Путь «Каравеллы», стр. 7

Захваченный необъяснимым видением, позабыв обо всем на свете, Валентин продолжал жадно всматриваться в кристалл. Но глубина его оставалась пустой – в ней ничего не нарождалось.

Бросив случайный взгляд на часы, штурман ужаснулся: близился рассвет, а ему казалось, что он всматривался в кристалл всего несколько минут.

Можно было подумать, что кристалл обладает способностью сминать, сжимать время, как рука сминает в комок лист бумаги.

В хрупкой тишине прозвучал мелодичный гонг, призывавший всех, кто свободен, на зарядку. На «Каравелле» наступало утро.

Брать с собой на дежурство кристалл штурман не стал, хотя ему и хотелось этого. Он аккуратно завернул свою находку в листок, вырванный из блокнота, и засунул пакетик в самый дальний угол ящика письменного стола.

Вернувшись, он кинулся к столу, вытащил пакет и развернул его – тот был пуст! Кристалл исчез.

Предчувствие беды охватило Валентина. Ему невыносимо хотелось рассказать обо всем происшедшем капитану, и в то же время прежняя властная сила удерживала его.

Штурман не думал теперь ни о том, откуда мог появиться на корабле загадочный кристалл, ни о том, чем объясняются его чудесные свойства. Ему хотелось только одного: найти кристалл и смотреть, смотреть в него, не отрываясь!

Валентин сел к столу, вытащил ящик и принялся перебирать всякую ненужную мелочь, которая всегда накапливается, когда человек долгие годы живет на одном месте.

Внезапно Валентин насторожился: ему показалось, что дно ящика, которое было выложено серебристым пластиком, приобрело необычный зеленоватый оттенок. Он потыкал в дно скальпелем. Так и есть! Кристалл растекся по дну ящика, приняв цвет и форму дна.

– Словно он спрятался от тех, кто мог бы заглянуть в отсек в мое отсутствие!.. – пробормотал Валентин, отковыривая тонкий слой вещества от днища.

Полупрозрачный слой вещества – Валентин вытащил его из ящика и положил на стол – казался живым. Пластинка медленно шевелилась, по ее поверхности пробегали волны. И еще одно: когда штурман вынимал пластинку из ящика, она показалась ему значительно тяжелее, чем утром.

Рядом с пластинкой лежала горка вещей, небрежно и торопливо выложенных из ящика: носовой платок, дневник с оторванным куском обложки, старинная платиновая ручка, подаренная ему приятелем, постоянным партнером по шахматам.

Валентин не отрываясь смотрел на пластинку, и давешнее состояние, испытанное прошлой ночью, постепенно возвращалось к нему.

Между тем пластинка, медленно изгибаясь, начала миллиметр за миллиметром приближаться к кучке предметов. Вдруг, подскочив, она коснулась авторучки. Послышался легкий треск, и ручка исчезла. Живая пластинка помутнела, но через несколько мгновений стала полупрозрачной, как прежде. Правда, структура ее несколько изменилась: посреди пластинки появилась тонкая разделительная линия…

Что это было? Взрыв? Но Валентин не почувствовал ни малейшего сотрясения воздуха, ни какого бы то ни было выделения тепла. Стол на месте вспышки также остался цел и невредим.

«Подарок Володи… Что я ему скажу?» – мелькнуло у штурмана, как будто это сейчас было самым главным.

Он потрогал пластинку, которая между тем начала стягиваться в комок. Температура вещества, как и прежде, была невысокой.

«Градусов тридцать», – определил штурман.

Ну и ну! Взрыв, при котором исчезла пластинка! И это при температуре более низкой, чем температура человеческого тела. Тут было над чем задуматься, но задуматься над чем бы то ни было в эти секунды Валентин был неспособен. Он весь превратился во внимание, он мог только улавливать таинственные сигналы, испускаемые пластинкой.

Между тем комок начал быстро принимать знакомую Валентину форму ромбического кристалла. Грани его выравнивались, глубина наливалась фиолетовой синью.

КРИСТАЛЛ

Валентин почувствовал себя парализованным. Случись аварийный вызов – он не смог бы и рукой пошевелить. Только глаза его жили, впитывая то необычайное, что происходило внутри кристалла. Там жил по своим особым законам чужой мир, резко своеобразный и непонятно привлекательный. Как умещается он, однако, в таком ничтожном объеме?..

«В маленькое отверстие можно увидеть большой зал, – догадался Валентин. – Как знать, может быть, этот кристалл – щель в неведомый мир? Но что это за мир?»

Огненные шары прочерчивали пространство. Голубые шары медленно двигались, описывая замысловатые траектории. Время от времени некоторые из них лопались, образуя ослепительные маленькие солнца.

Одновременно в голове Валентина стали вспыхивать вопросы, словно задаваемые кем-то со стороны. И он – так же мысленно – принужден был отвечать на них.

– Тебя именуют штурманом. Что означает этот термин? – звучал в мозгу вкрадчивый голос.

– Я прокладываю курс корабля…

– Так мы и думали! – В голосе, звучавшем в его мозгу, Валентину почудилось удовлетворение.

Голос умолк.

В кристалле, постепенно разрастаясь, забушевала спиральная туманность. То попеременно, то одновременно освещалась она двумя разноцветными светилами.

Внезапно Валентин почувствовал, что летит в открытом космосе.

Ни закричать, ни изменить направление полета штурман не может, хотя и пытается. Он несется словно щепка в бурной реке, подчиняясь чужой воле.

…Это траектория, по земным понятиям, немыслимая. Невозможная не только с точки зрения человеческого разума, но и с точки зрения любого компьютера, созданного землянами. Траектория, в каждой точке которой кривизна меняется, судорожно пульсируя, в течение исчезающе малых долей секунды. Траектория, которую можно сравнить разве что с чудовищно искореженной спиралью, если предположить на миг, что у нее появилась способность самостоятельно перемещаться в пространстве.

Он летит и летит, с каждым витком, с каждым мгновеньем приближаясь к кораблю. Вот перед самыми глазами мелькнули литые изогнутые поверхности корабля, слабо и неравномерно светящиеся на фоне черного пространства. Краткий миг, похожий на обморок, – и штурман внутри «Каравеллы».

Самым тяжким было: ходить среди своих, выполнять обычные обязанности старшего штурмана и не надеть возможности крикнуть во весь голос о том странном и страшном, что с ним происходит.

Чужая воля требовала, чтобы штурман изменил курс корабля. Изменил тайком, никому об этом не сообщая, чтобы остальные не смогли помешать ему в этом.

Прошло еще несколько дней, и штурман вдруг явственно почувствовал, что сходит с ума. А чем иначе объяснить, что он ощутил себя в двух точках одновременно?..

Вот он, штурман Валентин Орленко, стоит в своем рабочем отсеке перед сумматором и ловит непослушными, трясущимися от последних переживаний руками узкую пластиковую ленту с выкладками, которая серой змейкой выползает из дешифратора.

И в тот же самый миг – оставаясь в штурманском! – Орленко ощутил себя столь же явственно в энергетическом отсеке.

Старшего энергетика Ольховатского в отсеке еще не было, но он должен появиться с минуты на минуту. Его дублер рисовал ежедневную диаграмму распределения энергии по отсекам «Каравеллы».

Штурман Орленко ощущает себя небольшим комочком серого вещества, который проник сюда, в энергетический.

И пока тот, первый штурман, находящийся на своем рабочем месте, штурман-1, всматривается в узкую перфоленту, пытаясь разобраться в калейдоскопе цифр, штурман-2 медленно проплывает над самым полом энергетического отсека.

В рубку вошел Ольховатский.

– Владимир Николаевич! Я уже заждался, – воскликнул дублер и ушел.

Тем временем невзрачный комок серого вещества перемещался в чаще энерговодов – разнокалиберных кабелей, которые наподобие щупалец морского чудища тянулись от главной энергетической установки корабля – «Катеноида» – в разные отсеки «Каравеллы».