Черный беркут, стр. 22

– Как с оружием? – Инструктор, старший прапорщик, грозно прошел вдоль шеренги, оглядывая курсантов. – Сапрыкин!

– Я! – Боец поднял автомат и выстрелил в воздух.

– Ремез!

– Я! – Выстрел.

– Яруллин!

– Я! – Старлей напрасно пытался «оживить» свой автомат, прочно забитый грязью. – Сейчас, сейчас... – На глазах старшего лейтенанта морпеха слезы. – Сейчас...

– Свободен, Яруллин, на год.

Вот и еще один сошел с дистанции. Обидно сошел, хотя еще в начале курса говорилось о том, что оружие надо беречь.

– Сапрыкин, Ремез, Гулевич, на огневой рубеж марш!

Сухие звуки выстрелов, уши уже ничего не слышат, в руках противная слабость. Кто-то недостаточно метко отстрелял – и тоже сошел.

Совсем рядом, в нескольких десятках метров, из укрепительных сооружений раздались выстрелы: сухие, тявкающие, глухие, пронзительно воющие.

– Ремез!

– Автомат «калашников» из двух точек... Двуствольная пушка «ГШ-30», осколочно-фугасные снаряды, одна единица... Австралийский «аустэн», одна единица... «Узи», из двух точек... Пистолет «макаров», одна единица.

– Плохо со слухом, Ремез? Поправься.

– «Вальтер» 9 миллиметров. – Молодец, Ремез. Следующий. Ко мне, Сапрыкин. Слушай.

– «Макаров»... Автомат Драгунова... Кумулятивный из «РПГ»...

– На штурмовую полосу марш!

Сколько еще? Когда конец? Грязь манит к себе, как пуховая перина, упасть и заснуть на неделю.

Удивительно, но Сашка Сапрыкин даже посвежел. Избитые в кровь колени, лицо в грязи, а на губах улыбка: прошел штурмовую полосу!

Рано, Санек, ох, рано! Впереди «мясорубка», взвод свежих, полных сил «Черных беркутов».

– Ко мне, воин!

Лопаются губы от сильных ударов, шумит и меркнет в голове, но опустить руки означает сдаться на последнем рубеже.

Держись, Санек! Вот так его, подлюгу! Дай этой сволочи! Молодец!

– Ремез! Иди, иди ко мне!

Разбитые губы уже не различают вкуса крови, один глаз заплыл, невыносимая боль в порезанных кровоточащих ногах, время остановилось. Удар – куда-то в пустоту. И тут же получил в ответ. Собраться, озвереть, зарычать, но... не завыть. – Ах ты!..

И откуда силы берутся.

Кровь, стоны, нечленораздельные выкрики, мат; дави своего же приятеля, бей его, добивай, смотри, как мутнеют его глаза; закаляйся, воин, тебя уже никогда не коснется жалость к противнику, ты теперь лучший из лучших.

...На колени Алексей опустился сам. И, принимая от командира заветный берет, с дрожью в голосе и со слезами на глазах произнес:

– Служу Отечеству и Спецназу!

И все. Больше ничего Алексей не помнил: день для него, как и для двадцати обладателей беретов – теперь уже настоящих «беркутов», – закончился; но долго звучали в ушах обрывки речи командира Орешина Игоря Владимировича:

– ...Вы – не для регулярных войн. Вы – для грязной работы... карательных функций... антитеррора... Нет грамотнее солдата, чем каждый из вас... готовы в любую минуту, чтобы вас использовали...

Разве мог тогда подумать Алексей, что вскоре он добровольно уйдет из «элиты» и причиной будет служить... Нет, лучше не думать об этом, потому что в какой-то степени причина была в самом Орешине.

* * *

Рядом кто-то остановился. Алексей поднял голову и тут же встал.

– Здравствуйте, Света. – Он замолчал; тогда, в универмаге, он в течение трех дней не решался с ней заговорить. У него была причина: вскоре он должен был посетить торговый дом уже в другом качестве; будет ли пятый раз, он не знал. Однако главная причина – ее глаза, они как две капли походили на другие, такие родные и далекие, близкие и недоступные. Когда он впервые увидел Светлану, его пробрал мороз: почти то же лицо, те же губы, глаза... И снова он в нерешительности. Разумеется, это не она, но, глядя на девушку, его воспоминания становились почти реальностью. А он уже думал, что все забылось. Оказывается, он помнил все, чувства не притупились.

Алексей запоздало представился. Девушка, поколебавшись секунду, протянула руку:

– Светлана.

Его рука оказалась жесткой, грубой, с характерно сбитыми костяшками на суставах.

– Я получил вашу записку, спасибо. А та девочка, это ваша сестра?

– Вообще-то это не имеет значения. Просто я хотела передать вам, что сегодня со мной говорил следователь. Не знаю, как получилось, но он сумел вытянуть из меня... Одним словом, он знает, что я узнала вас.

– Мне не стоило оборачиваться.

– Наверное... Я узнала вас по глазам.

Алексей хотел сказать, что ее глаза также стали причиной его появления здесь.

Наступила неловкая пауза, во время которой девушка продолжала держать левую руку у груди, прикрывая порванную блузку. Но он заметил это. Светлана вынуждена была оправдаться.

– За домом следят, пришлось выбираться через окно в сарае.

– Вы живете в частном доме? – осведомился Ремез.

– В подвале.

– Где?! – Алексей от удивления открыл рот.

Светлана, рассмеявшись, дотронулась до его руки.

– Я хотела сказать, что окно было в подвале. – Девушка чуть замешкалась. – Слушайте, Алексей, давайте на «ты». А то у нас слишком официально получается, я так не привыкла. Между прочим, все девчонки на этаже без ума от вас.

– Мы обязательно придем еще раз, – пообещал Ремез.

– Ненормальные! Надеюсь, это шутка?

Алексей пожал плечами.

19

Джип «Ниссан-Террано» медленно проехал мимо центральных ворот парка культуры. Рябушкин взялся за сотовый телефон.

– Юрий Иванович, она в парке. С ней парень. Один.

– Вова, если ты его упустишь... – Рябушкин услышал в трубке не совсем уверенный скрип зубов бригадира.

– Возьмем, Юрий Иванович.

Джип развернулся и наехал колесами на бордюр. Двери открылись, четверо боевиков Блинова, расправляя плечи, уверенно прошли на территорию парка.

Светлана сразу узнала Рябушкина. Тот часто проходил мимо ее отдела и скрывался в служебном помещении. Она инстинктивно вцепилась в руку Алексея.

Ремез мог бы дождаться гостей и начать разговор, сидя на лавочке. Однако он был профессионалом, а не пижоном, поэтому быстро встал и отошел от лавки. Светлана продолжала держать его за руку.

– Отпусти руку и отойди, – раздельно произнес он.

Парни уже начали окружать их, у двоих в руках дубинки. Настроены они были решительно. Отходить девушке было поздно.

– Ты сам пойдешь, – спросил Рябушкин, – или тебя попросить? Коля, попроси его.

Николай Игонин красиво покрутил дубинкой перед собой и над головой. Алексей шагнул навстречу, отвлекая Рябушкина, который намеревался подобраться к девушке со спины.

Игонин умел обращаться с дубинкой, он молниеносно сориентировался и нанес сильный удар в плечо Алексея. Ремез даже не поморщился. Он стоял, собирая боевиков в кучу, и получил второй удар по спине, потом еще один. Теперь все четверо насели на него, видя его пассивное поведение. Осталось только свалить этого здоровяка и, как обычно, пустить в пинки.

Ну все, теперь пора.

«Беркут» одним ударом выбил одного боевика из плотного окружения. Захватил чью-то руку и, выкручивая ее с хрустом, развернулся лицом к нападавшим.

В свете фонарей Светлана видела лицо Алексея, спокойное и суровое, с прищуренным левым глазом, словно он прицеливался. Он методично и хладнокровно наносил удары, девушка про себя считала их: один... три... пять... семь...

Последний, девятый удар, достался Рябушкину. Ремез в своем стиле, слегка подпрыгнув, резко выбросил ногу вперед.

Все.

Алексей быстро осмотрелся и протянул девушке руку.

– Нужно уходить отсюда. У меня машина неподалеку.

Она дотронулась до его плеча. Через разорванный рукав рубашки был виден длинный багровый кровоподтек – след от удара дубинкой.

– Больно, Леша?

– Заживет.