Черный беркут, стр. 66

Кабанов долго сидел молча. Потом поднял голову и посмотрел на следователя.

– Дима, давай поговорим по-человечески.

К Аксенову с такой просьбой за последнее время обращались дважды. Причем один и тот же человек: Светлана, продавщица из универмага. С ней-то он мог поговорить по душам, а стоит ли с Кабановым?

– Давай поговорим, – после непродолжительной паузы согласился он.

– Я ничего не знал об инвалидах.

– Как так? – следователь подался вперед.

– Да вот так. Понимай как хочешь.

Аксенов ничего не понимал. Кабанову бы уцепиться за этот шанс, а он усугубляет свое положение.

– Ты только на следствии такого не говори, – Аксенов помолчал. – Давай-ка я выключу диктофон и послушаю тебя. Мне нравится, что ты не цепляешься за соломину. В зависимости от того, что ты мне сообщишь, у тебя появится шанс. Может – я ничего не обещаю.

«Гнилые «заезды», – подумал Кабанов, – но деваться некуда».

Глава восьмая

61

Таджикистан, юго-западный приграничный район

Двигатели двух «КамАЗов» работали на холостых оборотах, фары включены. Главный дом выглядел празднично, равно как и улица, в конце которой свет терялся. После десяти часов вечера боевики развернули машины, и сейчас свет фар освещал подступы к поселку с западной и северной стороны. Одна машина светила как раз в то место, откуда группа Кавлиса намеревалась подойти к поселку.

Ремез толкнул локтем Кавлиса: ну, что я говорил?

Кавлис показал два пальца: работаем второй вариант.

Он был немного сложнее. Подходить придется с юга, а не с востока, как в первом варианте. Затем, минуя освещаемую зону, резко менять маршрут – самим гасить огни машин рискованно; впрочем, на месте будет видно. С южной стороной поселка у Ремеза не было возможности познакомиться, тому несколько причин, включая и ту, что юг открыт, не было даже малейшего укрытия, чтобы исследовать его. В принципе он знал, но не детально. Восточную же сторону Алексей тщательно изучил, наблюдая за поселком в бинокль. Он мысленно проложил путь отхода, запомнил каждый камень, все неровности почвы, чтобы впотьмах не оступиться.

Все же вариант операции, начинавшейся с южной стороны кишлака, основательно проработали. «Хорошо, что Николо в свое время не сбежал из части, – острил про себя Ремез, наблюдая за лагерем в бинокль, – и его мозги не размякли. Безари, Безари, – продолжал он, – ну почему ты уехал? Не мог перенести встречу на завтра?»

Как ни всматривались разведчики, легковых автомобилей в лагере они не обнаружили.

Свет «камазовских» фар бил прямо в глаза, и все же клетка с пленником различалась. Она стояла метрах в тридцати позади и немного левее грузовика. Ее касался слабый свет габаритных огней машины. Спит ли Орешин, в беспамятстве или бодрствует, определить было невозможно.

Ремез предложил предупредить его свистом. Кавлис поначалу не согласился. Касаясь губами уха бойца, он прошептал:

– Вспугнем охранников, Леша.

Ремез покачал головой:

– По ночам птицы часто дают о себе знать. Я знаю, командир.

Словно в подтверждение позади них свистнула завирушка. Алексей тут же отозвался. Это было так естественно, словно он и в самом деле был крохотной пичугой.

Ремез припал к окулярам бинокля, на миг ему показалось какое-то движение в клетке. Но нет, только показалось, режущий глаза свет не давал рассмотреть все в деталях. Такая возможность представится по ходу продвижения отряда на юг, а сейчас бойцы сосредоточились в той точке, откуда планировалось начать операцию. Однако одна из машин, развернувшись в их сторону, принудила «беркутов» ко второму варианту.

Николай коснулся руки Ремеза: пошли.

Отряд бесшумно снялся с места.

Спецназовцы сделали порядочный крюк, выходя к поселку с южной стороны. Теперь единственным источником света им служили яркие звезды. Небо на северо-востоке начало понемногу светлеть, скоро появится луна. Через полчаса она зависнет над старой крепостью, будет помогать отряду и мешать одновременно.

Тишину ночи нарушало ворчливое урчание грузовиков; и теперь уже с южной стороны раздался одинокий свист пересмешника. А до этого в горах раздался протяжный вой: оскалившись, появление луны встречал шакал. Его тоскливую песню подхватили еще несколько глоток. И затихли.

Все было расписано по секундам, каждый выполнял свою функцию. Дав остыть бойцам после сорокаминутного марш-броска, Кавлис, отмечая время на светящемся циферблате «командирских» часов, жестом отдал распоряжение Зенину, Сапрыкину, Касарину и Ремезу. А сам с остальными бойцами поспешил на возвышенность как раз напротив дома Безари, но несколько правее от него. Расстояние до дома – чуть больше ста метров.

Разведчики не сделали и двух шагов в сторону кишлака, как вдруг один за другим заглохли двигатели «КамАЗов». Пару секунд спустя выключилось зажигание, погасли фары. Одновременно с этим показалась луна. Она устремилась вверх, звезды вокруг стали меркнуть. Если бы Ремез стоял в это время на возвышении, он бы увидел, что путь, мысленно проделанный им во время разведки, довольно ярко освещается луной.

Разведчики опаздывали на пятнадцать-двадцать минут.

Ремез беззвучно выругался. Он достиг третьего по счету от резиденции Безари дома и прижался к стене. Рядом с ним остановился Сапрыкин. Зенин и Касарин – напротив, у сарая. Пригибаясь под распахнутым настежь окном, Алексей вспугнул пару летучих мышей. Прошелестев крыльями, они едва не коснулись его лица. Ремез недовольно поморщился и двинулся к углу дома.

В нем никто не обитал. Летучие мыши послужили своеобразным подтверждением этого.

Алексей осмотрел улицу, бросил взгляд на восточную высотку, откуда они с Зениным вели утреннее наблюдение за поселком.

Глаза привыкли к сумеречному свету, экстремальная ситуация, как часто бывает, обострила зрение, сейчас «беркуты» видели так же хорошо, как днем. Через две-три минуты они заметят часовых, снимут их, «мухи не потревожив», но...

Ремез предостерегающе поднял руку. Со стороны крепости к дому Безари спешил человек. Алексей обнажил нож и приготовился.

Рахима не спала. Мочевой пузырь старшей дочери табиба давно стал слабым, ночью она часто прерывала свой сон. Около полуночи она проснулась в очередной раз и вышла во двор. Их дом стоял неподалеку от крепости; из-за мрачной башни выглядывала луна. Где-то вдалеке раздался жалобный вой шакала. Очень далеко. По-видимому, он спугнул птицу. Она тревожно пропела короткую песню и смолкла. Рахима распознала по голосу пересмешника, редкого гостя в этих краях. Старая таджичка уже давно не слышала пения этих птиц, но вот вчера она дала о себе знать.

Рахима, вглядываясь, заслонила глаза ладонью от солнечного света, позвала отца. Последнее время он стал забывчивым, часто называл ее именем младшей дочери, которая умерла в прошлом году.

– Отец, погляди, кто прилетел к нам в гости.

Старик не ответил, даже не вышел из дома.

Она позвала вторично:

– Папа!

– Отстань от меня, Айша!

Рахима обиделась: опять назвал именем сестры.

Сейчас отец был не в духе. Настроение его испортилось после возвращения от Безари.

При воспоминании о красивом благородном воине Рахима приходила в смятение. В этом году ей исполнится шестьдесят два года. В молодости она была замужем, но Аллах забрал мужа, не дав ей детей. Айша рожала дважды, оба ребенка умерли еще грудными.

– Проклятие на моем роду! – неистовствовал отец, награждая оплеухами своих дочерей. – Ни замуж выйти, ни родить! Выгоню из дома!

Рахима несколько раз видела Безари, когда приезжала в Нижний Пяндж. Это сейчас ему шестьдесят лет, а тогда он был молодым тридцатилетним мужчиной с иссиня-черной бородой, по которому сходили с ума местные красавицы. В ту пору он встал во главе тайной мистической организации.

Прошли годы. Вначале Рахима сохла по Безари, потом начала желать любого мужчину, пускай даже пожилого, потом высохла сама, разменяв шестой десяток.