Тени Королевской впадины, стр. 38

– В общем, имейте в виду: наше терпение истощилось, – сказал министр.

– Вы и так время от времени конфискуете нашу газету…

– Это только цветочки… – Министр нервно пожевал губами и сказал: – Я требую, чтобы вы дали опровержение своей корреспонденции, связанной с исчезновением Гарсиа.

– Как это – опровержение? – удивился редактор «Ротана баннеры».

– Очень просто, – пояснил министр. – Вы должны, ссылаясь на официальные источники, сообщить, что исчезновение Гарсиа расследуют соответствующие государственные органы, а что касается корреспондента, то он просто сунулся не в свое дело. На него наложено взыскание, и точка. Можете намекнуть, что расследование продвигается успешно, преступник не скроется от правосудия.

– Простите, но как же успешно, если до сих пор не обнаружено никаких новых данных? А ведь расследование продолжается уже неделю.

Министр укоризненно покачал головой:

– Непонятливость не украшает никого, тем паче редактора. Неужели вам не ясно, что сам по себе факт необнаружения никаких следов Гарсиа и пропавшей машины генерала Четопиндо говорит о вполне определенных вещах? Человек и тем более машина – не иголка. Они не могут бесследно затеряться, по крайней мере в Оливии. И поэтому вывод из предварительных результатов расследования может быть только один: Гарсиа – агент безответственных левых элементов – сумел улизнуть за границу, взяв с собой секретные документы генерала Четопиндо, чем нанес ущерб нашему государству.

– Разрешите процитировать вам пункт четвертый статута свободной печати, – возразил редактор.

Но разъяренный министр остановил его:

– Прекратите! И запомните: в следующий раз я прихлопну ваш паршивый листок! По всем пунктам!

На следующий день после выхода газеты «Ротана баннера» с нашумевшей корреспонденцией бензозаправочная станция близ действующего вулкана была закрыта, как гласила табличка, «на капитальный ремонт», а мальчишка-заправщик куда-то исчез.

Словно по сигналу, в стране началась политика «завинчивания гаек».

Стихийно вспыхивавшие митинги разгонялись – правда, до кровопролития дело пока не доходило. В наиболее важные пункты – порт, фабрики, заводы, рудники – вводились правительственные войска.

В общем, положение в стране и впрямь наиболее точно можно было охарактеризовать словами – «котел с перегретым паром».

Генерал Четопиндо – председатель Комитета общественного спокойствия – мчался то в один, то в другой уголок Оливии, чтобы на месте разрешать конфликтные ситуации. В поездках генерала сопровождал новый помощник, молчаливый плотный бразилец Карло Миллер.

Лидер левого крыла рабочих профсоюзов Орландо Либеро, несмотря на все попытки, так и не сумел получить у Четопиндо аудиенцию. Очевидно, это объяснялось чрезвычайной занятостью генерала…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

…Да, отправляясь выполнять первое задание генерала Четопиндо, Миллер и предположить не мог, что оно будет таким для него удачным.

Когда они прибыли в Санта-Риту и кое-как отбились от оравы крикливых и развязных репортеров, прижимистый генерал поместил своего новоиспеченного помощника в дешевый третьеразрядный отель, с хлопающими дверьми и наглой прислугой.

Спускаться вниз, в ресторан, Миллеру не хотелось. Кое-как объяснившись с горничной, толстой и неопрятной негритянкой, он вытребовал в номер скудный ужин и бутылку пива. Пиво оказалось теплым, но он выпил все до капли: одолевала жажда. В голову лезли тревожные мысли. Беспокоил фотоснимок, сделанный Четопиндо во дворе клиники Шторна.

Миллер не мог не понимать, что отныне он целиком и полностью в руках генерала. Кто его знает, что у Четопиндо на уме? Разумеется, генерал возится с ним не для того, чтобы выдать полиции. Это соображение обнадеживало, но полностью успокоить не могло. А вдруг, достигнув своих тайных целей, Четопиндо захочет избавиться от него?

Душа в номере не было. Он, как разъяснила негритянка, помещался на этаже, но выходить из комнаты Миллеру не хотелось. Он сбросил пропахший потом костюм и надел гостиничную пижаму, напомнившую ему одежду лагерников.

Воздух в комнате был несвежий, застоявшийся. Миллер подошел к окну, распахнул его. В номер хлынул уличный шум, ворвались неведомые запахи – острые, пряные, дразнящие. Миллер высунулся в окно, рискуя вывалиться.

Хотя солнце давно зашло, было все еще душно. Прохожих было немного – город, видимо, засыпал рано, даром что столица. «Словно Берлин», – подумалось ему.

Наезжая в Берлин, Миллер всегда останавливался у сестры отца, которая занимала квартиру, всеми окнами выходящую на Унтер ден Линден. Миллер любил постоять у окна, наблюдая размеренную, неторопливую жизнь столицы. Не верилось, что где-то гремит война, отвоевывая рейху жизненное пространство, маршируют солдаты фюрера, льется кровь, рвутся бомбы и рушатся здания. Здесь, в Берлине, было тихо и уютно. Карл стоял у окна долго. Все реже и реже проезжали по Унтер ден Линден машины, чистенько подметенные тротуары пустели, а на ближнем перекрестке все еще маячила фигура регулировщика в аккуратной белой хламиде. Редкие пешеходы пересекали улицу с педантичной осмотрительностью. Едва зеленый глазок светофора сменялся красным, как они замирали у кромки тротуара, даже и не помышляя о том, чтобы перебежать улицу. Проезжая часть могла быть совершенно пустынной, машин и духу не было, и полицейский-регулировщик ввиду позднего времени уже покинул свой пост, но они продолжали покорно стоять, ожидая зеленого сигнала.

В этом смысле Санта-Рита разительно отличалась от Берлина. Днем машины мчались по улицам с бешеной скоростью, шоферы весьма вольно толковали правила уличного движения. Машины обгоняли друг дружку, неистово гудели, только что не наскакивая одна на другую, а пешеходы переходили улицы, отважно лавируя между фырчащими моторами и совершенно игнорируя светофоры. Даже такси останавливали здесь не так, как за океаном – поднятием руки, а каким-то особым свистом, который Миллеру никак не давался.

И только теперь, поздним вечером, малолюдная Санта-Рита уподобилась Берлину. Бархатную ночь над оливийской столицей прошивали нещедрые огни. Город затихал, готовясь отойти ко сну.

Снизу вдруг послышался незнакомый гортанный возглас. Миллер вздохнул – он почувствовал себя бесконечно чужим в этой гостинице, в этом городе, в этой стране.

Плотнее запахнув на груди застиранную пижаму, прислушался: возглас не повторился. Глянул вниз: под самыми окнами целовалась молодая парочка.

Из-за угла вынырнула веселая компания – несколько парней и девушек, и сонная одурь города мигом отступила. Один из парней напевал, подыгрывая себе на гитаре. Странная вещь – песня показалась Миллеру знакомой. Где, черт возьми, он слышал эти слова о шквале, который разрушает стены темницы и несет с собой свободу?.. Наконец его осенило. Ну да, он слышал эту песню в порту, в Королевской впадине, едва только, полуживой, ступил на берег. Эту песню пели докеры.

Компания с гитарой медленно прошла мимо здания отеля и скрылась вдали. Парочка внизу тоже куда-то исчезла, словно растворилась в душном, сыром воздухе…

Хлопнула дверь на этаже, кто-то визгливым голосом настойчиво звал дежурную.

И город, и отель жили своей жизнью, и не было им никакого дела до Миллера, в прошлом – немца, а ныне – бразильца, который благодаря стечению семейных и прочих обстоятельств перебрался в Оливию и стал помощником грозного генерала Четопиндо…

Что ж, прошлое отрезано намертво, к нему нет возврата. Завтра с утра начнется его официальная служба в Комитете общественного спокойствия. Ровно в 8.30 он должен быть у генерала Четопиндо.

Стало свежо, он закрыл окно, аккуратно опустив шпингалет, и лег в постель.

Спал плохо.

Утром он явился в Комитет общественного спокойствия, хмурое здание, расположенное близ центра Санта-Риты. Прежние его встречи с генералом Четопиндо проходили в другом помещении.

Охранник скользнул по нему взглядом и пропустил, не сказав ни слова: видимо, был предупрежден.