Тени Королевской впадины, стр. 1

Владимир 

ПРОЛОГ

Жесткая ковровая дорожка скрадывала шаги. Идя по коридорам, Талызин подумал, что здание, куда он явился по вызову, на самом деле гораздо больше, чем выглядит снаружи: этим несколько загадочным свойством обладают многие старинные особняки.

У двери с табличкой «14» он остановился и, внутренне подобравшись, постучал.

Откровенно говоря, вызов в Управление застал Ивана Александровича Талызина врасплох: он рассчитывал, что после возвращения из немецкого тыла, где он выполнил трудоемкое и сложное задание, ему дадут хотя бы недельку отдыха. «Разведчик предполагает, а начальство располагает», – улыбнувшись, подумал Талызин.

Кабинет, куда он вошел, был против ожидания невелик и отличался спартанской обстановкой: ничего лишнего.

Сидевший за столом человек в штатском вышел ему навстречу и радушно пожал руку.

– Присаживайся, – указал он на кресло. – Рад видеть в добром здравии.

За плотными шторами стрельчатого окна остался вечер, тревожный вечер военной Москвы.

Талызин окинул взглядом лепной карниз, обегавший по периметру высокий потолок, и поудобнее устроился и кресле, предчувствуя: разговор будет долгим.

Полковник Воронин переложил на столе несколько бумаг.

– Еще раз должен отметить, Иван Александрович, вы очень хорошо справились с заданием, – произнес он.

Талызин хотел что-то сказать, но хозяин кабинета жестом остановил его:

– Сильно устал?

Талызин не спешил с ответом.

– Говори, не стесняйся!

– Можно считать, что я в норме.

Андрей Федорович вздохнул, Талызину показалось – с облегчением.

– Немцы цепляются за все, чтобы переломить ход войны, – сказал после паузы старый разведчик, без видимой связи с предыдущим. – У нас появились сведения об очередном новом оружии немцев. Мы должны не опоздать с ответным ходом. И опередить союзников, которые, кажется, уже кое-что пронюхали. Суть дела такова: нам известно, что гитлеровцы сооружают где-то в районе балтийского побережья новый тип ракеты с серьезной начинкой…

– Я слышал об этом.

– Вот-вот. Мы замыслили кое-что по этому поводу. Хотим и тебя подключить.

– Я готов.

– Не сомневался в этом, Иван Александрович, – впервые за время разговора улыбнулся его собеседник. – Не стану скрывать: задание тебя ждет сложное, потруднее предыдущего. Речь идет как раз об этой самой начинке. Мы предполагаем, что немцы в пожарном порядке разрабатывают новое химическое оружие, которое может доставляться с помощью ракет.

– Значит, не взрывчатка?

Андрей Федорович покачал головой.

– Отравляющие вещества. ОВ широкого спектра действия. Может быть даже, нервно-паралитический газ.

– Но международные соглашения… Немцы ведь до сих пор не решались применять химическое оружие, – заметил Талызин.

– Верно, до сих пор не решались, – согласился Андрей Федорович. – И международные соглашения на сей счет имеют место. Но теперь ситуация на фронте резко изменилась. Смертельно раненный зверь способен на все… Наша задача – подготовить защиту против возможного удара немцев, – продолжал Андрей Федорович, – а для этого нам нужны полные сведения об этом новом оружии. Прежде всего, об ОВ какой группы идет речь. Но не только это. Надо знать их химическую формулу и саму природу вещества. Нашим ученым необходима, я бы сказал, опорная точка.

…Теперь, глубокой ночью, снова и снова прокручивая в памяти разговор с начальником Управления полковником Ворониным, Талызин не мог не признать, что дело ему и впрямь выпало заковыристое.

По сведениям, которые сообщили по тонкой и извилистой цепочке немецкие товарищи из Германии, в один из концентрационных лагерей под Гамбургом с месяц назад был брошен француз, до этого работавший в секретной лаборатории на мысе Свинемюнде.

О французе было известно немного: химик с ученой степенью, специалист в области синтеза высокомолекулярных соединений, в прошлом – работник крупнейшей парижской фирмы по производству взрывчатых веществ. Даже в Сорбонне преподавал… После того как немцы преодолели линию Мажино, попал в плен, работал на подземном предприятии. За попытку саботажа был арестован гестапо и брошен в концлагерь. Вот, пожалуй, и все. Имя, под которым он там, неизвестно, особых примет – кот наплакал: невысокого роста, тщедушный, очки носит… Человека по таким скудным признакам отыскать среди десятка тысяч заключенных – все равно что иголку в стоге сена. И потом: то, что француза бросили в лагерь… Что это? Оплошность немцев? Или ложный след, дезинформация? Немцы на такие дела мастаки…

– Твоя задача – найти в лагере этого француза и попытаться выяснить у него все, что он знает о работах на Свинемюнде. И в частности – где именно расположен опытный завод, – сказал Андрей Федорович.

Потом они долго обсуждали общий план операции, попутно уточняя все детали, начиная от внедрения Талызина в концлагерь и вплоть до явок, которыми он мог воспользоваться, когда после выполнения задания ему удастся вырваться из концлагеря. Последний пункт оставался совершенно неясным, хотя они и разобрали несколько вариантов.

– Там, на месте, разберусь, товарищ полковник, – бодро заключил Талызин.

– Мы позаботимся о твоей подстраховке, – сказал Андрей Федорович и помрачнел.

Он хорошо знал, как сложно будет возвратить Талызина на Родину. И дело здесь было не только в чисто технических трудностях. В конце концов, путь возвращения наших разведчиков через нейтральные страны, с помощью немецких товарищей, был более или менее апробирован. Не меньшие трудности возникали в другом… В том, что частенько начинало твориться вокруг разведчика, возвратившегося из-за границы домой после выполнения – и даже весьма успешного – задания. Затевались какие-то непонятные игры, повлиять на которые Андрей Федорович был бессилен: нагнеталась атмосфера тотальной подозрительности, в которой все привычные категории оказывались деформированными, более того – извращенными.

Обо всем этом начальник Управления не мог думать без душевной боли.

– Есть вопросы? – Андрей Федорович внимательно посмотрел на собеседника.

– Подлинное имя француза известно?

– Он наверняка, как я уже сказал, сменил несколько имен. Тем не менее, для ориентации, на всякий случай… – Андрей Федорович взял лежащую перед ним дешифровку и медленно, раздельно прочел несколько фамилий. Талызин мысленно повторил их. Возможно, пригодятся, хотя Андрей Федорович прав: это маловероятно.

– Еще вопрос: как поверит француз, что мне можно доверять, если я выйду на него?

– У француза есть старший брат, моряк, который участвует в Сопротивлении. Нам удалось разыскать его. Ну, это совсем особая история… Так вот, братья еще с детства привыкли обмениваться такой фразой… Запомни ее, может, пригодится… – И начальник Управления произнес несколько слов.

Большие «наркомовские» часы, стоявшие в углу, уже пробили полночь, когда Талызин покинул кабинет начальника Управления.

Москва в этот поздний час была пустынной.

При мысли о холодном гостиничном номере Талызин поежился и решил добираться к себе пешком – благо недалеко, – чтобы оттянуть встречу с неуютной, по-казенному обставленной комнатой.

Несколько раз его останавливали патрули, тщательно проверяли пропуск.

Талызин задумчиво смотрел на дома, памятники, словно видел их впервые. Быть может, он, сознательно или подсознательно, старался запомнить их, крепко запомнить…

В Москве ему оставалось быть меньше суток. Завтра к вечеру за ним заедет нарочный и отвезет на аэродром.

Но путь Талызина теперь проляжет не далеко за линию фронта, как было в прошлый раз, не во вражеский тыл. Талызин полетит на фронт, на один из самых напряженных и трудных участков, название которого в последние дни все чаще повторялось в сводках военного командования.