Легионеры, стр. 63

Оптический прицел на снайперской винтовке Колпакова позволял разглядеть каждого, находящегося от него сейчас на расстоянии двухсот пятидесяти метров. Полицейские рисковали, позволив себе показаться в непосредственной близости от аэродрома. Подразделения сил быстрого реагирования, которых ждали с минуты на минуту, могли последовать примеру коллег. И чтобы не дать им рассредоточиться так близко, снайпер расстрелял проблесковые маячки на головной машине и провожал взглядом фигуры убегающих людей. Еще один удачный выстрел в бензобак автомобиля, и вслед им полетели осколки стекол и обломки искореженного металла.

С противоположной стороны аэродрома – а это огромный по площади пустырь – противник мог появиться лишь на вертолетах. Незаметно, но довольно быстро кольцо вокруг диверсионной группы сужалось. Боем через плотную цепь бойцов спецназа им не выбраться, а пара штурмовиков «Су-25», на бреющем полете пронесшихся над аэродромом, наверняка получили приказ сбивать любые самолеты, взлетающие с «Северного».

Это хороший и поучительный пример, ведь неизвестно, куда развернется борт, возможно, возьмет направление на столицу Грузии.

Экипаж «Ту-134» к этому времени вырулил самолет на ВПП-3. Пилоты «сушек» могли наблюдать короткие моменты подготовки диверсантов к отлету: медленно ползущий к «Ту-134» трап. Когда он зафиксировался перед открытым люком, стало ясно намерение диверсионной группы. Разбившись на звенья в два-три человека, русские спецназовцы, петляя, спешили к самолету.

– Двигатели не глуши, – распорядился Резаный, – пусть работают, пока керосин не кончится.

Пилотов проводили в середину салона, где десантники приковали экипаж к стойкам кресел и заняли позиции у открытой двери. Осторожно, по одному они, едва касаясь поручней трапа, прыгали на бетон и скрывались в чернеющем люке ливневого стока. Последним покинул борт Алексей Резанов и, подвинув к себе чугунную решетчатую крышку, водворил ее на место.

А его товарищи, включив фонари, уже продвигались в низком и сыром тоннеле, который выходил на очистные сооружения химкомбината, обслуживающего и аэродром «Северный». Подземный коридор был очень длинный, но по времени группа Гущиной успевала выйти на свет божий уже за спинами оцепления.

Выходной, работа на очистных сооружениях идет в дежурном режиме. Там не больше трех-четырех человек рабочих да пара охранников.

Диверсанты нередко работают без ПСО [13], уходят разрозненными группами или поодиночке. На то он и диверсант, чтобы выживать в любых условиях. Тайга, джунгли, пустыня, горы – это не полный список из плацдарма для выживания, – в нем есть и каменные джунгли – города.

Алексей часто оглядывался назад, и в могильном пространстве все явственно слышали его неодобрительный голос:

– Мы бросаем их.

Но, как ни странно, лучше всего в этой непростой ситуации разобрался самый молодой член отряда. Морпех Стеблин также тяжело воспринимал порожняковый, словами Резаного, отход, но сумел справиться с эмоциями. Он уходил, но помогал командиру, который в свою очередь мысленно видел своих выполняющих приказ бойцов. Ему сейчас несладко, и он должен быть уверен в товарищах.

Чуточку по-детски наивно рассуждал молодой пехотинец, зато правильно. Именно сейчас он становился настоящим спецназовцем. Его грудь раздирала несправедливость, неравно поделенная между товарищами ответственность, но он глушил ее, в тысячный раз вспоминая слова казненного майора: «И ты, парень, все сделай…» И он, глотая слезы, делал такую работу, которая была в сто раз тяжелее той, что досталась командиру отряда Марковцеву и бойцу Михаилу Муромову.

54

«Ту-154М» сел на вторую посадочную полосу. Маленький, словно игрушечный, он развернулся и со звуком пикирующего бомбардировщика взял направление на аэровокзал.

«Как их встречают!..» Только сейчас Марк почувствовал знакомую предстартовую дрожь в коленях, которая отозвалась слабостью в руках, прогнала ледяную волну по спине, заставила вспомнить слова Михаила Муромова: «Знаешь, Марк, я сижу и не понимаю, зачем я здесь, для чего? Голова какая-то дурная, как после недельного запоя. Ну придет наш час, ну начнем мы стрельбу. Ничего нового, я сто раз стрелял – и в меня столько же. Вот она, пуля, просвистела над головой. Страшно, когда сам не стреляешь. А ответил – на другой стороне тоже кого-то перекорежило. Вроде как уравнял шансы».

– Уравняем шансы? – Наверное, Марк этим нервным вопросом постарался удержать бойца в привычных для него рамках рассуждений, что ничего необычного для него нет, все привычно, как в открытом бою.

– Уравняем.

Оба спецназовца освободились от разгрузочных жилетов. Сейчас верхней одеждой для них служили, сливаясь с униформой, черные компактные бронежилеты. В руках убойные «бериллы» с пулями из очищенного урана. Темп стрельбы у этих автоматов достаточно высок, чтобы за несколько мгновений интенсивного огня изрешетить четверку подонков.

Их поведут по одному, но никак не кучей, размышлял Марк. На каждого подрывника один или два спецназовца. Короткая очередь в одного, ствол в сторону – и очередь в другого. Хороший стрелок справляется с такой работой за секунду.

Подойти к самолету вплотную не удастся, а там на какое-то время четверка бандитов могла оказаться именно в куче. Однако, если бы у Марковцева был выбор, он предпочел бы первый вариант, подразумевающий стрельбу по целям, которые они с Певцом распределили между собой, а не по толпе – свалится один, ненароком толкнет или закроет другого. А этих мгновений как раз хватало на то, чтобы грузинские спецы открыли огонь по диверсантам.

Самолет, плавно раскачиваясь на волнистых неровностях бетона, продолжал сближаться с аэровокзалом. Пришли в движение разрозненные наряды полиции, кто-то вытягивал шеи, словно мог заглянуть в кабину пилотов.

Чтобы не напрячь их резко распахнутыми дверцами «Мерседеса», Марку с товарищем предстояло загодя выйти из директорской машины. Загодя – сильно сказано, Сергей определил «зону отчуждения», она равнялась десяти-пятнадцати метрам. Как только последний подрывник войдет в ее невидимое пространство – все, пора выходить. Медленно откроются дверцы, из машины спокойно, не делая резких движений, появятся два вооруженных человека. Конечно, они привлекут внимание – и только, сразу по ним огонь не откроют.

Марк удачно сравнил спецов с кошками, которые молниеносно реагируют только на резко движущиеся объекты.

Профессиональный любитель животных Резо Хабурдзани – заведующий ветеринарным пунктом, повернул ключ и вошел в туалет. Наверное, он был единственным из персонала аэропорта, кто, выходя из туалета, не закрывал дверь на замок. За головку ключа, по его мнению, могли хвататься грязными после отправления нужды руками. Зато после обследования кошек и собак местный анималист мог схватиться за бутерброд.

Посвистывая, он стоял над писсуаром и читал любопытную фразу, сделанную фломастером на кафеле: «Не льсти себе, подойди поближе». Ее стирали, но она появлялась вновь. Скорее всего, размышлял Резо, восстанавливает кулуарный шедевр уборщица. Ведь есть такие, которые действительно льстили себе, вставая за метр от писсуара.

Сегодняшняя шумиха в аэропорту не коснулась ветеринара. Он вообще старался абстрагироваться от любых проблем, которые не касались его работы.

Хабурдзани перешел к раковине и, поглядывая в зеркало, стал намыливать руки. Приоткрыл губы и остался доволен идеальными зубами. Открыл рот, чтобы посмотреть язык: отчего-то на нем в последнее время появился белый налет. Вот когда у кошки налет на языке, это означает…

Резо подался вперед. В зеркальном отражении он увидел красный ручеек, вытекающий из-под двери кабинки. Ветеринар резко обернулся: кровь! Наметанный взгляд напрочь исключал ошибку.

Запор – обычный оконный шпингалет – не выдержал напора, и дверь кабинки распахнулась. Перед ошеломленным ветеринаром предстала жуткая картина: словно обнимая унитаз, на полу лежал труп мужчины. Пропитанная кровью голова покоилась между унитазом и стенкой кабинки. Резо нагнулся и узнал в покойнике директора «Север-Платинума» Эдуарда Андриасова.