Мужская работа, стр. 62
Вообще-то Николай рассчитывал поговорить с Ухорской, но, видимо, ее отозвали, прислав вместо нее «настоящих подполковников». Теперь Моджахеду стало понятно, почему она не отвечала на вызовы по радио: бойцы, имея переносные рации, в течение двух дней не могли связаться с ней. Едва ли не в полной мере сработала истина: разведгруппа погибает, когда теряет радиста и командира. Передатчик, обеспечивающий связь через геостационарный спутник, остался за плечами Виктора Джумаева. В противном случае шифрограмма нашла бы своего корреспондента в радиоцентре ГРУ еще два дня назад.
– Недалеко… – вслед за Муратовым повторил Холстов. – Полчаса потерпят? – полушутливо спросил он и только сейчас перешел на «ты», указав на свободный стул. – Присаживайся, Николай. Что это за бумаги, знаешь?
Моджахед заскорузлыми, сбитыми в кровь пальцами взял листок и, пробежав его глазами, вернул подполковнику:
– Нет. – Муратов не считал лишней эту «бумажную волокиту» – наверняка в ней было что-то важное. Но важное для этого подполковника. А для Николая не было ничего значительнее вопроса, связанного с командиром группы. По истечении обещанного получаса он скажет: «Нужно вытаскивать Хайдара». Если даже для этого потребуется поднять на воздух казармы армейского корпуса.
Моджахед валился с ног от усталости. Дневное солнце, ночной холод и пески высосали из него все силы. Но вот сейчас он снова был готов к тому, чтобы, переодевшись в камуфляж, совершить стокилометровый марш-бросок до Эн-Наджафа и вступить в открытый бой.
Подполковнику этого не понять, у него на уме, наверное, иные способы и термины; он в этом вопросе будет прав по-своему. И Моджахед не сдержался:
– Нужно вытаскивать Хайдара.
– Согласен с тобой. Именно поэтому мы с тобой вылетаем в Москву. Сегодня же.
В Багдадском аэропорту имени Саддама Хусейна стоял самолет МЧС России, принимавший на борт первых желающих вылететь на родину россиян. В основном Ирак начали покидать члены семей российских специалистов, работающих по контракту в совместных предприятиях. Большого наплыва не было, но просьбы всех желающих удовлетворялись немедленно, чаще всего их перевозили пассажирскими самолетами, совершающими регулярные еженедельные рейсы в столицу Ирака.
Поначалу Николай не придал особого значения словам Холстова, которые он адресовал своему товарищу: «Собери вещи Ухорской». Но когда тот начал складывать в багажную сумку одежду, а главное – обувь, к горлу Муратова подкатил жирный комок. Все это напомнило ему палату в госпитале, где он лежал. От ран умер сосед – совсем мальчишка, лет девятнадцати, и медсестра вот так же собирала его вещи: тапочки, которые ему принесла мать и которыми он так и не воспользовался, майку, спортивные брюки…
Холстов перехватил взгляд бойца.
– Так ты ничего не знаешь… – После короткого раздумья он спросил: – Вы не запрашивали помощь у Ухорской?
– Нет.
– Я так и понял. – Со слов нового начальника УБР Камиля Фахрутдинова подполковнику стало ясно, что инициатива воспользоваться вертолетом «Роснефтегаза» принадлежит Ухорской: «Мои парни два дня не выходят на связь». Собственно, вопрос был лишний, разведчики никогда бы не потянули за собой в пекло далекого от диверсионной работы человека, пусть даже он являлся их куратором. – Ладно, Николай, дорогой все расскажу. А сейчас давай решим оперативные вопросы по заложникам.
В самолете подполковник снова взялся за изучение бумаг. Пытаясь понять смысл чертежей, походивших на линии воздушных трасс, с трудом, но представил себе Полину Ухорскую. Как всегда, она много курит и… что-то выписывает, чертит какие-то схемы. И это в то время, когда диверсионная группа, чьим оператором она выступала, выполняла задание или же готовилась к нему. Странно? Не совсем.
«Он улетел. Но обещал вернуться».
Глупость какая-то.
«Э. К. Ч.».
Что бы это значило?
«Скай ф.».
А это что?
Длинная прямая линия, рядом с ней – пунктирная. Дуга со стрелочкой, еще одна. Обратное направление? Цифры. Высота полета? Стамбул. Название города? Тьфу, твою мать!
«Дайнамикс».
«ИРБИС» – Алма-Ата.
«Остенде, Бельгия… Сутки… Не выходя…»
Что-то знакомое… Подполковник шумно выдохнул и стал смотреть в иллюминатор: на крыло, которое в его представлении вот-вот должно было оторваться, на поля огромных облаков и стада совсем маленьких, кучерявившихся, как барашки. Небесные барашки.
Небесные…
Небесная мастерская… Скай фэктори – по-английски.
CURRENT FILES.
Холстов едва не хлопнул себя по лбу. «Дела текущие», капитан Володя Лишанков в обтягивающих кожаных штанах и с CD-плеером наперевес, майор Лекарев («Авиакомпании Альбаца тебя интересуют?.. Паша?.. Привет. Лекарев. Забеги ко мне пообщаться»), Полина Ухорская («Так какие у вас проблемы, друзья?»), генерал-полковник Михайлов («Ищи причину. Даже если тебе придется предотвращать покушение на этого негодяя»).
Все стало вставать на свои места.
Неужели, лихорадочно соображал Холстов, неужели такое возможно?
Нет, без Антона Лекарева в этом вопросе ему не разобраться.
Анатолий Холстов не забегал вперед, полушутливо и не без доли отчаяния собираясь «срочно лететь в Москву и докладывать о документах государственной важности». Скорее всего он и вез такие документы.
Рядом с подполковником, уронив голову на грудь, спал Николай Муратов. Глаза бойца под сомкнутыми веками неспокойные, пальцы сжаты в кулак. «Снится бой», – подумалось Холстову.
Моджахед тоже не ошибался, не считая лишней «бумажную волокиту». В ней действительно было нечто очень важное – как для подполковника, так и для него, и для капитана Хайдарова.
57
Москва, штаб-квартира ГРУ,
26 декабря, четверг
Генерал-полковник Михайлов проводил оперативку и часто поглядывал на часы, которые он по давней привычке снимал с руки и клал перед собой: подполковник Холстов из-за пробок на улицах столицы опаздывал на летучку уже на двадцать минут, об этом доложил адъютант Михайлова, принявший телефонный звонок из машины подполковника. Когда наконец-то Холстов явился, не удосужившись снять куртку в приемной, генерал не упустил случая высказать свое недовольство подчиненным:
– Мы тут решаем, как вытащить капитана Хайдарова из тюрьмы. Ты сам-то что скажешь?
– Обменять его на компромат, – с ходу выпалил подполковник, повесив свой пуховик и шарф рядом с кожаным пальто замначальника ГРУ и приветствуя четверых коллег, сидящих за длинным столом друг против друга: – Общий привет.
– Где бы взять его, – Михайлов развел руки в стороны, – чтобы Хусейн сам расстался с живым компроматом на спецслужбы России. Ему проще усыновить Хайдарова, чем распрощаться, или повесить его, что он и собирается сделать в ближайшие два дня. Точнее – утром двадцать восьмого числа.
А Холстов продолжал удивлять: потянулся к бутылке с минеральной водой, налил полный стакан и медленно, показывая безупречную работу острого кадыка, выпил. Отрыгнув углекислым газом, в конце концов успокоился, усевшись на стул. Взял слово, как и запланировал еще в Кербеле – для протокола (велась стенографии совещания), – но, поскольку «чужих» в кабинете начальника не было, сказал совсем другое, немного киношное:
– Мы должны вытащить Хайдара по одной-единственной причине: мы в долгу перед этим парнем.
– А мы перед тобой. По твоей инициативе, между прочим, мы сидим здесь. Ты разобрался в записях Ухорской? – спросил генерал. – Помнится, я дал тебе два дня сроку.
– Вроде бы, – ответил Холстов. – Не без помощи майора Лекарева. Вызовите его, товарищ генерал. Есть кое-что интересное.
– Еще один бывший летчик, – проворчал Михайлов, отдавая по селектору распоряжение. – Беда с ними. Из-за чего Антон ушел из авиации?
– Травмы спины – новую катапульту испытывал.
– Ах да, вспомнил.
Через десять минут в кабинет первого зама начальника ГРУ вошел «травмированный», но легкий на подъем Антон Лекарев.