Формула боя, стр. 66
Григорий вдруг поймал себя на том, что все это время, пока находился в кабинете, он думал не о Светлане, которую оставил одну пару часов назад, и не о ее стихах – он размышлял о школе, где учатся дети-мусульмане; об имаме, который сегодня должен посетить школу, чтобы прочесть там лекцию. Хоровод смугловатых восточных лиц мешал воспроизвести черты Светланы. Дети отчаянно мешали. И это еще одна причина. Они начали влезать уже в личную жизнь, которой у Дробова за всю военную службу почти не было. Вернее, у него была жена, которую он смог вытерпеть только три года. А сейчас… Сейчас он чувствовал, что ему необходима поддержка не только товарищей. Он истощился, ему необходима подпитка. Теперь ему будет мало визитов к отцу, срочно нужно что-то большее. И он твердо знал, что сегодня будет торопиться с работы домой. Как все нормальные люди.
Устал.
Чертова работа.
Толпа мусульман продолжала неистовствовать перед глазами, и без того смутно различимое лицо Светланы начало вытягиваться в монголоидную маску.
Всех! В душу мать!
Нет, вначале нужно успокоиться. Он почти физически ощутил пространство рабочего кабинета.
ДЕНЬ ВЧЕРАШНИЙ, ПОЛДЕНЬ
Программный администратор одной из систем специального программного обеспечения скрупулезно вынес на экран сообщение о том, что на радиоволне прозвучали слова, включенные в опцию автопоиска.
Горшков повернул голову в сторону компьютера, подавшего звуковой сигнал. На экране монитора всплыло окно сообщений.
Найдено слово целиком:
Всплывающее меню показало пять опций:
Горшков вывел текст на экран и начал читать. Окончив чтение, он вывел текст на принтер.
Пока шла распечатка, Горшков задействовал определитель номера.
Статусная строка в окне сообщений изменилась:
«Включен оператор определения абонента по номеру. Подождите». Оператор, используя реестр абонентов сотовой связи, быстро установил, кому принадлежит номер на мобильном телефоне.
Абонент: организация – средняя школа №… со специальным уклоном.
Адрес: Москва, 1-я улица Машиностроения, 18а.
# 345-1289
## квитанций по оплате за услуги телефонной сотовой линии.
Дальше шли номера квитанций, даты и суммы.
Оплата за международные переговоры: нет
Зная, что шеф обязательно поинтересуется термином «со специальным уклоном», Горшков быстро выяснил характер обучения. Школа оказалась аналогом медресе.
Пожалуй, все, подумал Горшков, собирая со стола бумаги.
Дробов тысячу раз был прав: все затраты на содержание информационного отдела оправдывают себя. Защита информации и владение ею всегда должны стоять на первом месте. И отдел Горшкова должен быть по идее не четвертым, а первым.
Информация, которую передал ему шеф 4-го отдела, оказалась весьма важной. В какой-то степени Дробов считал ее бесценной. Если бы он верил в Бога, то решил бы, что именно Господь дал ему в руки эти сведения. И даже не допустил бы мысли о том, что все происходящее тщательно скрывалось от Бога. Он был в неведении.
Дробов вызвал Николая Иванова, усадив его за стол, вручил распечатку.
– Теперь давай подумаем, – предложил он начальнику службы безопасности. – Думаю, что время настало. О таком везении я даже не мечтал. Великолепный шанс, и упустить его нельзя.
Иванов подумал, что разговоры кончились. Ему вообще-то хотелось, чтобы они не кончались никогда: говоришь и говоришь, властвуешь, играешь в начальника, деньги получаешь, а серьезное дело как бы только подразумевается – пять пишем, три в уме. Все эти рэкетирские примочки, мелкие разборки, торговля оружием, даже похищение ОВ мало что значили, ибо не имели общественного резонанса. Пусть даже в них гибли люди. Они гибли за металл, а не за идею. И это были профессионалы, которые знали, на что шли. Теперь речь шла о других людях. Множестве людей. Можно сказать, невиновных. И надо было переступить через что-то в себе. Вот почему Иванов боялся того дня и часа, когда Григорий произнесет эти слова: время настало. Даже больше – он и генерала в глубине души относил к той же категории «говорунов». Хотя порой сомневался в этом. Нет, думал он иногда, Григорий ни за что не решится на такое. Это просто говорильня, позируем друг перед другом.
Похоже, он все-таки ошибался, недооценил Дробова. Тот последнее время стал просто одержимым. Неужели он все же решился?
Иванов посмотрел в глаза своему шефу. И Дробов прочел в них вопрос:
«Ты это серьезно?»
Он скривил губы, удивив своего ближайшего помощника:
– А ты думал, я все это время шутил? Все, Николай, с этого момента только вперед. Как говорят конвойные, шаг в сторону, прыжок вверх – попытка к бегству.
Иванов не ответил. Он слепо читал распечатку разговора имама с директором медресе. Окончив чтение, он рассеянно оглянулся вокруг. Обстановка у Дробова почти ничем не отличалась от той, что была в кабинете Иванова, но он вдруг подумал, что если войдет сейчас в свой офис, то увидит только голые стены, табуретку, веревку и кусок мыла…
– Эй, пацан!
Марат Шамсутдинов резко остановился. Даже подошвы кроссовок скрипнули, совсем как у автомобиля. Обернувшись, Марат встретился взглядом с улыбчивым черноглазым парнем лет двадцати пяти. Со взрослыми нужно здороваться первым, однако Марат молчал, дипломатично решив, что у него к незнакомцу нет никакого дела: он остановил Марата, пусть и здоровается первым.
Казалось, парень понял его.
– Привет.
– Здравствуйте, – отозвался мальчик.
– Ты из школы?
– Да.
– А скажи мне, имам в актовом зале будет выступать? Мне бы хотелось прийти на встречу.
– Так имам уже был у нас.
– Правда? Вот не повезло. А он в актовом зале выступал?
– Ну да, а где же еще?
– Например, в классе или в спортзале.
– Да нет, в спортзале даже сесть негде, только низкие скамейки. А в классе все не уместились бы. Нас много.
– Да, жаль, – вздохнул парень.
– Вас могли бы не пустить, – пожалел его Марат.
– Пустили бы. Я до восьмого класса учился в этой школе. Правда, она была обычной, не специализированной. Меня Нурат Мирзоевич помнит.
Мальчик ничего не ответил. Наступила пауза.
– Ну ладно. – Парень кивнул на прощание и пошел прочь.
Марат, пожав плечами, побежал домой. В подъезде он уже забыл о недавнем разговоре с незнакомцем.
Родион Кочетков прошелся вдоль низкого забора, осматривая здание школы. Типовое здание, каких в Москве десятки. Не заходя на территорию школы, он вернулся к оставленной на обочине машине.
– Ну что? – спросил его Олег Коваль, который несколько минут назад разговаривал с Маратом.
– Поехали, – бросил Родион, садясь в кресло пассажира и прикуривая сигарету. – Крутиться здесь не будем. Поезжай на Кутузовский, там есть точно такая же школа. По ней и будем решать.
– Почему так далеко? – Коваль завел двигатель. – Я знаю такую же школу гораздо ближе.
– Чем дальше, тем лучше. Береженого Бог бережет.
– А небереженого конвой стережет, – добавил Коваль, выезжая на Киевскую.
Родион посмотрел на него хмуро.
На Кутузовском проспекте Коваль запарковал машину во дворе, в конце школьного футбольного поля. Сейчас на нем гоняли мяч человек десять пацанов, играя в одни ворота. Выйдя из машины, Коваль и Кочетков пошли вдоль поля, шурша ботинками по гравийному покрытию беговой дорожки. У противоположных ворот они присели на одну из лавочек и закурили.