют многие: «Мне бы так». Но завистники, прикованные чертовыми цепями к телевизорам, никогда не покинут своего очага, не понимая, что над ним курится серный дым.
Джеб сошел на берег и быстрым шагом направился к дайв-центру. Поздоровавшись с Мурой за руку, он спросил:
– Можно отослать пару-тройку факсов?
Тот кивнул: «Бога ради!»
В отеле «Берег мечты» капитан Абрамов соединил пронумерованные листы. Глядя на расплывчатые очертания субмарины, он тоном заклинания прошептал:
– Декорация раздвинута.
Эти контуры родили другое определение – судно-ловушка. В отличие от Джеба, капитан не колебался: Эмиль Линге искал самолет с наркотиками на борту, и ничего более. По его следам тяжело шаркал Вуди Стэнфорд.
Абрамов связался с Джебом по телефону:
– Не расслабляйся. Ты понял меня? Ты должен сделать все, чтобы наш клиент получил сообщение: «Они нашли его». Ты должен выманить его на Мальдивы и ликвидировать. Не знаю как – даже Павел Глоба не знает ответа, – но должен. Я не вижу этого в разрезе и под лупой. Разберешься по ходу.