Мужская работа, стр. 23

Глава 7

ИГРЫ В «ДОЧКИ-МАТЕРИ»

24

Копенгаген, 13 декабря, пятница

Федеральная служба безопасности России наравне с МВД имеет право заниматься коммерческой деятельностью. Для этого создаются дочерние предприятия, которые заключают договора, подписывают контракты, переводят деньги и так далее. Средства идут на собственные нужды ФСБ. Большая часть их, равно как и источники доходов, строго засекречены. Такие фирмы нередко принимают заказы и от других ведомств – МИД России в частности. Важнейшие департаменты правительства – то же Министерство иностранных дел, не говоря уже об МВД, работают в настолько тесной взаимосвязи с разведчиками, что порой трудно различить официальную и тайную политику.

– Главное дочернее предприятие ФСБ – это «Вымпел интерпрайз», – продолжал Антон Альбац, неторопливо прохаживаясь по кабинету. В основном он смотрел прямо перед собой, и лишь изредка его взгляд останавливался на ранней гостье – чересчур ранней гостье – Полине Ухорской. Информация – это луч света, как правильно заметил Антон. Он нашел логику ФСБ, заказавшую его, как только услышал об ученых-химиках, якобы работающих на одном из секретных объектов Ирака. «Якобы» Антон отбросил сразу, просто он сам приложил руку к тому, чтобы россияне оказались на секретном объекте Ирака. Все встало на свои места вчера вечером, за несколько часов до встречи с подполковником ГРУ. Скрывать что-то не было смысла.

Значит, это правда, думала Ухорская. Немецкий журналист-международник Клаус Кауфман не без оснований ссылался на некий информированный источник. Задание руководства она выполнила и в этом вопросе нимало не забегала вперед. Все начало вставать на свои места с первыми признательными словами Антона, человека, который наравне с «Вымпел интерпрайз» и его боссами с Лубянки принимал участие в поставке живого товара в Ирак, людей, возможно, насильно удерживаемых на секретном объекте. Ухорская, попросив кофе, попыталась проанализировать сложившуюся ситуацию.

Она допустила, что Саддам Хусейн, надеясь скрыть одну-две секретные базы, работы на которых шли успешно, мог запретить эвакуацию лаборатории; он бы не пошел даже на временную или долговременную консервацию. Фактически он взял, точнее, мог взять, россиян и своих соотечественников-ученых в заложники. И перед Москвой встал вопрос: продолжать ли переговоры с руководством Ирака, которые уже на этой стадии виделись бестолковыми? Не могла Москва не учитывать и тот факт, что своими людьми придется пожертвовать.

А Хусейн насчет своих рискованных действий нимало не беспокоился: Россия больше самого Ирака заинтересована в сохранении конфиденциальности в этом вопросе, даже шепот мог обратиться в оглушительный грохот. Хусейн понимал, что Москва, которой со времен СССР он задолжал восемь миллиардов долларов, предпримет какие-то, несомненно, радикальные меры, но, как всегда, был уверен в своих силах.

Ухорская поблагодарила Антона за кофе и сделала маленький глоток. Ее отношение к торговцу оружием было ровное. Она могла испытывать неприязнь к нему лишь как к человеку, как к деятелю – нет. И вообще трудно определиться в своем отношении к такому сложному, как сам оружейный рынок, человеку. Действительно, место себе Альбац подобрал достойное. В нем, как и в оружейной отрасли, чрезвычайно сильны политические зависимости, – пришла к неожиданному выводу Ухорская. А что, разве он не тесно связан с военно-политическими блоками и союзами? Разве не скручен ограничениями и обязательствами?

Виновен Альбац или нет – это вопрос не Дании, где он обосновался, а той страны, где он совершил противоправные действия. Если же его арестуют, то можно тянуть с выдачей вечно: переводы обвинений с русского на английский, с английского на датский…

В «химии» Ухорская была не настолько сильна, чтобы углубляться в эту сложную тему, однако попробовала поразмыслить над ней как специалист по вооружениям.

Наверняка Москва знала об иракской проблеме существования, хранения, сокрытия и утилизации химического оружия. И вообще оружия массового поражения – ОМП (ядерное, химическое, бактериологическое). Этими данными располагало и ГРУ. Дотошные ооновские эксперты, десантом высадившиеся в Ираке, уже топчут мрамор просторных дворцов Саддама, скрипучие доски бывших тюрем, склады воинских частей – объектов, коих руководители инспекции ООН по вооружению Ханс Бликс и Мухаммад аль-Барадей насчитали девятьсот.

Москва найдет способ грубо откреститься даже от роли инициатора: хотя на секретных объектах работали российские специалисты-химики, заказчиком выступал Багдад; мало ли кто за рубежом открыто вербует российских специалистов в различных областях. Москва так же открыто обязана признать лишь один не совсем значительный, но неоспоримый факт: россияне идут на вербовку потому, что за рубежом им предлагают хорошие деньги. Вот этот факт надо признать и не отходить от него ни вправо, ни влево. На Кубе сейчас содержатся, согласно последним официальным данным, девять россиян, взятых в плен при проведении широкомасштабной операции в Афганистане. Но ведь это не означает, что Россия повинна в атаке террористов на Торговый центр в Нью-Йорке.

То же самое и с российскими специалистами-химиками, которых, возможно, обнаружат на одном из секретных объектов в Ираке.

Но бездействовать нельзя. Бездействовать всегда вредно. Бездействие – это лень.

Человек, подавший кофе офицеру ГРУ – высшей элите даже внутри Генштаба, – стал соучастником, виновником и важным свидетелем сделки. Он стал лишним звеном в этой цепи, именно поэтому Москва решила убрать его, а не потому, что он торговал оружием. Странно или нет, но в его устранении (и по той же причине) было заинтересовано и правительство Ирака.

В рассуждениях Ухорской было много лишнего, но, несомненно, она не ошибалась, проводя порой смелые параллели.

– Антон, давай вернемся к дочернему предприятию ФСБ. Почему «Вымпел» вышел на европейскую черную биржу труда через тебя? Я работала по Леониду Минину и знаю, что часть акций на этом рынке принадлежит именно ему. Почему «Вымпел интерпрайз» не использовал Минина, точнее, его связи? Сам-то он, мы знаем, спокойно сидит в тюрьме.

– Их вполне утраивал вариант со мной. Вместе с «Вымпелом» и его украинскими коллегами мы занимались левыми поставками вооружения в Ирак. Не стану скрывать, через мою фирму и моими самолетами в Багдад были доставлены химические боеприпасы: выливные приборы емкостью двести сорок восемь литров, головные части реактивных снарядов и снарядов ствольной артиллерии. «Вымпел» мог договориться о поставках лишь в одном месте: в Управлении уничтожения химоружия – войсковая часть 52688-Л, которая находится под эгидой начальника войск РХБЗ [4]. Ты должна знать, что до 1998 года все запасы ХО находились в ведении ВВС – три арсенала хранения, и в ГРАУ (Главное ракетно-артиллерийское управление) – четыре базы хранения. Я не в курсе, по какой схеме происходило хищение со складов. «Вымпел» привозил товар в аэропорт, я загружал самолет и летел в Ирак. И вот по проторенной дорожке я доставил туда груз иного качества.

– Ты не боялся ставить визы на договорах?

– Наоборот, – возразил Антон, – мне они были на руку. Тогда я полагал, что это лучший способ обезопасить себя от неприятностей; в ответ на любой выпад ФСБ я отвечал контрприемом. Поскольку контракты, завизированные директором «Вымпел интерпрайз», прямо указывали на ФСБ. Что касается иракских финансово-промышленных групп, они подписывались под любыми бумагами. До тех пор, пока Саддама не объявили пособником международного терроризма и не обвинили в укрывательстве активных членов «Аль-Кайды».

Антон назвал «Интерпрайз» желудком, который переваривает огромные средства и питает основной организм ФСБ. По его словам, он давно стал неотделим от центрального аппарата контрразведки. Через него прокручиваются огромные средства, на него ставят и получают прибыль государственные структуры, имеющие непосредственное отношение как к государственной казне, так и к промышленным предприятиям, включая в первую очередь военные, где ФСБ отвечает за безопасность так, как отвечали за это управления КГБ: Шестое – промышленная безопасность и Пятнадцатое – охрана государственных объектов.