Черный беркут, стр. 71

Зенин посмотрел во двор, где возле клетки с командиром находились уже несколько человек.

– Все, Костя, снимаемся. – Кавлис накрыл окуляры чехлом и подмигнул бойцу. – Командир должен быть впереди отряда. Свое дело мы сделали.

Печинин только сейчас смог расслабиться. Он облегченно выдохнул, выключая прицел и закрывая его предохранительными крышками.

Ремез присел на корточки. Короткий взгляд на командира, в котором не отразилось никаких чувств, на лице никаких обнадеживающих выражений, успокаивающих улыбок, подбадривающих кивков. Он работал. Правда, во время налета на офис Блинова Алексей все же оглянулся на Светлану. Что это – «гражданские» сопли, как сказал Кавлис? Наверное. Вроде бы пустяк, но он вскоре приобрел иное качество, став серьезной ошибкой. Этот пустяк назывался ответственностью. По силе – да, налет на «Радугу» можно было сравнить с настоящей боевой операцией, но терялось качество, без которого любая силовая акция автоматически превращалась в обычный налет. Эмоции если и не лезли наружу, то просто давали о себе знать.

Песок чуть слышно скрипнул под ногами Алексея, когда он, не вставая и не меняя положения тела, легко развернулся спиной к клетке. Глаза напряженно фиксировали каждое окно дома Безари. Ствол «бизона» неотрывно следовал за взглядом.

Сапрыкин осторожно вытянул длинный восьмимиллиметровый болт, служивший стопором, и открыл дверь клетки. Женя Ловчак, стоя позади, просунул через прутья нож и перерезал веревку на руках командира.

Михайлин пригнул голову Орешина. Клетка была настолько тесной, что Игоря пришлось быквально выкатить из нее. Он был абсолютно голый.

Женя был уже рядом. Он с трудом приподнял затекшие руки командира, надевая на него бронежилет. Михайлин расправил притороченный к спине Ремеза разгрузочный жилет, и руки Орешина продели в проймы «разгрузки». Застегнули замки. Ловчак хлопнул Алексея по плечу.

Ремез поднялся. Михайлин приподнял ноги командира. В районе живота Ремеза Ловчак связал Орешину ноги. И отошел в сторону, давая Алексею дорогу.

Ночь была так же тиха, ее покой нарушало только едва различимое шуршание ткани жилетов. И не было слышно дыхания «беркутов», казалось, их легкие замерли.

Ремез побежал. Он не смотрел себе под ноги, его взгляд фиксировал лишь пять-шесть метров впереди себя, матовую поверхность песка, который под лунным светом приобрел синюшный оттенок.

Затекшие руки Орешина безжизненно висели вдоль туловища. Он не мог пошевелить даже пальцем. Голова покоилась на плече Алексея. Ухо касалось жесткой щетины бойца, и Игорь сильнее прижался к нему. Из глаз катились слезы. Опухшее горло сумело выдавить только одно слово, которое Ремез едва расслышал:

– Леша...

Видно, крепко засели «гражданские» сопли в Алексее, ибо он, слегка поворачивая голову, но не отрывая взгляда от дороги, прошептал в ответ:

– Я, командир...

64

Ловчак и Михайлин, прикрывая командира, бежали почти вплотную. Позади них – в двух шагах – Сапрыкин и Гвоздев. У Кости Печинина были еще дела в кишлаке, он задержался вместе с Кавлисом и Касариным. Они разделились, взяв по участку.

Костя возился в салоне «КамАЗа», ставя «растяжки». Он прикрепил гранату к педали газа, привязал к кольцу взрывателя леску, другой ее конец закрепил на ручке дверцы. Затем осторожно отогнул усики кольца. Чтобы кабину разворотило взрывом, достаточно на пару сантиметров приоткрыть ее дверцу.

Однако этим он не ограничился. Выдернув чеку из другой гранаты, он с большими предосторожностями поместил ее между лобовым стеклом, поверх которого шла полоска прозрачной зеленой пленки, и прижатым к стеклу солнцезащитным козырьком. Граната упадет в салон, если машину хотя бы раз тряхнет на кочке. А неровности здесь на каждом шагу. Солнцезащитных козырьков было два, и Костя чуть усложнил свою задачу.

Он вышел из машины через дверцу пассажира и осмотрел салон через лобовое стекло. Гранаты надежно скрывались за пленкой.

Костя поспешил к другому автомобилю, где такую же работу выполнял Касарин.

Гриша обнаружил в «бардачке» кружку, снял чеку с гранаты и вложил ее в кружку – как раз уместилась. Он перевернул ее вверх дном и положил на сиденье водителя. Что сделает с кружкой водитель, его дело, может в спешке спихнуть ее на пол или просто поднять, но результат будет один и тот же. Правда, если человек попадется опытный, он вначале подсунет под кружку руку и, придерживая, перевернет. Хотя ловушек было достаточно, чтобы в кабине взорвалась хотя бы одна граната.

Кавлис устроил пару «растяжек» на крыльце дома Безари, протянув леску на высоте тридцати сантиметров от ступеней. Неплохо, если бы первым или хотя бы вторым из дома вышел сам главарь, подумал он. Но полевого командира в лагере не было. Когда он вернется? Если сегодня, то ближе к утру: дорога до границы одна, да и то с большим натягом могла именоваться так. Есть еще тропа, по которой два года назад ушел Безари. По ней без опаски ходили только горные козлы.

Отступая с бойцами, Николай оглянулся. Вроде все сделали правильно. Теперь быстрее на север, где почти сходятся две дороги, ведущие через ущелье и перевал, единственный путь для отступления. С воинами Юсупа, которые остались охранять машины, придется договориться. По-своему. А дальше строго по разработанному плану. Юсуп попался один раз, попадется и во второй.

Кавлису с бойцами пришлось довольно долго догонять основную группу: Ремез взял приличный темп.

Сапрыкин и Гвоздев наконец-то разглядели в лунном свете своих товарищей и бежали теперь, не оборачиваясь.

– Вижу майора, – Сапрыкин уже не боялся разговаривать в полный голос.

– Понял, – Ремез ускорил темп. Алексей чувствовал на шее огненное дыхание командира, но только сейчас, когда Сашка сообщил о появлении Кавлиса, распорядился: – Воды командиру.

Ловчак, следовавший позади Ремеза, отстегнул от «разгрузки» фляжку и забежал чуть вперед. Он зафиксировал ее на плече Алексея, придерживая рукой, и Орешин сделал несколько глотков.

– Хорэ! – предупредил Ремез. – Много не давай.

Ловчак поймал взгляд командира и улыбнулся. Приподнял его руку и пожал.

– Женька, – прошептал Орешин.

– Все нормально, командир.

«Беркуты» здоровались с ним по очереди. Прежде чем настала очередь Кавлиса, Орешин увидел незнакомого ему человека.

– Костя Печинин, – представился он. – Отряд «Витязь».

– Стреляет лучше Аносова, – сообщил Ремез. Он ждал вопроса Игоря. Боялся, что отвечать на него придется ему. Чего там медлит Николо?.. Упредив Орешина, Алексей понес всякую ахинею: – А я снова в бригаде. Микола уговорил. Санька-то Сапрыкин свалил, рапорт написал. Матерых «беркутов» не остается, вот я и поддался соблазну. Головачев, конечно, поначалу ни в какую. Подлец, кричит, ты, Леша! Я стою, прячу свои коптилки, стыдно на генерала взглянуть. А возле штаба пацаны собрались, в окна заглядывают. А генерал с понтом не видит их, продолжает воспитательную работу. В тебя, говорит, Орешин душу вложил, а ты ее выплюнул и...

– Вовка жив? – неожиданно услышал он. И сразу же ответил. Ответил хорошо:

– Жив Вовка, командир. Вовка жив. – И замолчал. Потом неожиданно остановился. Глядя себе под ноги, произнес: – Товарищи офицеры!

Бойцы, тяжело дыша, несколько секунд стояли молча. Тишину нарушил Ремез. Чуть повернув голову в сторону Орешина, он тихо сказал:

– Прости меня, командир... И не держи на меня зла.

Кавлис разрядил напряженную обстановку, резко скомандовав:

– Леша, вперед!

Ремез бежал не оглядываясь, чувствуя, однако, что его место сейчас не здесь, а там, позади, откуда они ушли, где должен находиться отряд под его командованием, в состав которого входил только один боец – Алексей Ремез. Мысленно он вопил, желая, чтобы его крик долетел до ушей Безари: «Давай, сука, почувствуй меня – и в погоню! Пока мы не ушли слишком далеко».