Черный беркут, стр. 23

Глава восьмая

20

Только в половине одиннадцатого утра в квартире на Большой Песчаной улице взяли трубку. Сонный голос спросил:

– Алло?

Кавлис улыбнулся: Ремез. Пичуга. Он узнал его голос по одному только слову. Любой из бригады узнал бы его. Ремез слыл самым жизнерадостным «беркутом» среди них. Несмотря на внушительные габариты, Птаха был добрым парнем.

– Леша?

– Допустим. А там кто?

– Николай Кавлис.

В трубке повисла тишина. Майор едва различил, как Ремез шепотом, по слогам произнес:

– Кав-лис... – И уже громко: – Майор! Ты?

– Я, Леша.

– Ты откуда, Николай? Из города? Проездом? Ты на вокзале? Я сейчас подскочу. Жди меня.

Кавлис улыбнулся. Все-таки Птаха скучает по бригаде. И был уверен: спроси сейчас Ремеза: «Вернешься в часть?» – тот, не колеблясь, ответил бы: «Ждите. Я сейчас».

– Не торопись, Леша. Я хотел зайти к тебе, поговорить.

– Поговорить? Давай быстрее, майор! Ты даже не представляешь, как я хочу поговорить с тобой. Да мы с тобой заговорим друг друга! Может, мне выйти тебе навстречу?

– Не надо, через пять минут я буду у тебя.

Алексей встречал гостя на площадке, Кавлис, едва поднявшись на второй этаж, сразу попал в медвежьи объятия хозяина.

– Чувствую, неспроста явилось ко мне начальство. Ничего, что я на «ты»? Я вроде бы и не в подчинении теперь.

– А хотел бы? – Кавлис прошел в комнату, оглядывая прокуренные потолки и пожелтевшие обои.

– Хотел бы, но, как говорят, поезд ушел, пристяжные разбежались. Водочки?

Николай согласился. Ремез ловко разлил водку по рюмкам и подмигнул гостю:

– За встречу?

Майор выдержал паузу, в упор глядя на хозяина.

– За Станислава Фиша. За Аню Орешину. – И опрокинул рюмку в рот.

Он видел, как задрожала рука Алексея, расплескивая водку. Ремез долго смотрел на гостя, боясь задать вопрос.

– Ты что говоришь, майор?! – Алексей придвинулся к нему. Кавлис почувствовал, что еще чуть-чуть, и Ремез схватит его за грудки.

– Так вышло, Леша, – тихо ответил он, глядя на посеревшее лицо боевого товарища.

– Почему Аня? А, майор? Почему Аня?

В тот день они встретились случайно. Алексей с Сашкой Сапрыкиным ходили по магазинам, подбирая родителям подарки к Новому году. Стоял страшный мороз, кондиционеры у дверей не успевали сгонять холодный воздух с посетителей, входивших в центральный универсам города. Возле дверей висело полупрозрачное облако пара, цеплявшееся за каждого входящего и какое-то время следовавшее за ним. Хуже всего было очкарикам; сделав несколько шагов, они останавливались и либо снимали запотевшие очки, либо, сдергивая перчатки, совали занемевшие пальцы к линзам и отчаянно протирали их. Потом проверяли, видно что или нет, смешно задирая подбородки и оглядываясь.

Приятели стояли в отделе, где шла торговля вязаными свитерами. Сашка уже выбрал и, отставив руки, проверял на качество теплый свитер с вышитым на левой стороне белым медведем; лейбл явно говорил за то, что в этом свитере не страшны никакие морозы. К тому же этот подарок отцу будет иметь особое значение.

– Давай себе такие купим? – Сапрыкин перевернул свитер и стал изучать его сзади. – Норвегия, высший класс.

– Да я вроде не мерзну.

Сапрыкин покосился на друга, который в самый лютый мороз ходил с открытой шеей. Однако сегодня на нем был плотно повязан толстый шарф.

– Так берем?

– Давай, – согласился Ремез.

– Девушка, нам два свитера пятьдесят вторых и один... ты какой носишь?.. и один пятьдесят шестой. Леха, купи матери кофту. Я куплю. – Сапрыкин взял над приятелем шефство, находясь в некой эйфории после удачной покупки. – Девушка, нам еще пару сорок восьмых женских, вон тех. – Он указывал продавщице на кофту, а Ремез смотрел в другую сторону: в универсам, таща за собой клубы морозного воздуха, входили командир бригады Игорь Орешин и Анна.

Алексей напрягся и непроизвольно вытянулся, но не перед командиром, а перед его женой. И не мог отвести взгляда от ее глубоко посаженных серых глаз и румяных щек.

Орешин, увидев своих бойцов, направился к ним. Разматывая шарф, Аня шла позади мужа. Она тихо улыбалась, слегка приподняв уголки губ, улыбалось все ее лицо, глаза, щеки с обозначившимися симпатичными ямочками.

Так уж повелось: самая красивая для солдата женщина в военном городке – жена командира. Сколько разговоров было по этому поводу! Говорили в основном коротко и уважительно, с долей шутки и только тогда, когда Анна приходила в часть: «Мне б такую!» Хотя молодые бойцы понимали, что «такую» мог иметь только Игорь Орешин.

Ее красота была не кричащая, библиотекарша в части по внешним данным могла дать Анне несколько очков, но она стала единственной для Алексея, пацана, который в восемнадцать лет надел форму морского пехотинца, потом, прослужив полтора года, вступил в элитное подразделение, относящееся к Департаменту по борьбе с терроризмом, через шесть месяцев подписал контракт, прошел короткий курс, получил звание прапорщика и еще два года либо находился в части, либо выполнял боевые задания. И все это без перерыва, если не считать двух коротких отпусков, которые он прожигал дома: скорее бы в часть, к друзьям и чувствовать, что где-то рядом находится любимый человек.

Впервые Алексей увидел Анну три года назад.

– Кто это? – спросил он у сослуживца.

– Да ты что! Анна, жена Орешина.

Они стояли возле КПП, Алексей заметил, что Анна чуть дольше положенного при встрече с незнакомцем задержала на нем взгляд. Это и понятно: рост сто девяносто два, вес сто десять, плечи в два обхвата. Одним словом, она смотрела на необычный экземпляр, не более того. Орешин возьми и подойди к ним.

– Познакомься, Аня, с моими бойцами. Вот этого парня называют зябликом, – полушутливо представил он Алексея.

– Почему зябликом? – Она улыбнулась и протянула узкую ладошку, которая целиком скрылась в ладони «беркута».

Его называли по-разному: Птаха, Зяблик, Щегол, но в основном Пичугой, а когда брали банду Безари Расмона, таджики, помогавшие в проведении операции, прозвали его чалыкушу – маленькой кустарниковой птицей.

– Вообще-то я Ремез, – сообщил Алексей, сраженный наповал серыми глазами женщины. Неожиданно для самого себя он пустился в пространный рассказ, лишь бы подольше находиться рядом с Анной. И совершенно забыл, что продолжает держать ее руку в своей. Вернее, в тот момент для него это было вполне естественно.

– Ремез – это такая птичка, маленькая пичуга. Коричневато-серого цвета. Вот... Да, у нее еще есть широкая черная маска. Они, значит, вьют гнезда-рукавички. Сначала делают такой вот гамачок и окружают его камышовым пухом. Две недели строят, представляете? Вернее, самец строит, а самка откладывает яйца еще во время строительства. Потом она садится на кладку.

Женщина, не сдержавшись, рассмеялась. Ремез по-прежнему продолжал держать ее руку.

– А самец? – спросила она. – Что делает потом самец?

– Свистит.

Она снова засмеялась и слегка потянула свою руку.

Алексей еле слышно сказал «ой» и разжал ладонь.

– Просто удивительно, что вы все знаете о своей фамилии. Специально изучали?

– Пришлось. Еще в школе начали приставать: ты эстонец? Латыш?

– Да, к вам пристанешь! – Она в очередной раз оглядела могучую фигуру «беркута».

– Я русский, честное слово!

Орешин наблюдал за этой сценой с полуулыбкой на лице. Он видел растерянность на лице своего бойца и некоторую заинтересованность жены. Он, в прошлом сам «зеленый» солдат, все понимал и знал, что это мимолетно, пройдет и забудется. Однако в отношении Алексея он ошибся.

– Как же все-таки вас зовут? – спросила Анна.

– Алексей.

– Рада была познакомиться. – И она, кивнув на прощанье, взяла мужа под руку. Супруги направились к штабу части.

Сапрыкин стоял как оплеванный, на него жена командира даже не взглянула, не поздоровалась, хотя он рвался представиться ей первым.