Игра по своим правилам, стр. 5

Сальма покачала головой и зябко поежилась:

– Я боюсь Рафаэля…

– А я – нет, – смело ответила Агата.

– Потому что ты далеко от него.

– Может быть, и так, – она пожала дородными плечами. – Скоро и ты, моя дорогая, будешь на таком же, как я, безопасном расстоянии.

Глава 2

Горячие головы

3
Москва, 29 мая 2005 года, воскресенье

Генерал Романов в первую очередь отметил, что для раскинувшихся коттеджа и дворовых построек (правда, из облицовочного кирпича, но с такими скучными фасадами…») место отнюдь не министерское. Почему министр информационных технологий и связи Любовь Левыкина выбрала место на окраине подмосковной Немчиновки? Речушка Сетунь уже давно не несла в себе прохлады. Она не вилась вдоль сплошной стены ельника, а по-осеннему пошла пунктиром.

Загородный дом Левыкиной был крайним в ряду похожих строений. Если не считать новостройки, которая, судя по строительному материалу, свезенному в кучи, станет главным бельмом охраняемого поселка: цоколь из красного кирпича, коробка из силикатного; между ними торчит возбужденными ресницами рубероидная изоляция. Этот землистый монстр с деревянным ирокезом навевал мысли о первом коттеджном буме, разразившемся в середине 80-х годов. Кто, интересно, этот «отсталый»? – задался мимолетным вопросом Романов.

Любовь Левыкина ждала генерала. Она вышла встретить своего бывшего одноклассника на просторное крыльцо. Ей было слегка за сорок. Небольшого роста, худощава, одета в свободные брюки и легкую малиновую кофту. У нее были светлые волосы, левая щека и подбородок розовели пигментными пятнами, отчего ее лицо на расстоянии выглядело размытым.

«Ауди А4» с вальяжной радиаторной решеткой, свидетельствующей об амбициях хозяина пересесть на «А8», остановилась в конце асфальтированной площадки, генерал вышел из машины. Он был в черном деловом костюме; галстук и рабочий кейс он оставил на заднем сиденье. Он надеялся, что документы, которые легли на его рабочий стол в 15.30, в беседе с министром ему не пригодятся.

– Привет, Любовь Юрьевна! – первым поздоровался Романов. Ее девичья фамилия была Брилева. Сухое и неблагозвучное ФИО в нескончаемом повторе превращалось в ЛЮБЛЮ… И напоминало романтические отношения Маяковского с его дамой сердца Лилей Брик. «Писаная» красивость исчезла вместе с браком и превратилась в плаксивую «Люльку».

– Привет! – ответила Левыкина, улыбнувшись и подставляя щеку для дружеского поцелуя. – Знаешь, Боря, если бы не твой телефонный звонок, я бы испугалась неожиданного визита начальника контрразведки.

– Ну, я еще в замах… – улыбнулся замдиректора Управления контрразведывательных операций ФСБ. Он редко контактировал с Левыкиной, а вот его коллега из Управления компьютерной и информационной безопасности довольно часто встречался с главой «одноименного» министерства. – Ты одна в этом большом и красивом доме? – длинно и в комплиментарном стиле спросил Романов.

– С тех пор как развелась с мужем – да.

– Не хочешь вернуть девичью фамилию?

– Проходи, – не ответила на вопрос Левыкина, – угощу тебя коньяком. Пьешь «Белый аист»? Мне недавно приперли целую коробку!

– Для тебя это как целый погреб, да?

– Что-то вроде этого, – рассмеялась женщина. Она проводила гостя в просторную гостиную с однотонными зеленоватыми стенами, высокими – от пола до потолка – арочными окнами и усадила за длинный стол, задержав на мгновение руку на плече Романова. Это дружеское прикосновение генерал оценил как материнское.

Он давно знал Левыкину как деловую, преуспевающую женщину. У нее была роскошная недвижимость в центре Москвы – четырехэтажный особняк, построенный в начале прошлого века. Он стоил кучу денег и в то же время был бесценным. По стоимости он равнялся острову в море, с виллой, пристанями, бассейнами. Ей он достался в 1991 году, когда путем сложных обменов и доплат были расселены жильцы особняка, представлявшего в ту пору нэповскую коммуналку. За четырнадцать лет непрерывных строительных работ он вернул себе и зимний сад. Особняк находился в сотне метров от кремлевских стен.

Может быть, в связи с этим Романов спросил:

– Кто возводит крепость рядом с твоим домом?

– Крепость? Да, ты, наверное, прав. Морской офицер, разведчик. Его фамилия Абрамов. Я наводила справки. Много не узнала – его персональные данные засекречены.

– Ну да, и все личное находится в его личном деле. Не боишься, что моряк заведет скотину и ты по утрам будешь просыпаться от кукареканья и хрюканья?

– Я найду чем ответить. Говорят, павлины противно орут и эти… как их, господи… страусы! Кстати, о птичках. – Левыкина выставила на стол продолговатую бутылку «Белого аиста».

– Вижу, у тебя на все готов ответ.

– А ты как думал? Чай, не лаптем щи хлебаю. – Хозяйка отключила телефоны, чтобы постоянные звонки не мешали беседе. – Я сейчас лимончик порежу. – Она открыла дверцу высоченного холодильника. – Что тут у меня? Сосиски, ветчина, рыба, что ли, не пойму… Фу! Ну и запах! А потом кричим: гастрит, язва…

– Ты что-то про щи говорила.

– Про лапоть, – уточнила Левыкина. – Чего сидишь, мужик? Открывай бутылку. На бардак и пыль внимания не обращай. Хозяйством заведует моя троюродная сестра. Волынит. Как тут без послаблений.

– Кстати, где твои охранники?

– Здесь где-то, – снова рассмеялась она. – Один или два точно. Наверное, тебя увидели и попрятались.

Пока Романов ковырялся с пробкой и наливал коньяк в пузатые бокалы, хозяйка готовила нехитрую закуску. Она ни разу не поторопила незваного гостя даже наводящим вопросом. И при этом оставалась абсолютно раскрепощенной.

Они выпили. Женщина прикурила и открыла створку окна.

– Ты ведь не куришь? – спросила она.

– Ни разу не держал во рту эту гадость, – скривился Романов. – Когда мои школьные товарищи прятались по подвалам и смолили бычки, я учил уроки и тарабанил на пианино. Из меня мог бы получиться неплохой музыкант. Впрочем, ты об этом знаешь не хуже меня.

Борис Петрович выдержал небольшую паузу.

– Сегодня после обеда мне поступила странная информация. Откровенно говоря, я обалдел. Я приехал прояснить некоторые детали. Ты не пугайся, но речь пойдет о твоей дочери. Она где сейчас?

– О господи!.. – Любовь Юрьевна побледнела, словно набросила на лицо газовую вуаль, и всплеснула руками. – В Греции. Я десять минут назад говорила с ней по телефону. Погоди, – нахмурилась она, – наверное, не к ней интерес контрразведки, а к ее бойфренду, да?

Романов покачал головой:

– Я слышал о ее греческом парне. Он сын миллионера, его единственный наследник и так далее. Я не видел его, но, говорят, они – неплохая пара. Ничего против я не имею.

– С какой стати?

– Я так и знал, что произошла ошибка. Мне доложили, что девушка, которая называет себя Мариной Левыкиной, находится на содержании у колумбийского наркобарона. Она утверждает, что ее мать – министр связи. Другой такой Марины в России нет.

Левыкина остановила генерала жестом и набрала на сотовой трубке номер.

– Марина, здравствуй еще раз. Это мама. Мне сказали, что ты в Колумбии. Один знакомый. Что ему передать?.. Ну тогда ты окажешься в Лефортово. Не знаю, что хуже. Он рядом со мной, между прочим. Ладно, не буду отвлекать тебя.

Женщина нажала на красноватую кнопку и положила телефон на стол.

– Выкладывай – как, что, откуда. Есть версии, по которым кто-то прикрывается моим именем?

– Это было первое, о чем я подумал, – покивал генерал. – Возможно, кто-то хочет поиграть на этом поле. Вариантов много – скомпрометировать тебя, спровоцировать. Если бы не одно «но»: информация получена от первоисточника.

– Что это значит?

– Некто Сальма Аланиз, колумбийка, она приехала в нашу страну по туристической путевке. Сразу завернула в ближайший пункт правопорядка, оттуда ее направили на Лубянку. Ее принял дежурный следователь, пригласил переводчика. Потом я познакомился с содержанием беседы. Оказалось, колумбийка решила подзаработать на информации о пленнице Рафаэля Эспарзы и поставила условие: все детали она расскажет только матери девушки. Не без труда следователь переломил разговор в свою пользу.